Ветер трепал перетяжки над Невским, задувал, закидывал в холодную трубу свои леденящие языки. Пальцы мерзли. Мерзли инструменты. Мерз весь город. Прохожие мутной рекой текли через переход кто к «Пассажу», кто к «гостинке». Всем было дел по горло, но не нам. В переходе немного теплее и посуше. Там мы играли музыку. Не так как сегодня играют, не попрошайничая. Спокойно, сдержано и достойно. Нам хватало, на все - на выпивку, курево, еду, девушек. На то, чтобы жить спокойно и не парить себе голову дебильными проблемами, что делать и почему я играю музыку здесь.
Цыц, сявки. Кто ж там все время вякает? Давайте пройдемся по именам и нравам. Кроме нашей полусумасшедшей тусы в переходе отметились Веселкин, Воропаев, Чиж, Кашин, Глеб Малечкин, Федор Чистяков, Трахтенберг, СТДК, и пусть это звучит не скромно, но только в этом городе можно научиться играть и качать музыкой толпу. Нет в других городах тоже играют музыку, но в Питере ее играют совсем по другому. По-негритянски, чтоли? Когда пара тройка тактов заставляет остановиться и впитывать в себя энергию и кайф. Когда из вечно-летящей толпы выскакивали люди и с обалдевшим взглядом, останавливались напротив нас. И оставались на пол-часа - час, пока мы не устраивали перерыв, чтобы сбросить слушателей на ноль. Мы научились музыкой останавливать город. За что иногда не по одному разу на день имели разборки с ментами с переулка Крылова.
-Лех, давай перерыв сделаем.- слегка подмерзший Бэм, пританцовывая, раскидывает пачку денег на пять частей. У него со вчерашнего еще трубы горят, правда он уже успел поймать полтос водки, но на морозе это не доза. Безнадега. Все бухают, не бухают так ширяются. Музыканты от бога, Швейк, с утра зрак отсутствует, Билл в кумаре, Ванечка Воропаев, с черного на синий и обратно, Бэм синяк со стажем и дозой около литра за сутки. Юрка, тоже алкан, но идейный. Я не запойный, но тоже люблю пивас и дунуть хорошей травы.
Виталик пришел, принес краснодарской. В тихую, полушепотом, - Парни, есть чокаго, пойдем дунем? Кто будет?
-Да хуле, все и будут, - Поручик складывает свой саксофон, в мячкую тряпочку укладывает мундштук. В кофре поблескивает шприц, из-за которого его не раз винтили менты. У Поручика сахарный диабет, и тонкий инсулиновый шприц, который он не всегда использует по назначению. За то есть об этом справка, и менты, пару-тройку раз приводившие его в пикет уже обломались, и больше не достают, чем Поручик и пользуется. Едва ли не в наглую таскает с собой уже заряженный наркотой шприц.
-Что, куда пойдем, - засуетился Швейк, - в подъездах палево, мусора шерстят.
-Куда, куда, пойдем на «казань», там и от ветра спрячешься, и все на виду. - Я прикурил честер, - Игорек, пригляди за контрабасом? Мы скора.
Игорь не курил и не пил. Берег голос. Однажды вычитав, где-то телегу, что промолчав целый месяц можно привести голос в идеальное состояние, и Игорь замолчал. Еще Игорь любил играть под ровные щелчки метронома и настраиваться под камертон. А мы любили играть регги и курить шмаль, и нам похуй были: метроном, камертон, и все остальные нормы и прочая классическая поебень.
На «казани» было ветрено, спрятавшись в угол за колоннами, спинами прикрываем Ванечку, от посторонних взглядов. Ваня известный виртуоз в забивании штакетов. Он лихо выдувает из беломорины табак, - Беломорканал, беломор канает и будет канать ,- любимая Ванечкина присказка. Высыпам на ладонь небольшую горку, он втягивает через штакету в себя траву, и масляно, по кошачьи улыбаясь рапортует- Тридцать секунд, касяк готов. Я на зоне быстрее всех забивал.
После «Аквариума» Ванечка отметился во всех питерских командах. Между колоннами с видом агента 007 суетился Бэм. Он поглядывал по сторонам, его прибивала легкая измена. – Пацаны, давайте уже взрывайте, а то сейчас менты прейдут.
