Как-то одна парикмахерша прижалась к моему затылку грудью и участливо спросила: «У тебя что, жизнь тяжелая?» Было это, правда, пятнадцать лет назад.
Что я могу по этому поводу сказать? Надо быть точным в терминах. Надо обязательно различать «лысину» и «плешь». Плешь — это то, что поднимается вверх ото лба. А то, что распространяется во все стороны от макушки, и есть собственно лысина. У меня, честно сказать, есть и то и другое. Но мне не нравится слово «плешивый». Поэтому я называю себя просто «лысым». Это слово мне нравится.
Я был лысым почти всю жизнь. Когда у меня отросли волосы, меня отдали в ясли. Когда я закончил школу и поступил в университет, волосы начали выпадать. Себя лысого я хорошо знаю, понимаю и даже немного люблю. К себе не лысому я отношусь настороженно, плохо себя такого помню и не всегда узнаю на фотографиях.
Большинство женщин, с которыми меня сводила судьба, были ощутимо выше меня ростом. Наверное, выбор был обусловлен неким подсознательным гуманизмом: зачем заставлять даму вставать на цыпочки каждый раз, когда ей захочется бросить взгляд на мою лысину? Между прочим, когда я был помоложе, время от времени использовал свою лысину как доказательство работы в суровых северных краях на засекреченных объектах. Впрочем, доказывать ничего и не приходилось: просто в самых красочных местах описания я многозначительно наклонял голову. Иногда более действенным оказывался намек на тяжелую жизнь. Как, например, в случае с той парикмахершей.
Или вот договариваешься о встрече с незнакомым человеком. Мне жалко тех, кто бубнит что-то невнятное типа: «Я буду в зеленом плаще и желтых ботинках, со свернутым трубочкой журналом "Филателист"». Я в таких случаях ничего не бубню, а сразу сообщаю: «Я лыс как коленка».
При этом я начисто лишен лысого шовинизма. Я не считаю волосатых людей неполноценными, мне не приходится преодолевать внутренние барьеры при общении с ними. Более того, я считаю, что волосатые в современном обществе подвергаются дискриминации: тогда как лучшие косметологические умы трудятся над восстановлением волосяного покрова, никто не удосужился предложить человечеству хоть какое-нибудь средство для облысения. А ведь это настоящее неравноправие: лысый всегда может при желании надеть парик, а волосатый — пусть он бреет голову хоть каждый день — все равно останется бритоголовым, а лысым так и не станет. Существуют, правда, специальные лысые парики, но ими, насколько я знаю, пользуются только артисты, играющие Ульянова-Ленина.
Страшно, конечно, подумать о том, что лысые временами надевают специальные волосатые парики. Безусловно, в такой ситуации я оправдываю только тех лысых, которые работают шпионами. Заслуживают снисхождения также актеры, на сцене или в кино играющие волосатых, но у меня вызывают недоумение те из них, кто продолжает носить парик и в обычной жизни. И что, кроме жалости, могут вызвать те недостойные лысые, которые, подобно Лукашенко, стыдливо прикрывают свою голову специально отрощенной для этих кощунственных целей прядью волос!
Но особенно мне жалко тех, кто использует многочисленные средства для отращивания волосяного покрова на благородной поверхности своей головы. Наказание окажется несоразмерным преступлению, когда они перейдут в стан волосатых и поймут, что обратной дороги нет.
Одумайтесь, друзья. Берите пример с меня. Я — лысый!
Искренне Ваш, Пикассо