Обычно телки снятся голые – либо готовые к употреблению, либо уже в процессе эксплуатации. А тут вдруг одетая приснилась. Фигурка хорошая, джинсики на ней в облипон, щиколотки стройные видно, босоножки на шпильке, рубашечка белая на пупке узлом завязана… шатеночка такая, в рыжинку слегка, волосы длинные распущены… ням-ням! Ну, правда, и коляска при ней, и кулек там посапывает в коляске – ясно дело, кто ж мимо такой красоты пройдет, лысого не попарив? Спокойная такая девушка классического вида, и смотрит ласково, хотя и с грустинкой.
- Привет, - грю, - красавица. Че тебя в мой сон занесло?
- Да скучно, - грит, - чего-то, с живым человеком поговорить захотелось…
- Да ты, - подмигиваю, - тоже типа не мертвая…
- Ну, мертвая – не мертвая, - грит, - но за последние 2000 лет все больше с душами бесплотными общаться приходится…
Хуясе, думаю. План-текила-план-текила, что ж ты делаешь со мной? А с другой стороны, лучше такой сон, чем никакого – посмотрим!
- Ладно, - грю, - имел я те души плотно, а тебя как звать-то?
- Ой, ты знаешь, - грит, - по-разному! Бывало, и Святой девой звали, и Мадонной с младенцем. А по-вашему, по современному – Пелотка с песденышем, пожалуй…
- Букоф дохуя, - грю. – У меня знакомая есть, на тебя похожа, Машкой зовут. Давай, чтоб не путаться?
Вздрогнула рыженькая отчего-то, но головой согласно кивает:
- Что ж, и так звали…
- Вот и хорошо, - грю. – Замужем?
- Формально – да, - грит.
- А реально?
- Реально я с ним и не спала не разу, - грит. – Он старше меня намного, плотник – золотые руки, а алкаш – еще золотей. День табуретку делает, ночью пропивает, зачем женился – не знаю, может, чтоб я стамески ему подносила? Не мог, конечно, ничего, от пьянства-то. Соседки мне так и говорили, в глаза: иди, мол, подбирай, опять твой Оська-импотент у кабака валяется, полные галифе навалил…
- Гыгыгы, - грю, - а киндер-сюрприз тогда откуда?
- Ой, это мерзкая история, - грит, - и долгая, может не будем..?
- Хуле, - грю, - все равно я сплю – зажигай, зачтем автоматом!
- Девчонки знакомые, - грит, - пригласили 8 марта отмечать. Сначала все хорошо было, а потом пацаны поздравлять пришли. Ну ты в курсе, как мужики празднуют: ведро водки, на закуску – цветы и трах. Выпила я сдуру рюмку, вторую, а чего дальше было – как отрезало. Помню, убалтывал меня кто-то на какой-то «золотой дождь», лапали… Утром проснулась – лежу вповалку со всеми, ни юбки на мне, ни трусов… А дальше известно: прощай месячные, живот расти начал… Подкалывали все: бла-бла, непорочное зачатие… Переходила срок на месяц, тоже травили – черта, мол, родишь. Ну, и в аккурат к Рождеству родила… маленького моего… никакой не черт, хороший мальчик! Вырастет – замолит мой грех, людям помогать будет…
- Ладно, ты ребенка любишь, понимаю, - грю. – А муж че сказал?
- Так он эту байку и пустил, - грит, - про зачатие непорочное. В штаны нагадить ему, понимаешь, не стыдно, а тут застеснялся…
- Ну, блиа, все понятно, - грю. – С тех пор ты всех мужиков ненавидишь и презираешь, а общаться предпочитаешь с душами бесплотными. Банальная бабская логика, дохуя таких историй слышал…
- Я никого не ненавижу, не презираю, - перебивает она, - а просто боюсь. Ну, и сторонюсь, что ли… Вот ведь не повезло – родиться симпатичной!
- А что же, - спрашиваю, - крокодилом родиться – лучше?
