сцыла на начало - http://www.udaff.com/creo/62734.html
сцыла на вторую часть - http://www.udaff.com/creo/62765.html
сцыла на третью часть - http://www.udaff.com/creo/62805.html
сцыла на четвертую часть - http://www.udaff.com/creo/62847.html
сцыла на пятую часть - http://www.udaff.com/creo/62877.html
сцыла на шестую часть - http://www.udaff.com/creo/62881.html


Красный Финал. Необратимость 

Он открыл глаза. Не спеша приподнялся. Вокруг продолжало бушевать пламя. Жадный огонь быстро перекинулся на стены. Из старой котельной будто разом вытряхнули всю скопившуюся за много лет сырость. «Огонь… Снова Огонь… Тут так много Огня…» По ногам, тихо попискивая, бежали крысы. Они не хотели погибать, не хотели задыхаться в этой гари. Они бежали к Выходу. К Свободе. К старой трухлявой лестнице, к испещренной щелями двери, наружу. С той стороны кто-то громко стучал, чуть не срывая дверь с петель. Из-за нее доносились крики живых и уже свободных от пут кошмара людей. Наверное, они хотели ему помочь. Ярко оранжевые пятна перед глазами теряли четкость, расплывались, делились на множество искорок и собирались снова. Во взгляде застыло зыбкое марево, то ли от застилающего все и вся дыма, то ли от слез. Он не мог разобрать. Тело девушки, измученное бедное хрупкое тело, лежало на грязной койке.  Он сделал несколько шагов к Ней… Такой прекрасной… Такой Родной… Он был готов идти за ней… До конца…
«В этом мире слишком грязи для нее… И Слишком много огня… Наверное она заслужила Покой… Но какой приз заслужил я? Разве я не был тем самым избавлением, тем самым Принцем, Героем из страшной, но все же окончившейся хорошо сказки? Разве нет?» Нет. Он знал, что нет. Время тянулось бесконечно долго. Он хотел остаться в этом мгновении навсегда. Просто стоять рядом с Ней. Ему уже были не нужны ответы, хотя он мог задать еще много вопросов этим ржавым трубам. Всполохи пламени. Ее лицо… Он освободился от Зла и Темноты, освободился от Мести и Страха, перестал прислуживать собственным отражениям едва заметным в сумрачном тумане сознания. Но никто не мог освободить его от Любви. «Господь посмеялся над нами, когда приказал любить друг друга… Посмеялся… Но даже если мы и не обретаем любовь, то каждому из нас достается свой приз… приз». Вдруг он словно впервые ощутил в своей руке тяжесть верного оружия. В тот же момент грусть отступила. Теперь пустоту его души разбавила странная, отрешенная мудрость. Она принесла в эту пустоту покой… покой. У него был только один Путь. Пойти за Ней до конца.
«Уильям, ты ведь ждал этого, да братец? Да? Изводил, мучил, также как Николай собственную дочь. Не успел. Я оказался чуть-чуть крепче. Но ты все таки получишь, то что хотел… Жаль, что ты уже не можешь ответить». Вокруг лопались от жара трубы, падали на пол охваченные пламенем куски потолка. Он стоял рядом с ней, крепко сжав рукоять кольта. Выбирал… Правая или левая рука? Теперь уже не было никакой разницы, но на всякий случай он все же поднес ствол к виску с правой стороны. Так было вернее… Так было надежней…


Когда шахтеры наконец выломали дверь их встретили только обугленные трупики крыс и еще два черных силуэта, лежавших рядом, словно обнявшиеся любовники.

