Мне уже до звезды,
кто здесь есть - кто?
Кто здесь есть?!
Кем я проклят и кем вознесен?
Я проклят святошами и я обречен.
Я обречен на жизнь.
(c) Комитет Охраны Тепла, "Новый солдат"


=Ein=


Находясь в кабинете начальника «на ковре», наверное, не каждый в состоянии чувствовать себя комфортно. Я, естественно, тоже не испытывал никакой радости. Простой стул с негнущейся спинкой. Неудобная поза. Спина выпрямлена, в правой руке - шариковая ручка. Записная книжка в открытом виде аккуратно лежит под рукой.
Мало того, что Сергей Викторович нес редкостную чушь, так он еще и меня заставлял в это поверить. Я был против всего того, что он говорил. Мозг отказывался воспринимать его изречения.
- Нет, ты поедешь к ним и заключишь этот контракт! Причем если цена останется такой же, как и в прошлом году, то сюда лучше не возвращайся!
Размышляя о том, какая муха его сегодня укусила, я делал вид, что соглашаюсь с его мнением. Кивал головой, смотрел прямо ему в глаза. Делал вид, что помечаю важные мысли в записной книжке. Иногда опускал взгляд и рассматривал свои туфли.
- Типовой договор возьми в бухгалтерии. Причем попроси еще и электронную копию, что бы можно было подправить на месте. И запомни! Мне просто жизненно необходима скидка на восемь процентов. Не будет скидки – тебя, дорогой ты мой, здесь тоже не будет.
- Восемь процентов – это ведь большие деньги! Неужели вы думаете, что Насиб на ровном месте возьмет и отдаст нам их?
- Дорогой ты мой! Ноги в руки и бегом оформлять командировку! И что бы уже во вторник ты был в Москве! Ты должен зарабатывать деньги для меня! Если ты этого не делаешь, то такие работники уходят на улицу и попадают в список «временно безработных»!
- Да…, - попытался возразить я, но он меня сразу же перебил:
- Что тебе еще не понятно?!
Я не знал, что ответить на такой вопрос. В результате, чтобы закончить этот неприятный диалог, я сдался. Мысленно махнул рукой.
- Да. Хорошо. Будет сделано, – флегматично сказал я через паузу. А про себя добавил: наверное.
Окинув взором свой заваленный бумагами стол, Сергей Викторович бросил: «Свободен». Я поднялся с нагретого стула и вышел из кабинета.
Ну и как я буду уговаривать этого «коренного москвича» Насиба Ибрагимовича на скидку? Тем более в восемь процентов! Ситуация была абсурдна и тем, что директор установил еще одно условие контракта – с отсрочкой платежа. Может, пришла пора вообще забыть про эту работу?

Я вернулся в свою комнату. Расположился за столом, включил чайник. Очень хотелось выпить чашку кофе, а подниматься со стула и идти в обильно засыпанный хлоркой туалет, что бы вымыть чашку, совсем не хотелось. Выбросил кофейную гущу в мусорное ведро, стоящее возле стола. Неважно, что будет вонять - до конца рабочего дня остался всего час. Скоро придет уборщица и все уберет. Я насыпал в чашку свежего кофе и две ложки сахара. Под аккомпанемент шумящего чайника попробовал проанализировать совсем свежую мысль о своем уходе из этой фирмы.

Нахлынули воспоминания о том скотском поведении директора в первый же день после смерти Шурика. Когда Сергей Викторович узнал, от чего умер Саша, он сначала побелел, а затем начал ругать покойного. В выражениях он не стеснялся. Дамы из бухгалтерии, еще не слышавшие из уст руководства нецензурную брань, вошли в ступор. Мужчинам слышать это было привычней: совещания часто проходили без бухгалтеров, и там ругань директора была обычным делом.
Эта сцена произошла на глазах почти всех сотрудников нашей небольшой фирмы. Кто-то позвонил Сергею Викторовичу и сообщил о том, что Шура умер от передозировки. Вылив ведро моральной грязи на умершего Сашу, директор ушел в свой кабинет. А мы еще некоторое время стояли молча.
Мне показалось, что таким вот молчанием многие оплакивали Шуру. Но мне не плакалось. Я был в замешательстве. Это был мой единственный и последний друг. Он был. Он остался в прошлом. В истории. Больше всего меня будоражила моя причастность к этому случаю…
Да, с работой надо было что-то делать. Причем срочно. Поездка в Москву радовала предстоящими командировочными, а вот своей целью она только угнетала. Появилось навязчивое желание уединиться с кружечкой пива. В таких невеселых размышлениях я и направился в ближайший бар.