- Я б, пожалуй, сменялась, - грит. – Вот ты представь: ты такой же человек, как и я. А теперь переверни шахматную доску: ходишь ты по улицам, а в тебя каждый встречный вместо «здрасьте» норовит отростком своим тыкнуть! Не дала – сука и дура, дала – шлюха… Классический выбор: между сумасшедшим и публичным домом! И ведь каждый норовит – без гандона! А потом на пачку памперсов денег не допросишься. Приятно тебе было бы?
- Я, - грю, - в отличие от некоторых, для тыканья не приспособлен…
- Как бы не так! – грит. – Рот у тебя есть? Ведь ваш брат вечно норовит, как это… «на клыка навалить». Ты его сосал когда-нибудь – вонючий, немытый? А если откажешься – в рыло получал? Вы, мужики, и представить себе не можете, какой это кошмар – когда тебя за человека не считают: так, сосуд для слива излишков организма… А другим и этого мало: им, видите ли, охота «кожаную гранату в шоколадный цех забросить»! Тебя когда-нибудь в жопу драли? Больно – караул, а женщина должна быть в восторге…
- Постой, постой, - грю. – Бывает, конечно… но обычно в рот и в жопу – дело добровольное. А против обычного секса-то ты что имеешь?
- Я, - грит, - против нормального секса ничего не имею! Но подойдите же ко мне по-человечески, с лаской, поберегите меня от незапланированной беременности или болячки какой! Я же слабое существо, нежное. И половой орган у меня не чета вашему, он намного нежнее, чувствительнее. Она же розовая вся, просвечивает – считай, обнаженная плоть. Прежде чем к ней прикасаться, надо время дать, поласкать, чтоб увлажнилась, или хотя бы язычком лизнуть – а не так, с наскока, ваши сваи заколачивать…
У меня и так от последних ее речей крыша ехала, а это услышал – все, песдец: забрало упало, болт торчком. Руки на бедра ей кладу и говорю:
- Складно звонишь, но лучше один раз увидеть, чем сто услышать…
И начинаю с нее джинсы стаскивать. Она тихо так шепчет: не надо… ну, не надо… не поняла, дурочка, за 2000 лет, что от такого шепота только стоит лучше! Вот уже и трусы затрещали, ребенок в коляске проснулся, заскулил, но меня теперь только из гранатомета тормознуть можно. И вот уже поставил я ее на четыре кости, и совсем было заправил, но тут разверзлась небесная твердь, и громовой голос как рявкнет на меня:
- ТЫ ЧТО ЖЕ ЭТО СЕБЕ ПОЗВОЛЯЕШЬ, АЦЦКИЙ СОТОНА ?!?!?!
И как уебет меня оттуда по тыкве молнией! Заорал я, опаленный…
Ну, и проснулся, конечно.
Лежу в предрассветной тьме, думаю: батюшки-светы, что ж я натворил? Богоматерь Деву Марию чуть не выебал! Хуже того: младенца Спасителя разбудил, напугал. Немудрено, что настоящий Папа так прихуел и окрысился, а мне ведь у него, не миновать-стать, лет через 50 вакансию поспокойнее просить… Текилу допили вчера, шышки скурили – чем бы мне теперь успокоиться?
Глянул налево – слава тебе: нынешняя моя, Машка, рядом спит. Да как удачно спит – голой жопой ко мне. Приподнял малешко верхнюю булку, нижнюю пальцем чуть прижал, а стоял уже заранее: легкий нажим, вот я и дома! Я ее за что ценю – она флегма. Никогда не откажет, или как сейчас – даже и не проснется. Мне мексиканских страстей не надо: так, почмокать в охоточку, стресс снять. Вот как сейчас: десять качков, пятнадцать качков – глядишь, сердце и отпустило…
И вот тогда, в полутьме, под мирное Машкино хлюпанье, я дал себе зарок. Машку я знаю, у нее щаз дни незалетные, а в другой раз и с другой телкой – обязательно с гандоном. А если защеканского надумаю дать – так обязательно болт заранее водичкой ополосну. А если в шоколадный цех – приду с цветами и шоколадкой. И – прости и помилуй мя, грешного…
Чего и вам, камрады, желаю.