Желтый Финал. Она

Он открыл глаза. Буйство горячих красок ослепило его. Его пробила нервная дрожь, странный озноб, дикая смесь беспокойства и паники. Он резко вскочил на ноги. В голове вертелась только одна мысль, словно у летящего на огонь мотылька: «Она! Она еще где-то здесь, в этой грязи, лежит и ждет. Она. Я должен!» Не разбирая ничего, он кинулся вперед, к Ней, выронив из трясущихся рук револьвер. Волна жара обступила его со всех сторон. Ему было очень тяжело дышать, но все равно он глотал ртом воздух часто-часто, как рыба выброшенная на лед, заполняя легкие едкой гарью. Он кашлял, падал, лихорадочно поднимался и снова бросался вперед. В его странной суете было что-то насекомье (может быть что-то от мотылька?). Крепко схватившись руками за ремни он, сдирая ногти принялся, рвать упрямые путы. Брызгал слюной, кусал их, пытался перетереть зубами, бесновался, кричал что-то невразумительное. Невесомое тело девушки колыхалось из стороны в сторону, голова ее бессильно болталась, как у тряпичной куклы. Кровь на груди еще не успела застыть, он весь измазался ею, и иногда, словно украдкой от Нее, слизывал с себя красную влагу, как живительный нектар, как амброзию. «Мне нужна вода! Много, много воды, чтобы затушить это чертово пламя! Чтобы ни одна искра не коснулась Ее! Чтобы залить пожар в моей душе. Много Воды, Много воды. Вкусно. Сладко и солоно. Много воды. Озеро! Ну конечно, это же озеро, да, да озеро Толука! Но Она, другая Она, та что теперь ТАМ не пустит меня. Да я знаю не пустит, у меня слишком много грехов. Я не перейду тот мост. Провалюсь под тяжестью своих сомнений и ошибок. Боже, как же вкусно. И как горячо внутри! Черт! Ремни, ремни!» Он снова рычал и даже не заметил, как в своем бешенстве опрокинул койку с телом и бросился на пол за Ней следом, где продолжал нервно перебирать руками и рвать кожаные путы, натерев на ладонях огромные волдыри. Какой-то проблеск, какая-то  чистая и незамутненная бешенством мысль :«Да что же я делаю? Катаюсь по земле, слизываю с рук кровь. Кто Она мне? Она ведь не из тех кого я знаю. Не из тех, кто со мной… В моей жизни люди появлялись и исчезали так просто. Раз и два, один-другой. Но это… Это не любовь – это Безуми…» Но тут же сам перебил себя яростным животным криком «Уильям! Нет! Никакого Уильяма! Нет! Она. Только Она и больше Никто. Она! Я должен ее вытащить». Провозившись в раскаленной, как духовая печь, котельной еще несколько минут, он наконец взвалил Ее себе на плечи и, спотыкаясь и испуганно отскакивая от каждой крысы, ринулся к выходу. Он ни разу даже не взглянул на Ее мертвое лицо. Перед его глазами стояли лишь Ее улыбка и взгляд… Из его снов. Такие Живые, такие светлые… На улице были люди. Много людей. Они сперва, радостно встретили его дружным возгласом: «Выбрались!». Затем кто-то из них закричал: «Боже да девчонка то мертва!» и толпа разом испуганно отступила. Он не смотрел на них. Множество голосов сливались в психоделический, рваный хор: «Душегуб! Девчонку сносильничал и убил, а теперь вот носится с ней!», «Я его видел! Это тот самый, что Ведьму хотел от суда Праведного Защитить», «Да он же совсем спятил! Идти сам не может! Рычит, как волк. Посмотрите на его глаза, в них же бес сидит!», «Это уже восьмой сдвинутый которого вижу. Как  те твари отовсюду полезли, так хлипкие людишки сразу с ума посходили. И этот явно не последний в Городе. Куда их деть то теперь всех?» Голоса впивались в его мозг как острые осколки стекла. Он не хотел их слушать. Ему не нужны были звуки. Он хотел только лишь смотреть на Нее. Но когда он пустил глаза, то увидел, что бережно сжимает в руках труп совершенно не знакомой ему девушки. Ее кожа, отливавшая болезненно желтым, была покрыта какими-то пятнами и гнойниками. В этом куске костлявого мяса, обтянутого кожей не было и толики Ее совершенства. Не было Ее грустной улыбки. Грязно спутанные волосы и уродливые шрамы оставленные железными штырями на затылке и лбу. Но он знал, чувствовал всем своим естеством, что его обманули, неизвестно, как подменили Ее. Эта отвратительная, бессознательная дурно пахнущая плоть поглотила Ее, спрятала. Она, настоящая ОНА была все еще там, где-то в глубине этих тусклых выцветших глаз. Он хрипел что-то вроде «пожалуйста» и  поднимая ее дряблые веки все пытался разглядеть, пытался увидеть хотя бы отблеск Ее взгляда. Но с каждой секундой Она уходила… И Она не могла вернуться назад… А он смотрел и смотрел, тряс это маленькое тельце, загребал истерзанными руками землю и все шептал «Здесь должен быть кто-то. Здесь должен быть кто-то…»

