Вдохнув озон неапольского ветра
и заложив MDMA на зуб,
три друга – Гомес, Хулио и Педро –
пошли на танцы в некий модный клуб.
Кружились в вальсе трепетные пары,
моргал зелёным глазом стробоскоп
и в перебор испанская гитара
хуячила хардкор под Кровосток.

Но у Фортуны есть свои игрушки,
и в том же клубе в тот же вечерок,
Кончита с Хуанитой – две подружки –
искали двух самцов на поебок.
Пылал, как ад, безумный санаторий,
смешав в один кактэйль Добро и Зло;
когда пересеченье траекторий
у этих пятерых произошло.

Две бляди. Три падонка. Третий лишний.
Такоф сюжэт. Интрига беспезды.
Когда вмешался в тот расклад Всевышний,
зажглось две электрических звезды,
возник ажиотаж, бардак и помесь,
а как въебли «Владимирский Централ» –
с Кончитой – Педро, с Хуанитой – Гомес
в обнимку летка-енку танцевал…

Лишь Хулио от ярости и муки
курил в сторонке кожаный бамбук
и лил слезу в стакан из-под самбуки,
и ядовито всхлипывал… Как вдруг
к нему подгрёб весьма дородный мачо,
красив, в костюме-тройке, средних лет,
и, выпив рюмку рома за удачу,
повёл ево за ручку в тувалет.

И разошлись пять-жизней-две-дороги…
Что было дальше? – Был полуфинал,
где Педро жог Кончиту в гардеробе
и Гомес Хуаните в рот давал.
А Хулио, обнявшись с писсуаром,
заполучал огромный хуй в дупло,
навеки запятнав себя кошмаром,
базлать о коем просто западло…

…Прошли года. Кончита с Хуанитом
и Гомес с Педром в N-ный День Сурка,
обнюхавшись кокосом с аццким спидом
всей шоблой нахуй канули в века.
А Хулио покрыл себя позором,
как самое последнее хуйло.
Впослецтвии он стал тореадором.
И убивал животных за бабло.

Мораль сего - падонкафская совесть,
которая превыше злобы дня.
Так, будь ты, блять, хоть Педро, блять, хоть Гомес –
не в нике и не в имени хуйня.
Но если ты – как Хулио-хуило,
хоть крут как три Иглесиаса ты –
засунь сибе в ачко кило тротила.
И прыгни на кол с ацкой высоты.