В душном помещении с тусклым освещением на меня нахлынули воспоминания о том, как любил посещать такие вот места Шурка. Вспомнилась его привычка курить и рассматривать налитую рюмку. Желание выпить пива улетучилось как-то само собой. Домой возвращаться я не спешил, и поэтому сейчас передо мной стояли небольшой графин с водкой, тарелка с некогда горячими бутербродами и два стакана апельсинового сока «J7». Пепельница - с горкой смятых окурков. Приходили какие-то люди, садились за другие столики, но я не обращал на них внимания. Я курил, пил «беленькую» и вспоминал…

Вспоминал Шурку молодым. Наши походы на рыбалку, совместные праздники, пьянки. Вспоминал его, довольного и улыбчивого, у меня на свадьбе. Я не понимал его восторга. Мне самому тогда было совсем не так радостно, как ему. Затем я видел его, слегка не в своей тарелке, уже на его свадьбе. Только блеск глаз выдавал переполнявшие его чувства, роящиеся внутри. Там было немного радости, немного недопонимания – что же он делает. Много чего было написано на его лице. Я помнил его серое лицо после развода с супругой… Именно тогда мне показалось, что внутри у него что-то сломалось. Он стал крайне безразличным, высушенным и каким-то забитым. Многое ему стало не важно. Когда по субботам я ходил с семьей на прогулку в городской парк – детишек покатать на качелях, всегда звал его. Звал просто за компанию. Звал, чтобы он не зачах в стенах своей квартиры. Он отвечал: «Это мне не интересно». Звал его после работы прогуляться в бильярдную – он отвечал все той же фразой. Все, что было ему интересно – это сидеть в таком вот барчике и пить. А потом добираться домой и «шлифовать». Все остальные интересы у него пропали.
Про то, как он «сгорел» в своем отчаянии и безысходности за последний год, мне вспоминать не хотелось. Может быть, ему «там» легко сейчас и хорошо. Может быть. А может и не быть. «А ведь уже скоро сорок дней по нему будет…». И я уже знал, что Шуркины «сорок дней» отмечу здесь же.

Затем в памяти всплыл сегодняшний разговор с директором. На душе было погано. Меня не покидало такое неприятное чувство, что когда слушаешь руководителя, отчетливо понимаешь - у него проблемы с рассудком. «Нетушки, уважаемый! Хрена с два я поеду с таким заданием в эту гадскую Москву! Езжай-ка ты сам, мудила! И сам добывай эти долбаные скидки!».
В какой-то момент я осекся и заметил, что уже с минуту или две сижу и ругаю благим матом перечницу, стоящую на середине стола, а остальные посетители бара в недоумении смотрят на меня. Смущения хватило, что бы, окинув взором окружающих, выдавить: «Простите, граждане. Заработался».

Дальше оставаться в этом заведении было неудобно. Вылив остатки содержимого пузатого графинчика в объемную рюмку, я попросил расчет. Приятное тепло в животе и радужные пляски огней в глазах сопровождали мое путешествие домой.

Жена встретила мое появление молчанием. Это было в порядке вещей. Дети по своей приученной вежливости сказали свои равнодушные «Привет». Но мать их быстро успокоила:
- Нечего с ним разговаривать! Папа пьян. Идите и занимайтесь своими делами!
Дети послушно ушли вслед за матерью.

Ну, выпил. Ну, пришел позже, чем обычно. И что с того? К чему устраивать такой цирк? Но я не хотел никакого скандала. Да и разговаривать, собственно, было не о чем. «Молчишь? Вот и славненько». Я ушел к себе. Назвать мою комнату кабинетом было сложно. Бардак в ней был со времен заселения. Супруга переживала - я это чувствовал всей кожей. За годы совместной жизни удается развить определенные ментальные способности и чувствовать ярость и ненависть супруги на расстоянии. Безо всяких дополнительных слов.

