Некогда Христос изгнал торгующих из храма. Он оставил в храме многих других, куда более сомнительных: воров, проституток, солдат, нищих. Прокаженных оставил – видно, еще надеялся излечить, чего-то ждал и от них тоже. Шанс получили многие, но вот торгующих – изгнал. В отношении них – ничего не ждал и ни на что не надеялся. Характерно, что тогда это решение никому не показалось странным. Жизнь была проста, все всё понимали. Эти – просто грешники, они в состоянии раскаяться, и тогда, по пословице, будут угоднее Богу, чем трое святых. Те же – служители иного культа, адепты Мамоны, солдаты врага. Им не в чем каяться, они так дышат – и могут лишь предать, став перебежчиками. А от предателей Христос справедливо не ждал добра: предавший раз – предаст и дважды, и трижды.

Минуло две тысячи лет, понятия изменились радикально. И торгующие вернулись в храм – но уже в качестве хозяев. В крайнем случае – спонсоров. Храм служит им, кормится от них, сам приторговывает помаленьку – в меру приличий и фантазии – и продолжает славить Христа. Каждый живущий – менеджер на службе у другого менеджера, рангом повыше, и так – до бога включительно. Жизнь сделалась сложна, никто ничего не понимает. Но ясно одно: эта дорога к Храму не ведет. К личному благосостоянию, к моральному комфорту (все – человеческое, слишком человеческое), к черту на рога, к Мамоне в пекло – но только не к Храму.

Те мысли и идеи, что составляют костяк моего мировоззрения по данному вопросу вот уже треть века – раскаяться в них до сей поры не было дано мне повода, и не было повода отказаться от собственных взглядов в пользу каких-либо иных, поскольку эти иные логические конструкции, как на подбор, представляются весьма шаткими и никакой критики не выдерживающими. Однако же повод усомниться, задуматься – был, что и побуждает меня если не покаяться, то хотя бы привести некоторые объяснения.

Религия… Я всегда был атеистом, более того – атеистом воинствующим, не признающим никаких полутонов и оговорок. Мысль о том, что где-то за облачком, на хрустальном (антигравитационном) престоле восседает некий дедушка с бородой (весь в белом), и парится за все происходящее ниже – эта мысль представлялась мне не только нелепой, не только безвкусно-вымышленной, но и откровенно вредной – расслабляющим действием своим. Человек вправе в любых жизненных коллизиях и перипетиях полагаться единственно на себя самого – и только тогда достигнет цели и успеха (что бы ни понималось под этими целями). Считаю я так и сейчас. Однако…

За той чертой, из-за которой нет возврата, мне довелось побывать семь раз – и каждый раз возвращаться вполне необъяснимым (чудесным?) образом. Спасибо родителям – за крепкое здоровье, спасибо друзьям, оказавшимся рядом, спасибо счастливым обстоятельствам, но – семь раз? Даже в русской рулетке и даже при феноменальной удаче существует всего пять безопасных попыток. Жать на курок шестой раз – значит откровенно  искушать долготерпение Того, кого нет. А седьмой? Впору подумать, что кто-то (или что-то) не желал(о) для меня «такого вот конца» и оставил(о) Здесь – по неким, вполне для меня неочевидным, соображениям. Во всяком случае, одной статистикой подобное везение объяснить сложно.

Далее. Не семь, а семижды  семьдесят раз доводилось мне попадать в ситуации безысходные, вернее сказать – чреватые исходами неприемлемыми: либо, опять же, смертью, либо тяжелой болезнью, а чаще всего – тяжелым и непоправимым (пожизненным) срамом, отчаянием, кошмаром… Знакомая ситуация, не правда ли? И выхода никакого не видно, и сам штурвал вырван из рук твоих неодолимой силой обстоятельств… И все же кто-то (или что-то) всегда находил(о) ту единственную из тысяч тропочку, по которой ты не только выбираешься из бездны невредим, но и само твое «хождение по лезвию» остается незамеченным окружающими, уважение которых тебе небезразлично. Весь ужас могущего быть, но не пережитого воочию остается лишь в твоем сознании, в самом интимном и скрытом уголке его – как внушительный, но, по счастью твоему, словесный лишь урок… О, тысячу раз благодарю, но кого – или что? Интуицию? Ох, вряд ли: раз в год и казак с лошади падает. Теорию вероятности? Как раз наоборот!
Тогда – кого? Казалось бы, ответ очевиден. И все же, если мне и суждено когда-нибудь прийти к Нему, дорога моя будет столь долгой и тяжелой, что право же, боязно на нее вступать…

