Наташа похлопала джинна по ноге – и отправилась, куда собиралась. А инкуб все копался в мозгах, стараясь навести там порядок. Он терпеть не мог этой двойственности. Нужно было определить, чего он хочет, что ему нужно, выяснить цели и средства – и действовать. А тут – полный разброд. Какие цели, какие средства?.. Он помнил, что является инкубом, что данное тело ему чуждо, как и все родственники-бабушки. Это было аксиомой, потому что сомнений не вызывало, а доказать, почему обстоятельства именно таковы, он не мог. Тут он заходил в тупик.
Так и не отыскав решения странной задачи, ифрит решил себя не мучить, а лучше чем-нибудь заняться. Порыскав как следует по квартире, он не обнаружил даже телевизора, зато наткнулся на небольшой книжный шкаф. Перебрав корешки, он нашел «Тысячу и одну ночь» - и углубился в чтение.
Странная это была книга. Замешанная на жуткой мистике и эротике, она вызывала странные ассоциации. Тут и там попадались некие джинны, ифриты, могущественные и злобные создания. Инкуб находил странным, что он сам себя так называет. Ведь он не имеет и малейшей толики той силы. Он – это мужчина, который находится в теле Иры Васильевой. Вот Наташа – та да, та была могущественной личностью, сильной и властной. Она немного походила на джинний из книжки.
Впрочем, истории были интересны сами по себе, и ифрит скоротал немало часов.
Наконец, объявилась Наташа.
- Ой, как уже поздно! Иришка, ты не представляешь, как я заморочалась. Так трудно управлять такими большими деньгами, и при том делать вид, будто это не ты ими управляешь! Эх! Ну, тебе-то это ни к чему. Лучше, иди, обними меня, миленькая!
Инкубу действительно хотелось приблизиться и обнять, прислониться, прижаться. Но откуда-то опять встала эта стена. Поэтому, он только покачал головой.
- Ну, как хочешь. Сейчас – кушать, мыться и спать!
Чуть позже Наташа игриво, в шутку борясь попыталась затащить инкуба в постель. И хотя Наташа тянула его шутливо, он сопротивлялся отчаянно, как мог. Не доверял он этой девушке, и все тут. Вроде, не было причины для такой ярой вражды, но стена отчуждения стояла надежно. В результате, ифрит отыскал себе в квартире дальний закуток, где и заснул, свернувшись калачиком.
Проснулся он, когда по квартире стал загораться свет.
- Уже утро, - с тайным значением сообщила Игоренко. – Сейчас я схожу на учебу – школу тоже надо посещать. Просто, надо отметиться. Все никак руки не доходят купить аттестат. Представляешь, два высших образования уже есть, а школу еще не закончила! Ха-ха! Ну, с другой стороны, оно так и удобнее. Удобнее быть школьницей, это прикрытие, в некотором смысле. Ну, пока, не хулигань! Я вернусь, и тогда… И тогда.
Наташа отправилась по своим делам, а инкуб задумался над ее последними словами. Какой-то подтекст сквозил в этих словах. Пожав плечами, джинн снова обратился к чтению. Какое-то время он старательно изображал перед самим собой интерес к книге, но когда через полчаса перелистнул страницу, и обнаружил, что не помнит ее содержания, сдался.
Это последняя фраза Наташи – что будет тогда? Это было нечто важное для него, и понимание, что именно, так и витало у самой поверхности. Наташа вернется – и тогда…
Вдруг ответ вылетел, словно муха из трубы. Игоренко вернется – и склонит его к сексу. Она тоже является инкубом, джиннией, и таким образом она питается им. Она не может мгновенно заглотить ифрита, но способна каждый раз отщипывать по кусочку и в течение суток постепенно переваривать, обращать его субстанцию в свою.
У инкуба буквально волосы стали на голове. Как же он мог забыть такую важную информацию?! Это жизненно важно, нужно как можно быстрее бежать отсюда!