После памятной ночи в Тихом Холме нашли около сорока сумасшедших, бесцельно бродящих по улицам. Билл Твинс стал одним из пациентов новообразовавшегося госпиталя для душевнобольных «Бркухевен». Он не говорил с людьми, только бесновался и иногда что-то тихо шептал и плакал. Все стены его палаты были исписаны кровью. В безумном исступлении он снова и снова писал Ее имя. Много лет…

Синий Финал. Новая музыка

Он открыл глаза. Его окружала густая, непроглядная тьма. Только тьма и ничего больше. Все проникающая, всепожирающая и абсолютна безразличная к чему бы то ни было. Это была хорошо знакомая  ему темнота. Именно она столько раз скалилась на него в том проклятом страшном чулане, куда запирал его отец. В начале он хотел закричать, убежать, но у него не было ни рта ни ног. Только голый рассудок, выброшенный в эту до отвращения узнаваемую Тьму. «Я умер? Сгорел или задохнулся в котельной? Неужели вот так вот люди и умирают? Никакой вечности, никаких заполненных звездами сияющих пространств? Никакой души… Никакого Света? Может быть я в Аду?». И на него накатило отчаяние, которое не могло никак разрешиться, ни стоном, ни нервным ознобом.  Тьма могла хранить в себе еще миллионы таких же как он, а могла быть и абсолютно пуста. Может быть, в ней не нашлось места даже для Всемогущего и Всеблагого Господа. В любом случае это ничего не меняло. Он попытался вытащить из памяти хоть что-то, хотя бы одно светлое воспоминание, но его мысли упрямо не хотели складываться в образы. Только сухие слова, которые не могли выразить чувств, которые даже не могли передать этот, обступивший его ни с чем не сравнимый ужас. Так продолжалось довольно долго. Еще немного и у него не осталось бы даже этого подобия сознания, лишенного тела, воли и души. Он понял, что скоро раствориться в Темноте совсем. НО ОН ХОТЕЛ СУЩЕСТВОВАТЬ! Ему нужна была хотя бы одна зацепка за реальность, хотя бы один шанс вырваться из этой Бездны. «Может быть, это Тьма Нового Мира? Может быть, все задуманное Николаем и Гудбоем свершилось, и мой выстрел уже ничего не решал? Мать поглотила Старый ею же созданный Мир и отправилась в даль пожирать новые Вселенные? Может быть Уильям добился своего? Уильям! Ответь мне, ты этого хотел, сукин сын!? Ответь, я знаю, ты всегда прячешься в темноте, ты был со мною в чулане, значит, не покинул меня и сейчас. Уильям!»
И брат конечно же ответил… Его голос заполнил собою ВСЕ, точно как голос метавшегося в Пустоте еще до Создания Света Господа. «Нравиться Билли? А вот представь себе, я тут все это время жил. Просторно конечно, но как-то уж очень неуютно, не находишь? Что до меня, то я не хотел Нового Порядка. Он был лишь средством для достижения цели. Я прорывался в Мир, и как видишь, мне это удалось. Все вышло даже лучше, чем я задумывал… Новый Мир не успел набрать полную силу, он лопнул, словно мыльный пузырь, но многое, братец, очень многое из него перебралось в мир Старый. В том числе и я. » «Как? Где я? И где ты? Что все это значит, Уильям? Ответь, молю тебя, если я перестану слышать твой голос, то…» «Кто-то придумал эти странные правила, и я не могу выкинуть, вытравить тебя из себя полностью. Пока… В конце концов, мы ведь один и тот же человек, ты не забыл? Но с этого момента я буду стрелять только левой рукой…» «Анжелика! Что с ней? Где она? И где мы? Где… ты?» «Анжелику мертва. Ее убил ТЫ, а не я… Знаешь, детоубийство, это даже для такой трясущейся твари как ты наверное слишком. Понимаю, сделано все было от большой любви, но не волнуйся, я обязательно выпью за эту девчонку в ближайшем кабаке… Интересно, какого это ощущать вкус? Ощущать запахи мне уже не нравиться. » «Где ты?» «Уже почти ушел отсюда… Этот Город мне успел порядком надоесть. В мире… В Старом мире есть еще множество городов, которые нужно посетить, и множество дел которые ждут меня. Больших дел, братец». И Уильям замолчал. Оставшись снова один на один с мраком, он пытался докричаться до него, пытался звать его снова. «Сволочь! Дай же мне хоть один шанс! Позволь мне не существовать! Не дай мне раствориться здесь, Уильям! Уильям! Я не хочу, не хочу, НЕ ХОЧУ!!!!». «А дал ли мне шанс ТЫ?» - ответил Уильям и смолк навсегда. Темнота поглотила его…