Мне неприятны храмы. Языческие капища современности, раззолоченные кумирни Тому, кто прямо завещал: не сотвори себе кумира. Острова сокровищ, невозмутимо возвышающиеся в море нищеты – и это вместо того, чтобы раствориться в нем, сделав общую чашу чуть менее горькой! Опиум для малодушных, бесплодная надежда глупцов, маска для лицемерных и подлых. Резиновая совесть, презерватив души.

Мне отвратительны служители храмов. Назначившие сами себя посредники между человеком и Тем, к кому должно приходить без всяких посредников, усердно делающие лишь одно – взимающие процент за свое посредничество. Сребролюбцы, готовые за деньги отпустить любой из грехов. Властолюбцы, жаждущие власти не небесной, а именно земной – незаслуженной, опирающейся на невежество других и на собственное (зачастую – посредственное) знание священных текстов и обрядов. Каста, по определению не могущая иметь в своих рядах прелюбодеев – и скрывающая их в пропорциях больших, нежели многие другие людские сообщества.
Мне трудно найти общий язык с верующими. Отлично помню, с какой гордостью я выводил в школьной тетрадке свою первую письменную строку: мы не рабы, рабы не мы – и как же воспринимать мыслящего человека, добровольно согласного называться чьим-то рабом, пусть даже и божьим? Как относиться к взрослому человеку, не желающему принимать на себя ответственность за свои поступки, трусливо перекладывающему эту ношу на плечи «небесного барина»? Как воспринимать человека, неспособного обойтись без идеологических костылей – не партийных, так религиозных? Побросали членские книжки, нацепили крестики, «уверовали» - не потому даже, что осознали, а в подражание высшим, следуя поветрию моды…

Уподобиться им? Не могу. Не хочу. Не умею. Не буду. Не терплю показухи. То, что подразумевается под словом «бог» - любовь, доброта, терпение – либо есть в тебе, либо нет, и пытаться обрести эти качества, глотая кадильный дым – бездарнейшая затея. Возможно, они и могут войти в тебя извне (что сомнительно), но уж точно не путем совместных оргий с песнопениями. А живут они – всегда и только в человеке, не требуя внешней рекламы – ни в какой, сколь угодно облагороженной форме.
И – куда идти?

Два тысячелетия назад появился на земле человек, который знал ответ. Едва ли он был сыном божьим – по приведенным выше соображениям. И едва ли он мог творить чудеса – хотя, возможно, и обладал определенными экстрасенсорными способностями. Все это не суть важно и, как обычно бывает, скорее всего приписано этому человеку позднейшими о нем рассказчиками в качестве литературной изюминки. Важно другое. Та любовь, доброта и терпение, которые нес с собой этот человек, так щедро раздаривая их близким и дальним – они-то и воспринимались как истинное чудо.

Так сильны были эти качества, так непривычны были они в ту полудикую, кровавую и подлую эпоху, что поневоле у современников возникло предположение: се человек не от мира Сего. Что, в свою очередь, породило прочие домыслы и истолкования, оформившиеся впоследствии в Великую Легенду. Действительно: ну для кого, даже сегодня, мысль отдать свою жизнь во искупление чужих грехов органична и непреложна? Кто в силах избрать себе столь страшную трибуну, как крест – чтобы иметь возможность всего лишь сообщить ближним истину? Кто согласится быть распятым – того лишь ради, чтобы истину твою услышали немногие любопытствующие?

