- Ирка! Ирка! Какая же ты блядь, Ирка! – визжал в коридоре вымазанный йодом голос.
Просыпаться под эту какофонию было дико неуютно, так, что даже яйца вспотели. Но деваться было некуда: сон выветрился, как лёгкий пук в аэродинамической трубе. Ёбаные соседи!
Что самое интересное, так это то, что Тётьтаня оппонировала к своей дочери Ирине, за глаза именуя её блядью, при том, что сама направила её на эту нелёгкую стезю.  Ирина с юных лет являлось основным источником дохода этой неразумной семьи. Такса её всегда была невысока – район стоимости литра водки.

Я с неудовольствием встал, и побрёл к окну. Под окном стоял контейнер для мусора, в котором лениво копошилось два пса и бомж. Я ещё раз подивился игре ума риэлторов. Почему они называют третий этаж еврейским? Жил бы себе на тринадцатом, и взор бы мой не упирался в помойку, а гордо бы парил над Москвой, разглядывая вдали огонь Копотни. 
На подоконнике лежал не совсем очищенный подсохший мандарин и кропаль гашиша. Фруктов мне не хотелось, и я с интересом уставился на кусочек радости. Да ну, тоже в пизду!

Нарисовалась трудная, но очень нужная задача: прорваться в коридор к своему холодильнику, цепануть пива и спрятаться к себе до того, как Тётьтаня начнёт клянчить деньги. Выданные ей «в долг» рубли уже составляли мой месячный бюджет.
Мечты-мечты. В дверь глухо забарабанили:
- Генка-а-а… Генка-а-а… Спишь что ли? Ты спишь, Гена-а-а? Гена-а-а… Спишь, да?
От стука и медитационного бормотания мне стало как-то нехорошо. Даже в дно начало бить. Я серьёзно стал опасаться, что тривиально обосрусь у себя в комнате, поэтому открыл дверь и вежливо поинтересовался:
- Хули надо?
Щербатый рот Тётьтани растянулся в хитрой улыбке.
- Ты эта… займи стольник до вторника…
- Иди нахуй! – я попытался закрыть дверь. Но хищник уже почуял добычу. Нога в ободранном, когда-то розовом, тапке завоевала плацдарм.
- Ты эта… Ген… ну что тебе стольник, а?
Я пошире распахнул дверь и с криком «Осторожно! Двери закрываются» захлопнул. Тапок благоразумно юркнул в коридор.
- Ген… Гена-а-а… Может, Ирку хочешь?

Настроение было с самого утра загнано в глубокую жопу. Из дома надо было уходить, и побыстрее.
Я включил телевизор и стал одеваться. Умывание не представлялось возможным.
Голос Дроздова что-то добро и слюняво песдел про морских жителей. Я взглянул на экран и чуть не подавился слюной. По дну величаво, и кладя на всё хуй, полз омар. Я понял, что если не куплю и не сожру раков, подохну в диких мучениях от пищевого онанизма.

Выскочив в коридор, я сунул стольник в руки дежурящей Тётьтани и помчался на рынок.

***
Раки лениво шевелились в преддверии апокалипсиса. Я, творец их пиздеца, хитро поглядывал на них, ваяя бульон. Оставалась порубить укроп и кинзу. Я вкусно промыл пучки и уложил зелень на доску. Только кухонный нож, моя гордость, вознёсся над витаминами хуястояния, как я почувствовал присутствие инородного предмета на кухне. Оперевшись на косяк, с сонной полуулыбкой на раков смотрела Ирка.
- Раки, – констатировала она факт.
- Хуяки, – вторил я ей и принялся нарезать зелень.
Минута молчания длилась не долго.
- Ген, а ты хорошо ебёшь? – философски спросила Ирина.
- Никто пока не жаловался. Жалеют, наверное. – мрачно ответил я. Не люблю, когда под руку говорят.
- Нет, ну всё-таки? Сам как думаешь?
- Отстань, очень тебя прошу.
- Ген…. А можно мне попробовать?
- Раков? Хуй тебе!
- Да не раков, а как раз хуя. Твоего.
Ирка была девчонкой симпотной, но количество пользователей ею меня настораживало: ничего грустнее придумать нельзя, чем сидеть с венерическим букетом и жрать раков.
- Откажусь, пожалуй, Ир.
- Чего так? Не стоит? Может, ты ещё девственник? – Ира подошла и хватанула меня за задницу.
Я наотмашь, тыльной стороной руки, в которой был нож, ударил Ирину в голову. Она отлетела к двери и гулко приложилась затылком. Я испугался. Но зря: Ирина с томной улыбкой начала тереть себе пизду.
- Точно, девственник.
Я сурово подошёл, поднял её за лацканы халата, и въебал ещё. Нижняя губа девушки лопнула и набухла пунктом крови. Ещё удар.
Швырнув её нас стол, задрал халат…..

Перед её лицом стояла банка с солью. В такт фрикциям она заглядывала в банку.
- Ра-ка-ми…Ра-ка-ми у-го-стишь?