Вспомнилось, что в хорошие моменты наших отношений супруга даже помогала навести маломальский порядок. Компьютер, телевизор и столик – для приема гостей. Не зажигая света в комнате, я включил повидавший на своем веку телевизор от фирмы Philips. И направился к родному мягкому и широкому креслу. В какой-то момент показалось, что в кресле возле окна кто-то сидит. Чья-то черная тень ложилась на шторы. «Вот и глюки начались», промелькнуло в ускользающем сознании. Состояние усталости было такое, что отключился мгновенно. О том, что бы перебраться на диван, не было и речи.


=Zwei=


Не раскрывая глаз, я вспомнил, что делал вчера. Общую картину подчеркивала сухость во рту, а боль в шейных мышцах напомнила, что спал я, сидя в кресле. В одежде. В голове витали остатки сна, в котором всю ночь рядом со мной сидел какой-то человек. При этом я видел только его профиль - темнота и отблески уличных фонарей мешали рассмотреть лицо незнакомца. Он сидел и молчал. Вот и весь сон. Наверняка что-то еще присутствовало в этой немой сцене, но оно ускользало от понимания. Еще пару часов - и вообще забуду про этот сон.

Затем в голове медленно проявился ленивый и отрешенный разговор двух сумасшедших. Один оправдывался, а второй о чем-то предупреждал. В памяти всплыл только короткий диалог.

- Шурка? Ты?
- Да, Семен, когда-то я был Шурой. Ты лучше скажи - зачем было так напиваться?
- А что в этом такого?
- Ты нажрался в говно.
- Да, я знаю. Так было надо.
- Кому надо? Что ты несешь?
- Мне было надо.
- Ты очень похож на говно. Все и каждый в отдельности – говно. Вы словно плывете по течению реки. Это - река забвения, Лета. Плывете, невзирая на пороги и говновороты. Некоторых выносит на берег, и они остаются лежать там. А остальные - как ни в чем не бывало, плывут дальше, даже не оборачиваясь на оставшихся на берегу.
- Может быть. А может и не быть. Какая разница во всем этом, если все – говно?
- Ты прав. Никакой.


Все еще не переодеваясь, прошелся по холодному коридору на кухню и налил воды из-под крана. Полная кружка, как говорится, зашла со свистом. Однако жажду этим утолить я не смог – хотелось еще. Вспомнился грустный опыт, приобретенный в прошлом. Больше пить не стоило, все равно не поможет. Определенно, организму была нужна не вода из-под крана. Дрожь в руках требовала бокальчика пива. Оптимальным вариантом выглядела холодная и запотевшая бутылка «Стелла Артуа». Четыре таблетки активированного угля, два глотка той же холодной водицы - и путь к ларьку уже явно маячил перед глазами.

Я зашел в спальню. Жена, закутанная в легкое одеяло, делала вид, что все еще спит. Тревожить ее не хотелось. Выслушивать всякие претензии за нетрезвый вид прошедшим вечером – тем более. Я, стараясь не шуметь, переоделся в обычную домашнюю одежду: джинсы и старый серый свитер с растянутыми рукавами. В прихожей меня ждали кроссовки китайской сборки. Пусть слегка и не по моей ноге сшитые кроссовки, но зато за разумных двадцать условных единиц.

Майское солнце ослепляло. Хотелось вернуться в свою комнату и некоторое время просто расслабляться в кресле, наполняя себя пивом. Дефилируя по дворовому тротуару в направлении киоска на остановке и щурясь от излишнего солнечного света, встретил Митю из соседнего подъезда. Митя был из тех астрономов, которые уже с самого утра наблюдают звезды через бутылочное дно.
- Сема! Выручи соседушку. Немного не хватает, – сиплым голосом пропел свою старую песню о главном помятый и далеко не свежий Митя.
- Сколько? – не разбавляясь на излишние комплименты, спросил я.
- Триста. Помоги, а?
Я отсчитал ему четыре зеленые мятые купюры и продолжил свой нелегкий маршрут.
- Ох, бля… даст бог тебе здоровья! – торжествовал Митя.
«Что ж ты со своим здоровьем сделал?» - хотелось у него спросить…

