«Все-таки какая же он сука, этот Березовский, – думал Бабицкий, глядя в сумрак зиндана. – Напиши ему для «Таймс» репортажик. Хороший выходит репортажик».
В зиндане было холодно и сыро. Рядом беззвучно сидели два человека, социальную и национальную принадлежность которых журналист не определил, хотя провел с ними уже трое суток. И еще один, забитый до состояния куска говядины, лежал напротив. Вроде бы за него не заплатили к положенному сроку.

Сидя в глубокой земляной яме, журналист пытался проанализировать события последних дней. Березовский обещал, что примут очень хорошо. Бабицкий не сомневался. С тех пор, как Кремль под нажимом Евросоюза отпустил Чечню из состава страны, в республике многое изменилось. Во времена путинского режима Бабицкому, чтобы погостить у Басаева или Масхадова, нужно было пройти сквозь блок-посты федералов. Теперь режим, как в Москве, так и в Грозном был совсем другой. Во главе Ичкерии стояли те, у кого он раньше часто гостил.

«Не ссы, Андрюша, – говорил Березовский. – Ты хорошо знаешь Ахмеда, он тебя хорошо примет»… Самолет в Тбилиси. Переезд в Грозный. Бородачи с автоматами, кого-то из них, казалось, он раньше видел. Впрочем, бороды и зеленые повязки делали их похожими. Эти бородачи умеют так озорно улыбаться, и никогда не поймешь, о чем. Они улыбаются, когда танцуют с ножами. И когда отрезают голову заложнику. И тот молодой чеченец, кажется, его звали Руслан, тоже улыбался, когда, толкнув его прикладом, сказал: «Прыгай в яму, собака».
Но почему же в яму? Зачем в яму?
Раздалась короткая автоматная очередь. «Кого-то опять шлепнули», – мрачно подумал журналист.

Андрей чувствовал себя звездой. О нем знал если не весь мир, то, как минимум, очень многие. А в Ичкерии его статус, тем более, должен быть на высоком уровне. Чеченцы любили его. Талантливый журналист красочно рассказывал миру о свободолюбивом народе под пятой ужасного Путина. Никто не мог описывать зверства русских в Чечне лучше Бабицкого. Его репортажи шли на «ура». Его мнение имело вес. Чеченцы его ценили – понимали, что такое пиар в войне. А теперь, когда на дворе 2012 год, когда столько хорошего в прошлом, – в яму.

Надо сказать, эта чертова независимость все испортила. В Чечне новая стадия войны всех против всех. Мелькание каких-то бородачей в новостях BBC News. Кто-то кого-то убивал. Из-за этой независимости у Андрея снизилась зарплата. «Вот если бы здесь по-прежнему были федералы, тогда другое дело, – грустно думал он. – Федералами все легко объяснить. Вот несчастный народ, а вот источник зла».

Но федералы ушли, а мир и процветание почему-то не пришло. Скорее наоборот. Раньше все эти бандиты назывались чеченским сопротивлением. Теперь сопротивляться было некому, но они по привычке убивали, и никто не мог ничего с этим сделать. Даже президент Ахмед Закаев, радостно принятый всем мировым сообществом, не знал точно, кто из его подчиненных кого как убивает – по бизнесу или по службе.
«Проклятое место, – подумал Бабицкий, тщетно пытаясь согреться, напрягая и расслабляя мышцы ног. – Здесь почему-то все время кто-то кого-то убивает. Не надо было сюда ехать. После отделения от России – не надо».
Грубый квадрат из сколоченных досок вверху отодвинулся. Солнечный свет ударил в сверху и ослепил. Сердце журналиста замерло.
- Бабицкий! Вылезай, – крикнул чей-то голос. Это был Руслан.
Жмурясь, ощущая в груди надежду и страх, Андрей поднялся по деревянной лестнице наверх.
- Наконец-то, – сказал он. – Я так долго ждал.
- Пойдем. Тебя ждет Ахмед.
Сердце застучало в груди Бабицкого. «Ахмед! Ахмед! Дружище!» – думал он, и ему хотелось плакать от радости. Но он сдержался. «Наконец-то это недоразумение заканчивается, – подумалось. – Нужно принять уверенный вид. А то старый друг увидит, что я испугался. Несолидно».

