Жанр элегии предполагает грустные размышления
о жизни и смерти, о тщетности тщеславных
устремлений ввиду неотвратимого конца,
воспоминания о прошлом, вздохи о быстролетном счастье.
Из какой-то дурацкой статьи


    Понятия не имею, правильно ли я назвал зарисовку "элегия". С двух шагов её от ноктюрна не отличу. Тем паче, от рапсодии. Гуманитарное образование образовалось где-то отдельно от меня. Просто слово такое, красивое. И настроению соответствует. Хотя непонятно, почему. Ничего элегического здесь нет. Дебаркадер весь железный, воняет вокруг, соответственно, железом. Вокруг чисто. Той чистотой промышленных помещений, когда грязи нет, но и лайковые перчатки (когда б они у меня были) положить некуда. Есть куда сесть седалищем в заляпанных солидолом спортивных штанах. На лавочку из неструганных досок. Курить здесь запрещено, но я запрет игнорирую. Ночь, никто слова не скажет. Ветровку можно выбрасывать, она в ржавчине и масле (никто насчёт спецодежды не предупредил). Кроссовки разбиты о всякие порожки и железячки, которых на лодке великое множество. Сама лодка тяжело сидит в чёрной воде и периодически фыркает мне в лицо дизельным выхлопом. На её выпуклой блестящей спине среди кабелей и шлангов копошатся работяги. Сплошная проза жизни вокруг, тем не менее, настроение элегическое (что бы это ни значило).


    Северянам не понять восторга южного человека при виде незаходящего солнца. Пусть отсюда до полярного круга почти пять градусов широты – всё равно чувствую себя полярником. Пятнадцатиминутное исчезновение светила за горизонтом я даже не заметил. Потому что пришлось лезть в лодку, делать очередной замер. Вылез обратно – солнце опять встало. Невеликое, кстати, удовольствие скакать туда-сюда через главный пост. Нижние два метра узкие, ноги вообще не согнуть. Нотебук на животе то и дело заклинивается между шлангами и ступеньками. Оставлять компьютер внизу нельзя: коллеги ушли в первый отсек, где и сгинули, а работяги могут банально наступить на хрупкий девайс (или просто скрасть), хотя очень его любят. Особой популярностью у них пользуется х/ф "Snatch" и клипы Милен Фармер. Весёлые картинки с платных сайтов я им не показываю, ибо производительность труда. И так уж ходовые испытания на месяц перенесли.


Достаю из сумки газету. Какой кайф, читать "Советский спорт" в три часа ночи при свете солнца! Кайф, конечно, не от газеты. Какой извращенец может получить удовольствие от чтения "Советского спорта"? Но о существовании "Спорт-Экспресса" в Северодвинске не подозревают. Прикольный здесь народ. Спокойные все такие. Даже гопники. Подошли как-то двое, я думаю – что за дела, белый день кругом. Глядь на часы – 23:35. А, тогда всё в порядке. "Нет, ребята, пулемёта я вам не дам", - говорю, и дальше иду. Пацаны постояли, вздохнули тяжко и тоже себе пошли. Очень спокойный народ. Но не информированный. Многого не знают. Спрашиваю замначальника участка на заводе (справный молодой парень), какие кабаки тут хорошие есть? "Я по ним не хожу", - отвечает. Я ж не спрашиваю, ходишь - не ходишь. Ты скажи, какие и где, сам разберусь. Не знает. Кондукторшу (лет шестидесяти) в автобусе №3 спросил: "Здесь №17 останавливается?" Ответ: "Не знаю, я всю жизнь на тройке езжу". Хотя город секретный, может так и надо. Шпионам, наверное, здесь работать трудно.


Солнце медленно поднимается над Яграми. Чайки проснулись. С удивлением узнал, что это весьма трусливые существа. На моих глазах голубь отобрал у чайки пирожок, а та утёрлась и сбежала. Хотя клюв у неё – троих голубей можно насадить. Ещё воробьи тут непуганые. С руки семечки жрут. Видать здешним детишкам устройство рогатки неведомо. Бах! Солнце скрылось. Что за дела? А это большую лодку куда-то потащили, заслонила. Во громадина! Моя рядом с ней – запорожец рядом с БелАЗом. Слева ещё одно циклопическое сооружение. Нефтегазовая платформа из моря Баренца ремонтируется. Как двадцатиэтажный дом. У платформы ошвартована лодка-малютка. Где в ней экипаж помещается – уму непостижимо. Чуть дальше стоит "Адмирал Нахимов". Полторы тыщщи экипажа. Уже много лет стоит и ещё столько же простоит. Пока не распилят. Жалко, однако, красивая вещь.


На лодке прямо передо мной трудится малярша. Закрашивает слоновкой какую-то нишу на рубке. Красивущая баба. Ей лет тридцать, может меньше. Брюнетка, на хохлушку похожа, или на казачку. Откуда она здесь взялась?  Второй такой в городе не видел, все здесь бледные, светловолосые и конопатые. Фигура у малярши – Мерлин Монро, и заляпанный краской комбинезон не в силах скрыть это волнующее обстоятельство. К девчонке подходит дежурный матрос с автоматом и хватает её за левую ягодицу, скотина такая. Малярша разворачивается и проводит кистью по роже охранника. Слоновка стекает с подбородка на бушлат, матрос матерится и уходит умываться скипидаром. Я интеллигентно хихикаю, работяги ржут в голос. Девчонка спокойно продолжает красить. Возвращаюсь в лодку. По дороге на всякий случай спрашиваю у Мерлин: "Как дела?" "Отстань", - отвечает не оборачиваясь. Работа у неё денежная и сдельная, не до шалостей.


Во втором отсеке живая скульптура. Один тип в проходе привинчивает маслопровод, другой сидит у него меду ног и чего-то варит электричеством. Перешагивая через сварщика, больно задеваю его пяткой по печени. Тот даже не оборачивается, тоже, видать, на сдельщине. В своём отсеке ложусь на пол рядом со своей системой. Отрубаюсь, уже двадцать часов на ногах. В одиннадцать утра заканчивается зарядка батарей, еду домой. Сегодня у меня день рождения, надо не напиться, ибо завтра – в паровоз, и прощай, Северодвинск. Не видать мне больше приполярного лета. Хотя, зачем зарекаться? Может, доведётся ещё…


ЗЫ: Вот такая вот поебень получилась, товарищи. А всё потому, что за каким-то хуем решил написать зарисовку без единого слова мата. Ебать-колотить, как трудно, оказывается, ограничивая лексикон, обходиться минимумом выразительных средств! Просто пиздец. Больше таких жестоких экспериментов над собой ставить не буду. Ну его нахуй!


Мочканём!                                                                                      7.02.2007.