Даже не пытаясь рассмотреть лицо продавщицы, я, глядя на блюдце с надписью «Pall Mall», буркнул в окошко ларька: «Бутылочку «Стелла Артуа» и пакетик фисташек». Гадая, в каком настроении встретит меня супруга дома, я обошел ларек, и, лавируя между гражданами, спешащими стать пассажирами какого-нибудь троллейбуса или автобуса, направился к дому. Скрип тормозов заставил повернуть голову. Как раз в это время с капота синей «Вольво» головой вниз падала подкошенная девчонка лет одиннадцати - двенадцати. Глупая школьница спешила перебежать дорогу, а зеленый свет на переходе уже погас и горел красный. «Вольво», не снижая скорости, пролетал пешеходный переход и встретил препятствие. За рулем сидела тучная женщина и несколько секунд смотрела безумными глазами куда-то вперед. Толпа, на остановке также затихла. Я увидел, что малышка шевельнула головой и задергала ресницами в попытке сфокусировать взгляд. «Будет жить». Я развернулся и продолжил свой путь домой.

Пиво не помогло, но зато освежило высушенный мозг. Супруга ковырялась на кухне – готовила завтрак. Я листал каналы телевизора, но ничего интересного, на чем можно было остановить внимание, не находил. Супруга общалась только с детьми, меня игнорировала по полной программе. На вопросы: «Какие планы на выходные?» или «Ну, не сердись. На работе с начальством ругался… Ну, с кем не бывает?», не отвечала и продолжала заниматься своими делами. Чем женщины руководствуются в таких ситуациях и что они хотят этим сказать – мне не понятно. Да и не особо хочется это знать. Нет реакции на вопросы – ну и ладно. Прикупив бутылочку водки и двухлитровую бутылку «Кока-колы», до вечера просидел на балконе у Сереги-соседа. Обустроенный балкон, открытое окно, прохлада воздуха и водочка убрали все последствия вчерашнего вечера. По возвращении от Сереги обнаружил, что жена и дети уже спят. Естественно, про ужин не могло быть и речи.

Яркие солнечные лучи пробивались сквозь неплотные шторы. Будильник настойчиво пиликал в ожидании, что я поднимусь, сделаю два шага и выключу эту трель, сверлящую мозг. Сон, смешанный с похмельным треском в голове, не оставил и шанса на полноценный отдых.
Тень стояла на пороге спальни, облокотившись на косяк двери, как будто только что зашла в комнату.

- Снова ты? - начал я разговор. Для успокоения учащенного пульса ничего лучше я не придумал.
- Да, как видишь. Не надо меня бояться. Я просто пришел за тобой. Ты мне нужен.
- А мне еще надо и бояться тебя?
- Не храбрись. Я вижу твой пульс. Я вижу твой страх.
- Да? Наверное, кто-то должен меня сейчас спасти.
- От чего? Тебе ничего не грозит.
- А как же «я пришел за тобой»? Ты Ее Величество Смерть, что ли? А где газонокосилка и капюшон?
- Просто не бойся. Помоги мне в одном деле. Это очень важно для меня.
- А для меня?
- А для тебя нет выбора.
- Отвали.
- Не упрямься, а сделай это. Помоги мне.
- Отвали!
- Хорошо. Время еще есть.

Бред в чистом виде! Это что? Сон вчерашний, серия вторая?

Утренний бодун, приправленный второй серией сна, внес свою лепту во всеобщий хаос.
- Сходи в магазин, – жена осторожно перешла от молчания к разговору, и это радовало. - Молоко закончилось.
- Хорошо. Сейчас схожу.
- Ты уж постарайся. У меня завтрак как раз греется, а без молока никак.
- То есть срочно?
- Ага.
- Хорошо. Уже иду. Эээ…
- Что еще?
- Дорогая… как тебе спалось? – начал было я издалека.
- Нормально.
- Ничто тебя не тревожило? Не беспокоило?
- Вроде нет… А что такое?
- Да так… ничего, – буркнул я и ушел одеваться. В какой-то момент я передумал. Просто понял, что глупо было бы рассказывать супруге про повторяющийся психозный сон.

Не умывшись и не побрившись, я набросил ветровку на плечи и с сигаретой в зубах вышел на улицу. Ирреальность происходящего пугала. А в сочетании с похмельем эффект был угнетающий. В голове с трудом проявилась так долго формировавшаяся мысль о том, что пора. «Так. Пора. К черту весь этот дурдом! Завтра же вечером еду в командировку и гори оно все синим пламенем! Смена обстановки будет только на пользу».