Винсент встретил Твинса у самого выхода из Города. На нем по-прежнему был траурный фрак, но глаза библиотекаря лучились спокойным удовлетворением:
-    Здравствуй Билл! Хотя, наверное, тебе стоило бы сказать прощай… Знаешь, пока я прятался от гнева духовных и светских властей я не терял времени зря. Я таки вывел формулу Белой Клаудии. Индейцы мне больше не нужны. И как только все снова придет в норму, я возобновлю свое дело. Здесь нужно будет построить много нового… Этому Городу всегда не хватало парка... А ведь всего этого могло бы и не быть, если бы у тебя не получилось. Ты молодец, что смог Билл!
Твинс огласил Туман жестким, металлическим смехом, глядя прямо в его лукавые глаза:
- Ты прав, очкарик, черт тебя дери! У меня ПОЛУЧИЛОСЬ! Я смог. Все-таки смог…
Библиотекарь пригляделся внимательней. Движения Билла показались Винсенту странными. Тело Твинса будто бы наполнилось иным, не свойственным ему, резким, надломанным ритмом. И в глазах вольного стрелка появилась та же самая искорка лукавой хитрости, которую Винсент видел каждый день в зеркале. Неожиданная догадка озарила его и воплотилась в короткий вопрос:
-    С кем я сейчас говорю? – Твинс снова громко и холодно рассмеялся.
-    Ты что ослеп? Со мной, очкарик! Кстати поешь ты преотвратно! – после этого он панибратски хлопнул Винсета по плечу и покинул Город навсегда.

Он уходил по болотистой тропе навстречу открывшемуся ему миру. «Билл жил неправильно. У него было столько возможностей! Боже, сколько же всего он мог наворотить!… И при этом дрожал от звуков губной гармошки. Какой все-таки смешной и жалкий… Ничего… Ничего… Это тело выучит новую музыку»

