Коллеги, вы как провели Новогодние праздники? Я забросил бизнес и снова в Париж. Сам не пойму зачем…Тянет – и хоть волком вой. Уже не могу без Нотр-Дам-де-Пари, Лувра, Елисейских полей, музея Дорсэ. Ни на что не променяю пейзаж из окна Hilton Paris Eiffel – роскошный вид на красивейшую башню мира. Не перестают радовать зимние прогулки по Венсеннскому лесу, мрачная изысканность городских катакомб и Бастилии. Как может приесться запах и вкус жареных каштанов с площади Дофина?
А женщины…ооооо…парижанки…это нечто, коллеги…
Хемингуэй и Миллер знали, о чем писали, да, знали…
Пардон, вынужден прерваться – внеплановое заседание совета директоров, надо собраться, настроиться, негоже романтично пускать слюнки и розоветь очками перед подчиненными…

Сутуловатый болезненно худой мужчина, не отрывая взгляда от выпуклой банки монитора забычковал «пегасину» об пол, поправил замотанную изолентой дужку очков и откинулся на засаленную софу. Вытершиеся на коленях трикохи ощутимо подванивали мочой и немытым телом. Все время болели глаза, уже давно надо было поменять линзы, на что он никак не мог отважиться – поход к врачу сулил дополнительные хлопоты и траты. Пенсии едва хватало на выплаты провайдеру и сигареты, быстроразваривающийся суп и гранулированный чай составляли привычную основу дневного рациона питания.

Крошечный монитор в очередной раз моргнул – после полутора часов работы чудо-технику конца двадцатого века начинало колбасить. Мужчина несколько раз ударил по пыльной клавиатуре артритными с часовыми стеклами ногтей пальцами, закрыл активные окна и выключил компьютер. Старенькой машине надо дать отдохнуть…

***
Бля, пацаны, Новый год в этом году – полный пиздец! На хую я видал работу! Опять забурился к Шурке в Кузьминские Отвержки. Бля, тянет туда шо пиздец! Так привык ко всему этому говну, к ебучему сельскому клубу с танцами до утра под дикие звуки из рваных колонок. Прусь галимо от вида дымка с асфальтной фабрики за окном. Ну как не охуеть от вкуса и запаха паленой водяры из сельмага?! Тупо нажирался там каждень и ходил по всем трем улицам волшебного селенья. Из главных «фишек»: водокачка, заброшенная церковь, пруд с катком пять на пять метров и дом Варьки-самогонщицы.
А бляди…Это пиздец какой-то! Если только мандавошек поймаешь – считай в рубашке родился, полный экстрим камрады! Трейсеры, дайверы и всяческие злоебучие парашютисты сосут с проглотом (не ахтунг)!
Бля, не дают попиздеть, опять кому-то понадобился…

Элегантный молодой человек нажал на зеркальную кнопку и выключил тюнингованный под дерево системник. Плавно крутанул кресло, снял с подлокотника шерстяной блейзер и погрузил туфли в мягкий ворс ковра. Дрова в камине почти отгорели. Он не любил наблюдать, как умирает огонь. Позвал Майка. Тот приоткрыл мутные сонные глаза, вильнул хвостом, встал и, боднув лобастой головой ногу хозяина, легонько тявкнул – пес давно привык к их вечерним диалогам. Они спустились по винтовой лестнице, проследовали через дуговую анфиладу комнат и вышли в просторный холл. Молодой человек накинул френч из гренландской нерпы, приоткрыл массивную входную дверь и, пропустив собаку перед собой, вышел из дома.
Вдоль аллеи матово-тускло светились шары невысоких фонарей. В дальнем секторе усадьбы, почти у забора желтело окошко флигеля прислуги.

Они двигались по аллее вместе – человек и пес, человек загребал ногами невесомый рассыпчатый снег и, иногда, задрав голову, хохотал, собака с лаем бегала вокруг него, на ее высунутом языке таяли сорвавшиеся с заиндевевших елей полуразбуженные любопытные снежинки…