Следующий день прошел в беготне и хлопотах по поводу командировки. Суточные приукрасили общую картину в моем бумажнике. Но на покупки продуктов для семьи выложил еще большую сумму. За четыре дня моего отсутствия они все это, конечно, съедят, но хотя бы не будет упреков по приезду типа «оставил одних и без денег».


=Drei=


За окном проносились огни каких-то деревень, темные тучи лесов, пятна полей… В наступивших сумерках было сложно разглядеть, что именно там мелькает. Да я особо и не старался. Курил в тамбуре под ровный перестук колес поезда. Отдыхал от безумной кутерьмы прожитых выходных. Отдыхал от нелегкого понедельника, проведенного в беготне по рабочим вопросам. «Не мешало бы еще составить план действий на завтра…» Возвращаясь с этими мыслями в купе, я остановился у схемы московского метро, так благоразумно кем-то вывешенной в вагоне.

- Вы разрешите? – раздалось справа. Коротко стриженая брюнетка вышла из соседнего купе и, видимо, спешила в сторону тамбура.
- Да, пожалуйста, - ответил я и, отойдя от карты, прижался спиной к стенке купе.
- Спасибочки! – пропела та с какой-то игривой улыбкой на губах и вышла в тамбур. Вслед за ней протянулся шлейф дорогих духов вперемешку с перегаром.
«И что дальше? «Догнать и перегнать» ее, что ли?… А ведь, с другой стороны, пора бы и отдохнуть. Завтра еще тот денек будет! Да, лучше отдохнуть». Я уже открывал дверь своего купе, как снова раздался ее звонкий голос:
- Мужчина, может у вас есть зажигалка? – я даже не услышал, как она подошла. Видимо, ковер, лежащий в коридоре, хорошо приглушал шаги. Она стояла совсем близко ко мне, с незажжённой сигаретой в тонких ухоженных пальцах.
- Вот, пожалуйста, – я протянул ей зеленый «Крикет», рассматривая ее. Короткая «клубная» прическа и блеск влажных красивых глаз с чертовщиной почему-то наводили на мысли, что она не просто курьер по маршруту Минск-Москва, а достаточно квалифицированный работник в своей области. И, по всей видимости, занимает не последнее положение у себя на работе.
- Скоро верну, - сказала она и быстро зашагала в «хвост» вагона.
Я проводил ее взглядом, оценивая ее полноватую фигурку, и с усталым вздохом отговаривал себя: «Нет уж. Спать и никаких гвоздей».

Она даже не постучалась, а просто открыла дверь купе и вошла с загадочной улыбкой на губах. Бросила зажигалку на столик и через какое-то мгновение уже сидела у меня на коленях, впиваясь своими губами в мои. Моя рука обнимала ее за талию, постепенно съезжая вниз. Казалось, она куда-то спешила, потому что не прошло и минуты таких лобызаний и пачкания меня помадой, как она опустилась на корточки и пьяными непослушными руками начала торопливо расстегивать ширинку… Затем несколько раз я сбивался с ритма из-за перестройки поезда на другой путь. Когда за ней закрылась дверь, со мной осталась моя усталость, приукрашенная дорогими духами незнакомки. Я так и не успел с ней ни о чем поговорить. «Похоже, девушка решила потренироваться перед своим въездом в этот Новый Содом и Гоморру», с сарказмом подумал я и улегся спать. Было такое чувство, что на уставшее тело действовала двойная сила гравитации. Было трудно поднять руку. И еще трудней оторвать голову от подушки. Но сон, как назло, не приходил.

В какой-то момент захотелось приоткрыть глаза. По-видимому, сработало черт знает какое чувство, отвечающее за эффект присутствия. Я долго всматривался в темноту перед собой.