-Да не ссы ты , не прийдут.
-Бля буду , вот прямо сейчас и будут.
-Ну нахуй, давай иди сюда я те паровоз задую. - Я затягиваюсь, и с накатом дую парик. Сначало медленно и легко, потом все сильнее и крепче. У негра вываливаются глаза, он хватает себя за нос и присаживается. Я смеюсь, - Что, хорошо пошло?! В то горло? Бэм прокашивается и кивает, - Туда, намана. Я оборачиваюсь, Юрику, Ванечке, Виталику, Швейку. Достаю изо рта косой, - Мне кто? Юрка берет, затягивается и снова по кругу. Бэм все так же изменится, суетится и орет, - Сейчас менты прейдут, блять, быстрее, быстрее.
-Заебал, слышишь, тебя не паника зовут?
-Блять , я точно говорю, сейчас нас мусора повяжут.
-Да иди ты, нет никого. Докуриваем, рвем горчичник, выкидываем. Я оборачиваюсь к Бэму, - Ну, что где менты? Нет ментов? Хули ты разорался? У Швейка как-то странно изменилось лицо, он кивнул мне пару раз и мотнув головой, глазами показал куда-то мне за спину. Я обернулся, из-за колонн, медленно поднимаясь по ступенькам, глухо стуча подошвами ботинок по железной лестнице поднимался наряд милиции.
Стараясь не встречаться с ними взглядом, уходим по ступенькам на Невский. Город улыбается. По старым, покореженным домам, по перетяжкам, по рекламным тумбам барабанит ветер, и только мы слышим этот ритм. В трубе уже подпрыгивая от холода и нетерпения негр начинает кричать и по-армейски запевать Гребенщикова ,
- Этот поезд в говне,
- И нам нечего больше жрать,
- Едет поезд в говне,
- И нам на это насрать,
- Бэм, пиздец, ты клоун, хорош голосить, -это негру, а остальным - поцики, настраиваемся, по трубе Дэйва. Каждый немного подтягивает или отпускает струны. Плывут они на такой погоде непредсказуемо.
- –Да заебал, ты, орать, негр блин, помолчи, дай настроиться.
- Да хуль, там настраиваться, давай погнали.
- Уткнись уже, не заебуй. – говорит Поручик давя улыбку, - что ты гонишь постоянно? Качумай уже.
- Ну бля, пацаны, ну поехали, - у негра рвет крышу , он уже танцует, и поет, он уже даже счет просчитал пять раз. – Ну раз, два! Раз два, три…и
- И хуй! Дай настроить контрабас. Помолчи.
- На хуй нада, на нем даже ладов нет.
- А у тебя башни нет, притормози.
- Ну, ебанарот, -Бэм обижается отходит в сторону. Через минуту все готовы.
- Поехали, - и снова неописуемый кайф от музыки и импровизации.
По шесть -восемь часов в день, на пальцах кровавые мозоли от контрабасовых струн. Мне нравится, как играют в нашей команде. Снова толпится народ. В четыре голоса, в терцию и квинту разлетается вокал. Вторая доля сносит голову слушателям. Да и мы, стоим уже, пританцовывая и придумывая на ходу новые фишки и ритмические рисунки. Юрец на гитаре держит ритм, у него странная манера игры: - указательным пальцем по струнам, большим пальцем выбивает сильную долю из деки, а слабую мизинцем и безымянным. Впадаем с ним в транс, трава прет не по-детски. Сольные импровизации трубы, саксофона и воропаевского альта сплетаются в причудливые линии. А снизу их поддерживает мощный ритм. На свете есть только музыка, нет ни перехода, ни зимы, ни ментов, ни проблем. Есть только кайф от того, что ты играешь, чистая энергетика команды. Нет слов, закрываю глаза, нет избитых и порванных о струны пальцев, нет даже контрабаса, только кайф от музыки. Только музыка.
- Парни, слыш, а что мы играем? - слегка подохуевший от травы негр потерял мысль.
Музыка кончилась. Начался ржач. Все натяжно пытались вспомнить ЧТО? Не вышло. Не вспомнили. Начали новую, не важно уже какую. Прошло 15 лет.
- Негр , сука, ты вспомнил какую песню мы играли?