Черный Финал. Нежность

Он открыл глаза. Тупо уставился на ее койку. Слушал шипение лопающихся труб и писк крыс. Маленькая комната словно оживала, начинала шевелиться. Даже прозрачный воздух раскалился настолько, что принялся танцевать у него перед глазами. Но в этой комнате, кроме него, кроме нее и крыс был еще кто-то. Сквозь свист пожираемых огнем деревянных стен, сквозь вой покидающих мир демонов, сквозь крики с улицы, он с трудом расслышал чьи-то крадущиеся шаги. Не рассуждая (на это попросту не хватало сил) он инстинктивно подскочил и, развернувшись в сторону этих шорохов, выставил перед собой кольт. В углу комнаты стояли двое трясущихся от страха юнцов облаченных в желтые мантии, покроем напоминающие одеяния красных фанатиков. Видимо это были Слуги Лобсель Виса. Один из слуг кинулся было в сторону, но он положил его точным выстрелом прямо на месте. Тело с простреленным черепом тяжело рухнуло прямо на охваченный огнем неровный выступ стены. Второй громко всхлипнул и, беспомощно защищаясь, выставил перед собой ладони, словно пытаясь закрыться от гнева Богоубийцы. Дрожа как лист на ветру он опустился на колени и крепко, крепко сжав глаза, не поднимая лица, стал умолять его трясущимся голосом:
-    Пожалуйста, не надо! Я не знаю… я ничего-то не знаю… Не убивайте! Они обманули, сбили с правильной дороги, я только нажимал те рычаги, на которые мне указывали… Я не сделал ничего плохого НЕ НАДО! – громко закричал культист и вперил в него красные заплаканные глаза. Даже сейчас, когда все уже было кончено этот молодой подонок, истязающий Ее наравне со всеми не мог сознаться в своем грехе. Его плечи сильно тряслись, вся его поза выражала крайнюю степень покорности и желания угодить новому Хозяину. «Новому Хозяину? Какая странная мысль… Чужая… Хотя…»
-    Не кричи… Тише…  Она спит, понимаешь? Если ты разбудишь ее, мне придется тебя убить… - говорил он спокойно, не сводя с бледного, всхлипывающего молокососа ствола. Возможно, он бы даже порадовался этой власти над трепещущим поверженным  приспешником Врага, но на душе было абсолютно пусто. Лишь тихо плакала убитая его же руками Любовь, да светил едва заметный лучик новой Надежды. «Мир ведь можно сделать подвижным, как пластилин… Можно обратить его в место, где не будет Смерти… Жизни тоже правда не будет, но никто ничего не сказал о Любви…о Любви… А если я не буду верить в ее Смерть…Ха! Да о какой смерти я вообще говорю, она же просто спит! Спит и ее нельзя пока будить! Пока этот мир не очиститься от Грязи и Боли, о которых она сейчас забыла… во сне… »
-    Ей, приятель! Ты ведь знаешь, как восстановить все это? Не дрожи, успокойся, просто ответь! Я не буду в тебя стрелять, только говори тише, не стоит Ее беспокоить. Есть старые записи? Есть какой-нибудь томик, в котором описаны все ваши гребанные ритуалы? Отвечай! – он стрельнул, чтобы подтвердить серьезность своих намерений. Фанатик взвыл, затрясся еще сильнее и принялся быстро-быстро отвечать. Между его ног проступило пятно мочи. Желтое на желтом.
-    Да! Да! Я все вам расскажу, но, пожалуйста, давайте уйдем отсюда! В одной из стен, здесь есть секретный ход, я покажу, он приведет к нашей часовне, где вы встретите всех, кто идет по Желтому Пути. Пожалуйста, давайте уйдем отсюда поскорее, пока еще не поздно. Нас сожрет огонь или, что еще хуже сюда ворвутся шахтеры. Я сделаю все, что вы прикажете… Господин…
«До чего же легко они подчиняются… Так словно в моих глазах, он увидел тоже самое демоническое сияние. Это хорошо» - он властным жестом отпустил фанатика и тот пулей подскочил к стене, нажимая то на один, то на другой выступ. Тайная дверь отворилась и обгадившийся юнец скрылся в темноте коридора. Он пошел за ним. Какое-то сомнение еще теплилось в его душе, но лишь до того момента, как он кинул прощальный взгляд на Нее. Около Анжелики стояли целые и почти невридимы Гудбой и Доктор Николай. Точнее Кзулчибара и Лобсель Вис. Они полностью лишились своих человеческих сущностей, своих душ. На голову Капитана была надета скрывающая лицо железная маска Палача, а лицо Морозова было слизано пламенем. Халат вплавился в кожу доктора, слился с покрывающим все его тело огромным, растянутым ожогом. Может быть это были лишь померещившиеся остатки их силы, на мгновение задержавшиеся в этой реальности.  Но как бы то ни было, они молча благословляли его на этот Путь. Затем, развернувшись, взяли на руку Ее и скрылись в Пламени.
«Разумеется… Кзулчибара и Лобсель Вис – это всего лишь имена. Как можно уничтожить имя? Значит, они не исчезли бесследно. Значит все можно начать с начала. Пройти по этой дороге до конца. Не знаю, чей путь будет мне ближе, Красный или Желтый… Не знаю хватит ли мне ума, чтобы вникнуть во все тонкости этой религии, ведь я привык убивать, а не проповедовать… Но я буду вспарывать брюшную полость всякому кто станет между мной и Ней! Буду втирать соль в язвы детям, если это понадобится, чтобы проломить вставшую до самых звезд стену разлуки! И тогда, быть может, если у меня получиться ее удивит этот Новый Мир… Если Любовью глаза откроет»

И он побрел по коридору вперед, вслед бегущему впереди Слуге...

