«Движению нашему не смогли повредить никакие преследования его вождей, никакая клевета, никакая напраслина. Из всех преследований оно выходило все более и более сильным, потому что идеи наши верны, цели наши чисты и готовность наших сторонников к самопожертвованию - вне всякого сомнения…
…То государство, которое в эпоху отравления рас посвятит себя делу совершенствования лучших расовых элементов на земле, раньше или позже неизбежно овладеет всем миром.
Пусть не забывают этого сторонники нашего движения никогда. Перед лицом этой великой цели никакие жертвы не покажутся слишком большими».
(Адольф Шикльгрубер (Гитлер) «Mein Kampf»).



Главного Дядю поймать невозможно.

Весенний день 30 апреля 1945 года в Берлине выдался ясным и солнечным. Даже непрерывная вездесущая канонада перестала быть навязчивой, и помимо нее в воздухе начали появляться какие-то новые, давно уже забытые в этом городе звуки. Звуки весны. Победа, которая вот-вот должна была свершиться на земле, ознаменовав окончание самой кровавой войны в истории человечества, была в тот день предрешена на небе. Очередной райско-адский саммит по случаю окончания Второй Мировой войны проходил в исключительно нервной обстановке. Ни одна из сторон не собиралась уступать. Признавая, в целом, победу райской коалиции, функционеры-бюрократы из Wellthewool office, вовсю плевались напалмом. Они так сильно загрязнили воздух своим естественным природным запахом серы, пробившимся через аромат туалетной воды Channel Allure, которой они еще утром облили себя столь щедро, что поначалу серы не чувствовалось совершенно, что всем прочим участникам стало нечем дышать.  Эти рогатые щеголи требовали массы уступок. Их доводы, основанные на нерушимом принципе логического равновесия, и этот невыносимый серный дух заставили всех представителей небесной канцелярии, возмущенно хлопавших своими белыми крыльями, в конце концов, согласиться. Документ, устанавливающий равновесие в мире вплоть до очередного людского глобального конфликта, был подписан, скреплен семьюдесятью двумя подписями, одиннадцатью печатями и убран в обыкновенный деревянный шкаф конторского образца. На этом саммит завершил свою работу. В зале заседаний открыли высокие стрельчатые окна, украшенные витражами работы Рафаэля Санти и в огромный чертог, заливая весь его без остатка и не оставляя ни одного темного уголка, рекой хлынул ярчайший, солнечный свет. Вместе с ним, пьянящий горный  воздух наполнил душное помещение своей абсолютной свежестью и заставил всех участников этого мега-мероприятия предаться радостным мыслям. Обслуга, состоящая из нижних небесных чинов-херувимов и младших чертей, резво накрыла столы, уставив их шампанским «Ruinart» и разнообразными закусками из холодного буфета. Здесь были, преимущественно, разнообразные канапе, маленькие слоеные пирожки, жульены в тарталетках, кусочки фруктов, нанизанные на шпажки, суши для любителей японской кухни, поданные в желании потрафить участникам из японского сектора. В общем, накрыто было с толком и неоспоримым умением: служба «Sky-catering» в очередной раз не ударила в грязь лицом. Единственным облачком, на фоне всеобщего веселья, было крайне сдержанное поведение японской делегации. Оно и понятно! Поневоле загрустишь, узнав, что именно в твоём японском секторе, единогласно, было решено разрешить землянам испытать новую атомную «штуку», отдав на заклание население двух городов. Один из пиарщиков предложил идею с девочкой, мастерящей бумажных журавликов, и это также всем понравилось. Всем, без исключения. Восторга у японской делегации, естественно, никакого не было, но дисциплина и авторитет остальных членов саммита, среди которых присутствовали такие крупные фигуры, как Архистратиг Михаил, Архангел Гавриил и некоторые серьёзные адские министры, вроде Астарота, не позволил «японскому сектору» роптать. Впрочем, облачко это было столь пустяковым, что на него никто не обращал, ровным счетом, никакого внимания. Небо и адо – жители праздновали победу. При чём каждый, свою собственную. Все радовались очередному удачному компромиссу и это, воистину, была победа компромисса. Масштаб есть масштаб. И ничего поделать с этим нельзя. Да и не за чем. Всё равно ничего не получится.

А внизу, на земле, тем временем, шёл последний решающий бой за взятие Берлина. Войска СС, неприступные в своём, непостижимой силы, фанатизме, бились за каждый метр берлинской земли. Они понимали, что уповать на чудо не приходится и никакого спасительного тыла у них за спиной не существует. Всё. Finita la comedia! И за спиной только выщербленная осколками кирпичная стена, у которой, в случае капитуляции их, эсэсовцев, ждёт, скорее всего, расстрел. То, что церемониться с ними никто не будет, эсэсовцы прекрасно понимали и от этого дрались с отчаянной безысходностью людей, которым, вот теперь-то уже точно, нечего терять.
Ранним утром 30 апреля, когда солнечные лучи не встречая преград залили столицу агонизирующего Третьего Рейха таким мирным светом, во внутреннем дворе Рейхсканцелярии появились двое. Лица этих людей давно уже стали, узнаваемы в любой точке Земного Шара. То были: фюрер Германии Адольф Гитлер и его заместитель в НСДАП, рейхсляйтер Мартин Борман. Они появились во дворе огромного здания на Принц Альбрехтштрассе, выйдя из неприметного приземистого строения, напоминающего скорее трансформаторную будку, а на деле, являвшегося одним из входов в тоннель, ведущий к метровой толщины стальным дверям фюрербункера. В этой двухэтажной норе, на семнадцатиметровой глубине, Гитлер провел свои последние дни в осажденном Берлине.

Со стороны можно было подумать, что это двое приятелей мирно болтают, предаваясь воспоминаниям о юношеских проделках. Их жестикуляция казалась нарочито комичной, оба частенько откидывались назад, можно было услышать хохот и изредка, ветер доносил слова, а то и целые фразы, вроде: «Laß alles hier an geht zum Strich», («Пускай все здесь идет к черту!»). И вновь следовал взрыв смеха...

(продолжение следует)