В рамках празднования 60-летия Победы в Великой Отечественной войне АО «Казахтелеком» планирует подарить всем казахстанским ветеранам по телефонной карте «Тарлан» номиналом в тысячу тенге. Об этом KZ-today сообщили в пресс-службе компании.

    Мне становится интересно, и я выхожу в подъезд. С нарочитой медлительностью закуриваю. Жду… Потом выходит он. Я осматриваю его с ног до головы… медленно. Сам чувствую на своем лице презрение и насмешку. Жалкое мудло. Низенький, толстенький, суетливый. С маленькими бегающими глазками. На лысине блестящие капельки пота. Он со страхом смотрит на меня меньше секунды и отворачивается. Закрывает дверь. Мудло. Ничтожное мудло. Ненавижу таких вот уебанов, с глазенками полными страха. Они на все смотрят со страхом. Даже, наверное, на собственный хер. Уебаны. А ведь это он… это из за него дед Витя погиб… 

    Погиб… вот не могу сказать, что умер… Погиб. Сколько себя помню, он жил в этой квартире. Сперва с бабой Катей. Потом она умерла. Два года назад почти. И дед Витя сломался. Скорее всего, почувствовал, как он одинок… Это плешивое мудло, его сын… Я ведь его сейчас вот в первый раз за все 17 свои лет вижу… Сын, бля… Сломался дед Витя… Начал всем подряд рассказывать про фронт. До этого ничего никому, вообще не любил он всех этих воспоминаний, а тут… хрен знает, почему именно так он начал выражать свои страхи. Да, точно… выражать страхи… Теперь понятно, почему все его рассказы так сильно впечатляли меня. Он рассказывал, как в сороковом он, еще зеленый лейтенант, поднимал в атаку солдат. Зимой, на финские ДОТы. «Малые еще совсем, как ты, ну чуть, может старше… а я их так вот… под пули… прямо на пулеметные очереди шли… а я приказывал… под пули», - говорил он. И морщинки вокруг его мутных от старости синих глаз пропитывались слезами и начинали блестеть алмазными жилками. Он рассказывал мне про эти атаки, а ночью мне снился заснеженный сосновый лес… и черные пятна трупов на снегу… Трупов молодых парней, со скрюченными от холода синими пальцами…

    Он рассказал мне, как в сорок четвертом в Белоруссии снаряд попал прямо в костер, у которого грелись солдаты. Снаряд вошел в торфянистую землю и уже там разорвался. Только поэтому ребят не разбросало взрывной волной… Взрывной волной им всем оторвало головы. Всем. Начисто. Головы. Дет Витя рассказывал мне про то как они сидели вот так вот… Восемь человек вокруг дымящейся воронки… и все без голов. Дед Витя рассказывал, а я это словно сам видел… и спине было холодно.

    Он много чего мне рассказал за эти два года. Я слушал, мне было интересно. По-настоящему интересно. Он умел рассказывать. А я научился слушать. Мне нравилось сидеть в его квартире, которую он старательно содержал в порядке. Но там все равно пахло старостью. И под этот запах он сказал мне однажды: «Вот так вот. Выжил я там, а теперь… умру и никто не заметит даже. Так и пролежу на диване, пока из-за вони кто-то милицию не вызовет». Он говорил это с ноткой страха в голосе. И мольбы. Теперь понятно, что он действительно боялся этого. Но я до сих пор поверить не могу, к чему этот страх привел.

    Он застрелился позавчера. Никто и не думал, что у него под диваном хранится трофейный «Вальтер». Вызвал ментов и застрелился. Выстрел слышал чуть ли не весь подъезд, а вот ни зашел никто… Даже ментов никто не вызвал… не зря, получается, сам звонил. Его так и нашли: в комнате, мозги на стене. Парадка с прямоугольником планок в крови. На кухне стояла почти полная бутылка водки. Рюмка, говорят, тоже была. В буфете. Только что вымытая, даже высохнуть не успела… Похоже на правду, но вряд ли ее нашли бы… скорее всего додумали про нее. Все знали, какой он аккуратный мужик был. А еще была записка. Короткая. Чтоб никого не винили. Число и подпись. Все.

    А сегодня вот приехало это убожество. Сынок хуев… а как же, квартирку-то надо принять. Двушка не в самом херовом районе… Очень даже вовремя… У самого уже дети, небось, старше меня… Сука, когда дед Витя болел, он что-то свое ебало сюда не совал… Сука.

    Хотя, по сути, могу ли я осуждать его? Кто знает, буду ли я навещать своих родителей… я уже сейчас… и когда в последний раз я уступал в метро место таким вот старикам, как дед Витя? Когда я вообще думал о том, что они… что у них… Блядь. Испохабил мне все настроение, гандон-недомерок.

    Я со злостью тушу сигарету об стену. Уголек разбивается на множество красноватых осколков. И на стене остается большая черная точка.