- Да. Спешу тебя разочаровать, но это снова я.
- Ты научился летать или купил билет на этот же поезд?
- Летать не научился. Но быстрое перемещение в пространстве мне известно и доступно с момента пробуждения.
- Может, и меня научишь?
- Можно как-нибудь попробовать на досуге.
- Спасибо, обнадежил. И много ты еще знаешь?
- Если бы тебе все это влить в голову, то она бы лопнула, как перезревший арбуз.
- Хм… ну а какие-нибудь интересные моменты все-таки можешь поведать?
- Запросто. Что тебя интересует?
- Ну, что-нибудь такое…
- Точнее сформулируй.
- Расскажи про то, как Все началось? Ну, типа, откуда вся эта каша заварилась… Что было в самом начале?
- А-а… тебя, как и прежде, интересуют вопросы мироздания?
- Ну, в общем, мне кажется, что это интересует каждого здравомыслящего. Ну, так как там было?
- Ты про это существо?
- Да. Про «это». Так что же там было?
- Да, в общем-то, ничего примечательного.
- Ну, если не сложно…
- Да не вопрос! То существо действительно было строителем всего этого. Трудов было вложено огромнейшее количество. Оно трудилось, создавая очередной шедевр миротворчества, как говорится, «от души». И когда уже все было рассчитано и расставлено по местам, и даже некоторые процессы были запущены… Ты, может , помнишь очень древнюю шутку про то, как после всего сказанного оно «вытерло пот с лица» и сказало «Заебись!»? Так вот, это была не шутка. В самый последний момент была совершена эта ошибка при не выключенном инструменте. Ну а эффект, пожалуй, больше похож на то, как если бы художник, рисовавший долгие годы свою лучшую картину, в последний момент вылил на неё банку с краской. Произошли необратимые процессы, и то, что получилось в результате, ты можешь видеть и сам, хоть и в малой доле. Так сказать, краем глаза.
- А что сейчас? Ну, я в некоторой степени понимаю, что мир не идеален, но ведь все-таки что-то можно было предпринять?
- Да, собственно, ничего особенного. Как бы ты поступил с испорченной картиной?
- Понятно. Ну а что тогда с пантеоном? Что это было? Всякие божки и демоны в разных религиях? Это уже чисто людской вымысел?
- Да это… это было что-то вроде критиков. Они приходили увидеть шедевр, а в результате посмеялись и ушли.
- Они были коллегами Строителя?
- Нет, конечно! Они были потребителями и критиками. Если бы они создавали, то были бы строителями.
- Симпатично получается. Хорошо. А про то, что в «книге» написано? Был такой человек на свете с именем Иисус?
- В общем-то, был.
- И он действительно был сыном Строителя?
- Ты с ума сошел, что ли? Это был недалекий бродяга, потерявший рассудок на почве «всеобщего и всесильного Добра».
- Но ведь мысли-то добрые такие излагал, хорошие. Если взять в целом…Человеческие, что ли.
- Ну, в этом случае дело выглядело так. В те времена необходима была некая отдушина для простого люда. Что бы как-то усмирить или отвлечь излишние поползновения, да и просто в целях укрепления дисциплины не за счет дорогой армии, тогда и был придуман институт церкви.
- Типа, «вторая власть»?
- Скорее, один из пальцев руки с именем «Власть». Да и с другой стороны, это решало некоторые финансовые вопросы. Это ведь вполне приличный бизнес. Пусть даже аморальный и циничный. Зато вполне доходный.
- Да ну? А как же призывы ко всему хорошему, доброму?
- Сема, ты и сам должен уже понимать. Добро в этом мире – это патология. Как говорят, не от мира сего. Ну, сам на себя посмотри: ты много доброго сделал? Ты, ведь как сгусток зла. Но в то же время ничем не отличаешся от миллионов тебе подобных. А в те времена, это был просто такой вот маркетинговый ход для тех, кому хотелось услышать или увидеть это в лице чужих людей.
- Маркетинг? Охренеть! В те-то годы…
- Да. Отличный такой бизнес по продаже иллюзии покоя и уравновешенности, порядка и справедливости, света и добра. Спрос породил такое вот извращенное предложение.
- Так какое же это предложение получается, если в целом это - солидная такая наёбка?
- Вот такое и получается… Кстати, в Москве завтра будь осторожен. Скользкий город, сам уже знаешь. А чтобы немного было легче на переговорах, намекни Насибу, что ты в курсе про его обналичку через фирму «Ультраснаб», и, мне кажется, он должен будет уступить.
- Спасибо за информацию, дружище.