Ага, вот оно что. Ответ на второй вопрос тоже материализовался из глубин памяти. Игоренко впрыскивает ему что-то, впрыскивает на психофизическом уровне, и оттого он быстро теряет память о прошлых жизнях. Ничего удивительного, что уже почти сутки он считает себя Ирой Васильевой! Другой памяти-то не остается.
Сейчас джинн припомнил всю важную информацию, более или менее. Она пленила его и не будет выпускать, пока он не позабудет обо всем. Тогда, если каждые сутки Игоренко будем с ним контактировать, инкуб так и пробудет в опьянении, амнезии, пока Наташа преспокойно не переварит последний кусочек его плоти. Это произойдет не скоро, но все равно случится, ведь ифрит даже не подумает сопротивляться!
Он путешествует по телам. Какое было прошлое? Инкуб поднапрягся и вспомнил: Виталий Шаплов. Ему пришлось выйти, когда парень покончил с собой… Ах да, это он сам убил его. Почему? Неясно, да и неважно. Как джинн не силился, он не мог вспомнить, что творил, будучи Шапловым. Из памяти вяло выплывал факт смерти – это слишком яркое впечатление. А все остальное – плотный туман. Оно проявится, наверняка вернется, но только если инкуб сумеет избежать дежурного контакта с Наташей. Уже других носителей, до Шаплова, ифрит не мог вспомнить, как не старался. Будто их и не было.
Бежать. Но квартира заперта, окон нет, и звукоизоляция превосходная. Неужели, совсем нет контактов с внешним миром? Радио? Интернет? Телефон?.. Сотовый телефон! Инкуб стремглав отыскал в шкафу свою прежнюю, уличную одежду. Вот мобильник. Увы, «нет связи». Очевидно, изоляция квартиры помогает не только против шумов.
Ничего. Можно ведь ранить Игоренко, покалечить. Вчера впопыхах джинну нечем было сопротивляться, но за сутки он отыскал несколько предметов, которыми можно было орудовать достаточно ловко.
Он порыскал по шифоньерам, по нескольким кладовым, по тумбочкам, ящикам. Пилочка для ногтей – что может быть смертоноснее?..
- Смотрю, ты даром времени не теряешь.
Джинн стремительно обернулся, сжимая альтернативный нож в кулачке. Слишком слабые пальцы, совсем крохотный кулак.
Игоренко стояла в дверях. Она вошла в квартиру бесшумно, как рысь. Как обычно, сильная и красивая, высокая и гибкая, и уверенная.
- Почувствовала, что уже могу снова питаться. Не смогла ждать, ушла с уроков. А ты, как я погляжу, опять за старое, оклемалась. Надеюсь, это уже в последний раз. Положи пилку.
- Попробуй, сама забери.
Вздохнув, Игоренко действительно подошла и отобрала опасный предмет. Инкуб серьезно махал пилочкой, старался хоть немного зацепить Наташу, но та обладала куда лучшей реакцией и длинными, сильными руками.
- Сука, сука!! – стервенел инкуб, ощущая свое бессилие. – Я тебя ненавижу!
- Я не хочу тебя принуждать, Ира. Нам надо жить дружно.
- Ты просто не такая голодная, как вчера, сука.
- Какая же ты… Ничего, скоро станешь шелковая.
- Не смей меня касаться, мразь, - змеей шипел инкуб.
- Еще утром ты была проще. Забыла?
- Ты меня опаиваешь, одуряешь этим, скотина! Я тебя ненавижу! Отпусти меня.
- Ты понимаешь, Ириш, что последний раз со мной общаешься как инкуб?
Игоренко не спешила переходить в атаку. Без суеты она переодевалась, прямо на виду ифрита. Он не мог скрыть: Наташа заводила его, заметно возбуждала как мужчину. Хоть биологически сейчас он и являлся женщиной.
- Больше всего я хотел бы тебя прирезать.
- Тебе это не удастся, давно пора понять. Знаешь, у меня такой каприз: я хочу, чтобы ты сейчас трахнулась со мной по собственной воле. Мне совершенно не хочется тебя принуждать. Давай жить дружно.
