Я неловко потянулся и секретарша Нина подавилась моим огромным хуем.
- О, Господи…
- Что, милая? – отвечаю машинально, мысли заняты разговором с Биллом. Я был излишне резок. Не стоило говорить, что его новая операционка – говно уже потому, что моя любимая игра на ней слегка тормозит. Билл плакал. Он всегда комплексует при разговорах со мной. Но он вовсе не неудачник. Просто мне везло. Школа, ПТУ, разведрота ВДВ, три высших образования, кандидатская,  докторская,  избрание в Академию – все как-то легко и незаметно.

- А ты ее уволь нахуй! – это кролик намекает на мою жестокость. Постоянно двигающийся нос придает его морде глумливое выражение. Он знает, как я огорчен размолвкой с удавом, но все-таки сыплет соль на раны. Подонок. Но он прав, нужно идти извиняться. Улыбаюсь Нине: она все-таки справилась.
- Умничка. Скажи Тане,  пусть зайдет через час.

Конечно же, я не уволю ни одну из этих девчушек. Я их очень люблю. Каждую из них я когда-то спас. Кого-то находил в луже, некоторых доставал из помойки, избитых и изнасилованных. Долго лечил, выхаживал, дал хорошую работу. Как приятно пройти утром мимо их строя в длинном коридоре. Милые мордашки, разноцветные чулочки, веселые стрижки на лобках.

Когда удав что-нибудь натворит, прячет голову под шкафом с коллекцией фантиков от жевачек. Сейчас его там нет.
- В гараже – говорит кролик.
Спускаюсь. Там, между “Фантомом” курьера и “Кайеном” уборщицы, стоит слегка помятая “копейка”. Я очень сентиментален, вот и храню.  Глажу по капоту: на ней я сбил первого пешехода. Одно время я увлекался этим видом спорта, но потом бросил, потому что боялся очерстветь душой.

Лежит – разожравшаяся неразборчивая скотина. Я скармливаю ему тех, кого не люблю. В четверг он заглотал жида, хохла, черножепого, какого-то пидора и бесформенную тетку средних лет. После этого вполз в мой кабинет в разгар переговоров с пожилым олигархом, отвратительно рыгнул и прошипел:
- Слышь, по- моему, они там ибуцца.
Вести переговоры стало не с кем. Я вытащил эту гадюку в приемную за хвост и заявил:
- Пездец, констрикторбля, ты теперь на диете. Полгода будешь жрать гавно и подзалупный творожок.

Что и говорить, я разозлился. Тяжелые переговоры подходили к концу. Я уже давно охотился за этой рукописью. Она была найдена археологами в Киеве, на прародине человечества, и содержала записи тех догматов иудаизма, которые,  как до сих пор считалось, передавались лишь устно. Ради нее я соглашался расстаться с моими долями в “Газпроме” и “Итере”. Но этого жлоба акции не интересовали. Он хотел, чтобы я публично похлопал его по плечу и с моей фирменной доброй улыбкой сказал:
- Как я рад тебя видеть, друг мой.
Мы уже почти достигли компромисса, но укуренный гаденыш все испортил.

Я отходчив:
- Хачека хочешь?
Друзьям не нужно много слов. Он оценил, скоро приползет. Попрощаюсь с ним и кроликом. Я очень устал, даже писательская самодеятельность не доставляет былого удовольствия. Если, что бы я не начинал писать, рассказ неизбежно съезжает на пизду и наркотики - пора менять обстановку и уходить в запой. Паленая водка, паршивый кокс и обшарпанная комната в коммуналке быстро приведут меня в чувство. Примерно за месяц.
 
Входит Таня. Шатенка с зелеными глазами, черные чулки, лобок выбрит – мой любимый тип. За окном серая мгла. На фоне Кремля едва выделяется старое дерево с причудливо переплетенными ветвями. Они напоминают мне логику моей бывшей жены. Она дура, стерва, блядь и еще раз дура, но я ее люблю. Как все нелепо получилось… Кажется, она тоже меня любит, но что-то все время мешает нам быть вместе.
- Танюша, оторвись от хуя и послушай. Меня не будет недели две. Остаешься за старшую.
Оглядываюсь. Кролик далеко, но я перехожу на шепот:
- Пока меня не будет, удава не кормить. Ты поняла меня, детка? Не давайте ему ни-ху-я.