Утром меня разбудили постоянные шаги за дверью купе. Сквозь тяжелые веки пробивалось яркое московское солнце. По коридору, шаркая ногами и шурша спортивными костюмами, бродили помятые пассажиры, дружно выстраиваясь в терпеливую очередь в туалет. В надежде, что очередь со временем станет поменьше, я провалялся еще минут двадцать. Но очередь не убывала. Пришлось выйти из купе и тоже встать в эту очередь. Также как и другие, не обращая внимания на соседей, я смотрел в окно и терпеливо ждал. Перед моими глазами проносились какие-то подмосковные станции, а по радио крутили что-то бодрое, ритмичное и оптимистичное. Вчерашняя гостья стояла в очереди и была следующая, кто достигнет стратегически важного объекта этого вагона. Я равнодушно разглядывал ее помятое казенной подушкой лицо. Вчерашний вечер остался в памяти только в виде каких-то снимков. Если бы она повернулась и обратила на меня внимание, может быть, для приличия, я бы ей улыбнулся. Но она не смотрела в мою сторону. И не посмотрела, даже когда вышла оттуда. Я бы не стал утверждать, что это сильно меня огорчило.


=Vier=


Насиб напрочь отказывался принимать условия поставки со скидкой. Он вертел головой и смотрел на меня как на умалишенного. И я его понимал. Прекрасно осознавал всю абсурдность поставленной задачи, но продолжал гнуть свою линию. Насиб вел себя максимально вежливо, но я чувствовал, что еще немного таких дебатов - и он перейдет на мат. Когда, не найдя очередного предлога для снижения цены, я напомнил ему про ООО «Ультраснаб», Насиб осекся, но отреагировал очень тактично. Некоторое время молча сидел и разглядывал меня. А мне ничего не оставалось, как ответно разглядывать его. На лице Насиба тогда пронеслась буря различных эмоций. Страх сменялся сомнением, сомнение – подозрением. Снова страх вперемежку с ненавистью. По прошествии нескольких мучительных минут тишины, он вызвал к себе в кабинет какую-то девчонку и попросил ее подготовить проект контракта. Цену на товар он отписал на бумажке и передал ей в руки. Девочка пробежала равнодушным взглядом записи и невозмутимо покинула кабинет. Сам же Насиб поднялся из-за стола, подошел к окну и поведал:
- Мне очень интересно, откуда у Вас эта информация. Понимаю, что глупо выпытывать ее источник. Но, как бы там ни было, я очень надеюсь, что на этом наши «торги» закончатся. Если Вы меня хорошо понимаете, то они закончатся раз и навсегда. Это будет годовой контракт по фиксированной цене и с фиксированным объемом поставок. И я был бы очень признателен, если бы за этот год Вы забыли про других моих «контрагентов».
- Хорошо, - это все, что я нашелся ему ответить.
- А теперь, если Вы не возражаете, я бы попросил Вас покинуть мой кабинет. Оксана сделает все, что полагается. Весь пакет бумаг вы можете ожидать в приемной. До свидания.
- До свидания, – как баран, повторил я за ним и вышел в приемную.

Где-то через час ожиданий и скуки объявилась та же девчонка. Она принесла бумаги на ознакомление. Посмотрев ключевые пункты контракта, я согласился с условиями, и она сама отнесла документы Насибу на подпись.

На обратный путь я приобрел себе клюквенную настойку и без каких-либо приключений добрался до вокзала. В купе со мной ехали еще какие-то специалисты-технари, но я не стал подключаться к их дебатам. Я молча заливал небольшими дозами слегка свербящую совесть и затем, не желая им спокойной ночи, уснул.

Шура, или то, во что он превратился, появился на выходных. Отдыхая душой и телом, я рассматривал мелкие тени прохожих через раскрытое окно и курил. На столе стояла уже пустая бутылка из-под водки. В тарелке для закуски было пусто уже после пятой рюмки. Супруга отдыхала с отпрысками на даче. А я отдыхал без них.

Вся кутерьма с Насибом и появлением Шуры мне казалась уже прошлым. Таким безобразным иррациональным прошлым. «Прожито и хрен с ним. Рассказать кому-нибудь стыдно. Остается забыть и не париться по этому поводу» - думал я и забавлялся калейдоскопом огней в окнах дома напротив. В какой-то момент у меня перед глазами появилось темное пятно, сквозь которое огни уже не были видны.