Белый финал. Семь часов утра.

Он открыл глаза. Он увидел ослепительно чистое голубое небо. Свежий утренний воздух ласково гладил его волосы. Промозглая земля казалась ему самой мягкой на свете периной. До чего же хорошо было просто лежать и смотреть в эту синеву, сливаясь всем своим естеством с белой плотью облаков, слушая шепот ветра… Стоило ему моргнуть всего один раз, и мир снова погрузился в привычный Туман. Небо уже нельзя было разобрать за белым маревом, но оно все-таки успело прикоснуться к нему, принеся благодать и успокоение. Из расплывчатой влажной дымки тут и там выступали стены домов, фигуры людей… трупы животных… Над ним склонилась массивная фигура отца Карла:
-    Очнулся? Хорошо, мы еле вытащили тебя из того здания. Чужак, все кончилось, все теперь хорошо… - участливо пробасил преподобный.
-    Какого… Какого здания? – с трудом шевеля почерневшими губами промолвил он. И тогда он разом все вспомнил. Вспомнил, как Николай поджег себя, вспомнил, как из мрака выступил брат, вспомнил свой выстрел… Ее прощальное, тихое «Спасибо»… Сильно морщась от боли в обоженном теле, он резко поднялся с земли, испугав Бернса, и стал оглядываться. Его не успели оттащить далеко, всего в двадцати футах полыхала старая котельная. Черный, густой дым поднимался вверх, напоминая грозную громовую тучу. Обступившие его со всех сторон люди оглянулись назад, будто он увидел в смоге пожарища что-то… что-то важное, но недоступное, невидимое для них. Он не бежал к огню, спасать Анжелику было уже бессмысленно. Да и имел ли право он  Ее спасть, если сам отнял у Нее жизнь. Он не плакал. Понимал, что сейчас нужно, просто НЕОБХОДИМО заплакать, но он не мог. И сжимал кулаки, злясь, укоряя себя, за то, что не может… «Пусть мертвые останутся мертвым… Пусть прошлое станет прошлым… Пусть… Я сделал все что мог… Наверное правильно… Ведь правильно, да?»  - спрашивал он у себя, продолжая смотреть на пламя.
Священник подошел к нему сзади:
-    Мы нашли это подле тебя… Точнее в тебе, у тебя грудь пробита, погляди… Видно ты пересекся где-то с индейцами, - Карл протянул ему окровавленную стрелу с красным оперением. Он принял ее, даже не посмотрев на пробитую рубаху и не ощупав свежую, но совсем не опасную рану. «Стрела… Ведь у тех, что пришли побеждать бледнолицего Зверя не было луков, только хорошие ружья. Это все он, слепая сволочь, послал мне из мира мертвых прощальный привет. Оберег, на долгую память. Высшая любовь – жестокость… Господи, зачем я только послушал тебя, Экзальчибуте!»
-    Если бы все можно было вернуть назад, то я бы не выстрелил, - уверенно проговорил он, не обращаясь ни к кому.
-    Не выстрелил в кого? – спросил Бернс
-    Ни в кого… И никогда… Я бы не прикоснулся к оружию и до самой смерти и рос бы на родной ферме, даже не думая о такой глупости, как побег из дома… Если бы все можно было вернуть назад… - он повертел в руках стрелу, а затем переломил тонкое древко напополам. Кинул деревяшки на землю.