- Что толку, ты все равно это сделаешь, и я потеряю память. Тогда я не смогу нормально сопротивляться, тогда я стану… не собой.
- Я тебе уже как-то говорила, это именно ты и останешься. Ты не помнишь. Это будешь ты и только ты, инкуб. Просто, ты потеряешь память, и не более того.
- Память – это все!
- Все – это твое самосознание. Это же все еще будешь ты. Только ты будешь Ириной. Ну ладно, давай уже мирно это сделаем. Иди ко мне.
- Щас!
- Ира, ты все усложняешь. Ты же прекрасно понимаешь, что я так или иначе сделаю, что хочу. Неужели, тебе обязательно нужно это насилие?
- Мне нужно, чтобы ты меня отпустила, это все, что мне нужно.
- Этого не будет. Заблюй хоть весь пол.
Заблюй пол. К чему Наташа это сказала?.. Инкуб не понимал. Важным было другое: она права. Если все равно Игоренко сделает, что задумала, то сопротивление становилось бессмысленным – инкуб только делал себе хуже. Очередное изнасилование, унижение.
- Понимаешь, Иринка, - продолжала Наташа, - я не хочу опять применять резиновый член. Мне неудобно, да и не мое это.
При упоминании о фаллоимитаторе инкуб содрогнулся. Да уж, впечатление крайне отвратное.
- Я ведь совсем не лесбиянка, мне не нравится кого-то унижать. Я, если хочешь, би. Как и ты теперь.
- Я не би, мне не нравятся мужики, - возразил джинн.
- Хорошо, - рассмеялась Игоренко, - тогда ты – лесбиянка, а я – би. Хоть и активная.
- Я не лесбиянка, я мужик.
- Не капризничай. Короче, страпон мне не нравится. Лучше сделай мне куни. Для тебя это должно быть обычное дело. А?
Наташа призывно раздвинула ноги.
- Лучше отсоси-ка ты мне, - язвительно предложил джинн.
- Ха-ха! А что сосать-то?
- Дай страпон, будет что сосать. А лучше, я тебя им просто выебу, дорогая. Раз все равно надо просто заниматься сексом, то давай-ка, всажу тебе резиновый член по самые гланды.
- Не допрыгнешь. – Игоренко сощурила глаза и перестала улыбаться. Очевидно, слова инкуба ее покоробили.
- Ничего! – веселился ифрит. – Зато не промахнусь! Вон какая жопа!
Наташа резко поднялась, подошла к джинну и ударила его по лицу. Тот упал, продолжая смеяться, но потом умолк. Больно. Слишком больно.
- Что, хочешь мне засадить, сучка?!
Игоренко была разъярена, это очевидно. Она придавила спину джинна коленом к полу, не давая ему подняться. Тот беспомощно барахтался на животе, изо всех сил стараясь не стонать. Ифрит помрачнел, сообразив, что в данный момент Наташа привязывает к бедрам столь упоминаемый резиновый член. Очень уж не хотелось повторять вчерашнее противоестественное действо, и он завопил:
- Ладно, ладно! Давай, я согласен по-хорошему, давай, давай! Я все сделаю, хуй с тобой.
- Я сама все сделаю, дорогуша.
Игоренко закончила экипировку и легла на инкуба сверху. Джинн чувствовал неподъемную тяжесть сверху и ощутил противоестественный предмет, что скользил по его ныне пухлым ягодицам. Вдруг он сообразил, что Наташа не собирается переворачивать его на живот.
- Эй! – не на шутку занервничал он. – Эй! Прекрати! Давай, я все сделаю, давай по-хорошему! Ты что делаешь?!
- Да ничего, ща только засажу тебе по самые гланды, сучка. Только на этот раз не через пизду…
- А… аа!!
Это было еще хуже, чем вчера. Наташа проникла страпоном ему в сфинктер и джинну оставалось только орать от унижения и боли. Игоренко двигалась энергично, зло. Скоро оба провалились в привычный полусон. Хотя джинн, быть может, вовсе потерял сознание от полученных впечатлений – впоследствии он не мог припомнить всех обстоятельств.