- Руки на стол ! Руки… !
… Пятак летит в одну из раскрытых под столом ладоней, и три пары рук с грохотом шлепаются на дощатую поверхность. Стол вздрагивает, и все замирают.
Фига с два они что-то услышали: монетка в моей правой руке под безымянным пальцем, на «бугре Солнца», как говорит моя бабушка, а хлопаем мы по столу больше для проформы, для азарта. Опытный игрок в «бип-боп» всегда опустит руку с монетой мягко, беззвучно и очень быстро. Так, что противник ничего не успевает заметить.
Там, на противоположной стороне стола, должны угадать, под какой из шести ладоней у нас троих спрячется затертый медный пятак. Напротив меня сидит Витька, он в центре у своих, сейчас он повторяет это самое «бип-боп», повторяет много раз, пока я так же бесконечно долго вожу монетой вверх-вниз, стукая, кляцая ею об стол и опуская под столешницу, касаясь там одной из сложенных рядком на моих коленях ладошек, в которой, в конце концов, она и окажется, стоит Витьке крикнуть : « Руки на стол ! »
Или она останется под одной из моих рук.
Каждый вечер, после ужина, мы в беседке играем в эту игру. Мы классно играли, пока не появился этот Витька. У него своя компания и, на мой взгляд, не нужен им был никакой «бип-боп», они с утра до вечера шляются по лесу, трофеи ищут. На высотах полно всяких таких «сокровищ», только копни.
Я тоже в лес хожу, когда гербарий делаю. Или, бывает, корни нужны. Витька мне в лесу и прежде проходу не давал, это он сейчас смирный, когда его мать – наша старшая пионервожатая, поблизости. В лесу им лучше не попадаться, засмеют, а то и что похуже…А в лагере он меня не особенно замечал, а что, он тут совсем был король, пока вот не сел в пятак с нами поиграть.
Одну за другой он убирает у нас две крайние руки. Правильно. Пусто там. Я бы тоже так сделал. Только я вот, скорее всего, сразу бы и монетку просек. Это же по человеку видно, если не по пальцам, так по лицу.
Я с растениями вожусь, от них многому научился. Если научиться понимать всякую природу, людей скоро тоже насквозь видеть можно.
Опытный игрок должен на мгновение раньше успеть заметить, когда его вот-вот расколют и успеть, оторвав обе ладони от стола, хлопком сложить их и вновь опустить на стол, чтобы уже незаметно было. Ну, ну, а где теперь пятак ? В которой ?
Витька так не умеет, потому все время и прокалывается, а друзьям своим кидать монету под столом он и вовсе обычно не решается. Так ему нас никак и не обыграть, весь лагерь уже смеется. Правда, знаю я теперь, что в лес мне лучше ни ногой.
Сейчас уберет еще две. Ладно, не тяни, я тебе подыграю.
Вот мама твоя идет, вечерняя линейка скоро.
Мягко отрываю свои ладони и, медленно подняв, держу на весу в сантиметрах пяти над столом. Думай, Витька, наблюдай. Я мог поднять ладони и просто так, пустые. Или я все же дразню тебя, и пятак у меня прилип к бугорку Солнца…, но только вот к какому из двух рук ? Думай, наблюдай…
- Мария Ивановна, а ваш сын опять дерется… И кошку он вчера порезал…
Это Махоня , известная ябеда.
- Не выдумывай, Лена, - старшая пригладила волосы. - Он весь день в кружке занимался.
Она всегда поправляет прическу, когда врет. А что ей остается? Ее-то Витька и вовсе ни во что не ставит.
Сейчас она даст сигнал, зазвучит горн, мы все бросим и побежим строиться. Мы снова выиграли.
Витька незаметно пихает ногой ножку стола, стол качается, его край толкает меня в грудь, руки вздрагивают и… пятак со звоном падает на стол.
Гад !
Звучит горн…
Как здесь было хорошо, пока ты…, пока ты не начал с нами играть…
И мне было на тебя наплевать. Тебя не было.
«Бип-боп», «бип-боп»…Завтра это повторится снова… Я знаю. Он не отстанет, пока я не уступлю, пока не стану ему подыгрывать «наоборот», и пока могу его ненавидеть…
«Бип-боп, руки на стол…»
* * *
- Мальчика…, Мальчика… ! – истошный женский крик разбудил нас всех.
Тихий час в лагере - это, все знают, святое. И пошептаться и вздремнуть. Но, так или иначе – тишина. Должна быть тишина. Должна…
За окном забегали, кто-то пронзительно завизжал.
- Мария, где ты ? Найдите Марию…
Мы высыпаем на улицу, все теперь чувствуют: что-то случилось.
Навстречу бежит Мария Ивановна, на ней лица нет, и все мы бежим куда-то к комендантскому корпусу.
Впереди Ленка Махоня, это визжала она.
- Что-то с Витей ?
Все уже понимают, что-то случилось с ее сыном. Что могло случиться такое, отчего за считанные минуты пробудился весь лагерь, отчего старшая пионервожатая, которая в эти два часа обычно загоняет нас по палатам и шикает на взрослых, вдруг так истошно орет ?
Мне плохо и у меня подкашиваются ноги, я падаю. Но никто меня не замечает. Все бегут дальше, туда за ограду, в лес.
Мне вдруг становится очень жалко Витьку, я плачу. Еще недавно я его не любил, презирал, боялся, а теперь нет. Мне просто его жалко. Как можно ненавидеть мертвого ?
Бедный Витька, тебя просто больше нет… Я больше не буду прятаться от тебя. Ты теперь никак…
Поднимаюсь и бреду вслед за всеми. Замечаю едва раскрывшиеся ландыши и шепчу им чуть слышно: его больше нет. Бедняга. И мне становится очень легко.
Вот они все. На просеку уже подъехала милицейская машина. Так быстро…?
- Убит пулей в голову, наповал.
- Откуда тут огнестрельное оружие ?
- Дети иногда копают что-то в лесу, могли случайно…
Мне снова плохо, меня тошнит. Кто-то смотрит на меня сочувственно. Я больше не хочу в этот лагерь, я уже ничего не хочу. Детство закончилось.