- Поздравляю. У тебя отлично все получилось.
- Не без твоей помощи.
- Да. Я в курсе.
- Значит, про то, что начальство довольно проделанной работой, ты тоже в курсе?
- Конечно.
- А что же мне так погано от "проделанной работы"?
- А ты хотел получить какое-то удовлетворение? Так расслабься! Ты выполнил то, чего от тебя ожидал твой начальник, и все на этом!
- Ну, да, выполнил. Как там, кстати, Насиб, поживает? Не знаешь?
- Да все как обычно. Ищет виновного в утечке информации, много пьет, мало спит.
- Прямо как ты совсем недавно.
- Ну, в общем, некоторое сходство имеется. Только я теперь не ТОТ Шура, которого ты помнишь.
- Ах, да. Конечно-конечно! Ты ведь у нас недавно «пробудился»!
- Не язви! Нет тех слов, которыми можно описать все то, что произошло. Но вкратце это выглядит так, как будто до того была гусеница, затем короткое закукливание и последующее пробуждение.
- Ха! Так ты у нас теперь как бабочка?
- Если следовать той логике, то нечто соответствующее той стадии развития. Пусть ненадолго, но нечто такое.
- Почему не надолго?
- Мое закукливание прошло всего за семьдесят два часа. И после этого на оставшееся существование остается только восемьсот восемьдесят восемь часов.
- Мда… Не густо. Так тебя очень скоро не станет совсем, я так понимаю? А я, кстати, недавно был в твоем любимом барчике. Сидел там с небольшим графином беленькой, вспоминал прошлое.
- Я знаю.
- Все-то ты знаешь…И летать умеешь… Вон висишь передо мной, как Карлсон.
- А ты хочешь так «летать»?
- А у тебя есть запасной моторчик к жопе? Если есть, то давай попробуем. Когда еще в жизни такое улыбнется?
- Ну, давай, подходи поближе.
- Куда?
- Сюда. Поднимайся на подоконник.
- Ты совсем уже ебнулась, «бабочка»? Я, по-твоему, похож на самоубийцу? Мне-то жизнь нравится, и я не спешу ни разу вслед за тобой.
- Давай! Смелее! Стань ногами на подоконник. Да ты не бойся! Ничего с тобой не случится. Если хочешь, я тебя подстрахую.
- Да какой из тебя подстрахуйщик? Ты же тень!
- Да не бойся. Все будет хорошо. Вот так. Давай-давай. За форточку держись!
- Ишь, заботливый ты наш…
- Так. Теперь попробуй упругость воздуха под ногой. Проведи одной ногой по воздуху. Попробуй ощутить это.
- Блядь! Я из-за тебя тапочек уронил!
- Фигня. Потом подберешь! Ну, теперь попробуй, не отпуская с подоконника левой ноги, опереться правой на воздух. Главное, сосредоточься!
- Ага… Сосредоточишься тут под водочку… Нихера у меня не получается «почувствовать»!
- Пробуй. Представь, что под тобой не пустота, а густой воздух.
- Воздух, как воздух…
- Проведи ногой линию, будто отталкиваешься от него.
- Ну?...
- Чувствуешь, что под тобой не пустота?
- Что-то есть. Как вода. Типа того.
- Так. Еще раз и попробуй оттолкнуться.
- …
- Давай! Отпускай руку и становись на воздух!
- Боюсь.
- Да не бойся! Ты же уже почувствовал твердь! Да и я ведь тебя поддерживаю!

Последнее, что пронеслось это протяжное «Блядь!». Навстречу мне с большой скоростью приближался тротуар.

Прошло уже девять часов после моего пробуждения. До окончательного финала осталось восемьсот семьдесят девять часов. Пока я не достигну срока в сорок суток с момента закукливания, необходимо утолить этот Голод. И теперь я понимаю, какой Голод испытывал Шура. Это несравнимо ни с чем из того, что было в первой фазе. Это постоянный колокол о том, что надо взять кого-то с собой. Всего лишь одного из миллиардов. Одного еще живого и подвести его к процессу трансформации. Кто им будет? Вдова? Отпрыск? На этой финишной прямой уже не очень важно - кто.