Не удивительно, что после встречи с этим человеком мытари бросали деньги в пыль. Не удивительно, что невежественные рыбаки, драчуны и пьяницы (падонки!), оставляли свои сети и отправлялись странствовать с ним – служить ему и оберегать его. И уж совсем не удивительна та ненависть, которую возымели к нему высшие церковники: да им же стало страшно до обморока! Такая власть – и не подпертая ни мечами, ни золотом! Любовь – без страха и унижения! Нет, этого нельзя было допустить.

Он мало пожил, его немногие узнали. Когда его не стало, сподвижники его почувствовали себя обязанными исправить ситуацию – донести до всех, имеющих уши, правду о таком человеке. Но как передать ЭТО словами? Как убедить грубого и жестокого обывателя, не попавшего под личное Его обаяние, что быть бескорыстным и всепрощающим – прекрасно? Глупость какая, скажет дикарь и будет прав. Как?

Апостолы – во всяком случае, некоторые из них – оказались людьми незаурядными, не чуждыми творческой жилки. Они решили эту задачу. Они написали сказку – прекрасную и грозную одновременно. Они вложили туда все, что знали о нем – все, что Он заповедовал, все, чему учил собственным примером. Описали, как надо жить, чтобы жизнь стала справедливой, а люди – братьями. А чтобы описанное выглядело серьезным, истинным, обязательным к выполнению, они ввели в сюжет новый персонаж – грозного Бога, следящего за справедливостью. Карающего злых и дарующего награду праведным. Уж бога-то они побоятся, будут вести себя достойно – думали, наверное, авторы. А когда справедливость войдет в привычку, человечество повзрослеет, разберется что к чему, и наша сказка опять станет тем, что есть на самом деле – мемуаром, основанном на реальных событиях, литературным памятником Ему. Так, наверное, думали апостолы. Они верили в нас. Могли ли они подумать, что будущее окажется столь бездарно?

Две тысячи лет минуло, а мы – прежние. Воюем, грабим, лжем, ищем себе кумиров, не на небе даже – на эстраде… Не почитаем ни матерей, ни отцов, ни дедов, удивляясь – отчего коротки и горьки дни наши на земле? Отчаянно желаем жену, дом, машину и прочее, что есть у ближних наших – готовы на преступление ради земных благ. Да, мы подчинили себе силы, почти космические. Мы активно создаем вторую природу, которая вот-вот заживет самостоятельной жизнью и пожрет нас самих – и безжалостно гробим при этом природу первую. Мертвое железо, сгустки энергии…
А сказка осталась сказкой. За хлопотами насущными разгадать недосуг. Намек, содержащийся в ней, добрым молодцам впрок не пошел. Напротив, разные недобрые (в той или иной степени) молодцы усердно извлекают из нее (в той или иной форме) прибыль. Им выгодно, чтобы сказка осталась прежней – грозным рычагом управления и послушания, производящим в их руках вполне определенный эффект.

Есть люди (их довольно много)
Чьи жизни отданы тому
Чтоб обосрать идею Бога

И пока дело обстоит так, мне не в чем каяться.
И все же, и все же…
Человек когда-нибудь станет Человеком. Преодолев свою немощь, косность, равнодушие. Отбросив наконец все низменное, примитивное, животное. Оставив в прошлом то, что некогда помогало выжить, сохраниться как виду, победив остальные виды, а сегодня – пудовыми гирями виснет на ногах, тянет назад, в день вчерашний. Зависть. Лень. Жадность. Злоба. Страх.

Ведь никакие космические силы и вторая природа, никакие побрякушки цивилизации не стоят того факта, что некогда пришел на землю человек, любивший людей. Любивший такими, какие они есть – по колено в крови, по горло в грязи. Отдавший жизнь, чтобы сделать для них мир хоть чуточку чище… И ничего важнее этого за две тысячи лет, пожалуй, не случилось.
Когда-нибудь мы поймем это. Когда-нибудь мы отряхнем с ног прах дороги, устланной благими намерениями, и вновь выйдем на путь к Храму. И тогда, полагаю, найдутся ответы на все вопросы. Тогда мы узнаем, кто оберегал нас и поддерживал на нашем многотрудном пути. Ответ придет к нам сам, без посредников. Верю, быть ему неожиданным, ослепительным и – простым…
Для меня это – единственное, во что стоит верить.