Его завели в дом и провели в большую светлую комнату. Ахмед в черной форме с серыми разводами сидел за столом из железа и пластика. На столе стояла тарелка с печеньем, большой чайник и одна чашка. Пахло кофе. «Кажется, мебель из «Икеи», – пронеслось в голове. В тот же миг он подумал о странной нелепости своей мысли – «При чем здесь «Икея»?! Я жив! Жив!». И ему стало еще радостнее.

Закаев приветливо улыбнулся и обнял Бабицкого. "Марша вогIийла!",- - от радости почти закричал Бабицкий. Полузабытые чеченские слова, которые журналист пытался говорить каждому встречному чеченцу, и на которые они часто странно улыбаясь почти приветливо отвечали, теперь, как ему казалось, звучали абсолютно к месту. 
- Присаживайся, – сказал президент Ичкерии. – Ну как ты?
Его речь звучала забавно: русские слова с британским акцентом, совсем без чеченского.
Во дворе раздалась короткая очередь из «Калашникова».
- Ой, блядь! – вздрогнул Бабицкий.
- Да, не говори, – хмыкнул Закаев. – Я тоже отвык. За столько лет в Лондоне. Снова привыкаю.
- Ахмед, дружище! Меня три дня держали в зиндане! Замерз насквозь!
- На вот, попей кофейку, – сказал Закаев, и протянул ему свою чашку.
Бабицкий с удовольствием отхлебнул. После трех суток голода крепкий сладкий кофе ударил в голову.
- Зачем меня там держали? – кокетливо спросил журналист.
- На всякий случай. Так принято.
- А ты где был?
- В отъезде. Срочные дела.
Они еще говорили о чем-то пустячном. Вдруг Бабицкий вспомнил:
- Диктофон! У меня забрали диктофон. Как же я сделаю интервью с тобой?
- Не надо интервью. Тебя скоро расстреляют.
- Как… как это рас… рас… стреляют, – с трудом проговорил Бабицкий.
- Очень просто. Из автомата. Ты чего забыл как ты работал на тех самых фашистов-патриотов, обслуживал их сайты. Интернет как известно – основа прогресса. Получается что ты работал на прогресс наших врагов. Мы же в Лондоне не даром фишэндчипс кушали. И Бабицкому показалось что Закаев опять улыбнулся.
- Но Ахмед, – пролепетал журналист, – я же не федерал! Я даже почти не русский!
- У нас не только русских убивают. А что не русский – так тем более. Ты же еврей, Бабикий, а евреи уничтожают наших братьев в Палестине – еще раз улыбнулся Закаев.
- Ахмедик, – я же помогал Басаеву!
- Вот и поможешь ему еще. На том свете. Ты надеюсь верующий?
Журналист попытался собраться с мыслями, но в голову ничего не приходило, кроме фразы – «мне пиздец». Он ждал услышать слова: «Ладно, братан, я пошутил!», но тщетно. После долгого молчания он, наконец, спросил:
- Почему?
- Как рупор чеченского сопротивления ты больше не нужен. А так… Я хочу убить тебя просто так.
- Но ведь… Ахмедик, меня ведь можно продать! Думаю, за мою голову дорого заплатят. Я же звезда свободной журналистики, – взволнованно произнес Бабицкий.
Посмотрев на него с грустной улыбкой, Закаев ответил:
- Эх, Андрюшка. Вот снова ты о деньгах. Все вы такие журналисты, люди испорченные деньгами. Деньги – мусор. Я хочу убить тебя просто так. Имею я право на маленькую прихоть?

Закаев жестом дал знак двум охранникам. Бабицкий услышал от одного из них: «пойдем», у него похолодело внизу живота и он начал терять сознание.