-    Что толку жалеть об уже свершившемся, чужак? Ты всегда можешь отречься от своих прошлых грехов. Господь простит тебя. Он всех прощает и спасает. Даже в этот раз, Он, в безграничной своей любви к нашему грешному роду, отстрочил Апокалипсис. Он спас нас, потому что Он, не только Всемогущий, но и Всемилостивый. Но мы узрели гнев Его, значит добрых Сынов и Дочерей Церкви станет больше. Значит все эти жертвы не зря… А одна брюхатая в эту страшную ночь даже родила, представляешь… Прямо на кладбище… Укрылась от всех и родила младенца, которому теперь жить в этом грешном мире, хотя он мог быть первым чадом узревшим Новое Небо - в голосе преподобного звучала прощающая милость к своему брату во Христе, лишь чуть-чуть затуманенная едва уловим сожалением о том, что Новый Иерусалим так и не появился, не смотря на все его мольбы.
-    Вас спас не Господь, а я… - устало ответил он Карлу. – Ты просто ничего не знаешь. А добрые Дети Церкви только отвернуться от тебя, преподобный. Ты обещал им Рай, обещал Новую Землю, толкнул их ради этого на убийство невинной женщины. Но Старый Мир остался стоять. Остался вместе со своей изматывающей каторжной работой, вместе с беспросветной бедностью, с жалкими, постыдными радостями, скрытыми на дне бутылок и с давящим отчаянием пустоты, на месте смысла жизни. Думаешь, они забудут? Нет… Они пойдут не за тобой, а за теми, кто действительно сможет построить Новый Мир. За теми, чей путь будет легче и понятней твоего. Как ты точно сказал, Создатель ОТСРОЧИЛ Апокалипсис. Все, что произошло сегодня ночью повторится в этом Городе. Может быть не раз и не два, но до тех пор, пока они не обретут желанный Новый Порядок… - он не чувствовал ненависти, вовсе не хотел поставить священника на место. Он просто предупреждал отца Карла, пытался открыть ему глаза, хорошо понимая, что это ничего не изменит.
-    Шел бы ты отсюда по-хорошему, чужак. - голос Бернса разом посуровел. - Люди и так думали растерзать тебя. Все видели, как ты защищал Ведьму. Они не испугались бы еще одного убийства, они вошли во вкус. Но я утихомирил их гнев, напомнив про заповеди и смиренный долг христианина прощать заблудшие души… Теперь же, когда ты говоришь такое, я даже не знаю, правильно ли я поступил…
-    Никто не знает, правильно ли он поступил, Карл. Никто. До самой смерти. Тот кто думает, что знает – ошибается. Не ошибайся, преподобный! – грустно улыбнулся он. Затем посмотрел священнику прямо в глаза, такие же молодые и преисполненные святой Верой. – В какую сторону мне идти, чтобы выйти к железной дороге?
-    На Юг. Иди на Юг и не возвращайся, чужак. Мы по горло сыты чужаками. У нас много дел. Нужно все отстроить заново, нужно всем миром выслужить покаяние и молебен для усопших. Иди на Юг, - затем Карл запустил руку в глубокий карман рясы и вытащил пятидолларовую бумажку. – На, держи. Билеты не бесплатны, а так я хоть тебя от разбоя очередного уберегу. Спасай душу, чужак! Спасай, но только не в этом Городе.
Он поклонился и почтительно принял неожиданный дар. Люди недобро озирались на него, ощупывали волчьими взглядами. Еще немного и принялись бы кидать камни и кричать. Он не хотел их злить и поспешил по мерзлой мостовой к городским воротам. По дороге, среди чужих окон, замерзших трупов и завываний утреннего ветра, ему встретилась лишившаяся всадника лошадь, одного из слуг Кзулчибары. Он снял с нее этот дурацкий красный балахон и оседлал. Смятая бумажка приятно грела карман. «Откуда Бернсу знать, что билет на поезд стоит куда меньше? Но это даже хорошо… Я обязательно напьюсь перед тем как сесть в вагон. Надо вытравить из себя всю эту память. Все режущие душу воспоминания о Ней. Пусть мертвые останутся мертвым.»
У самых ворот его встретил Винсент. Библиотекарь кивнул ему, помахал рукой и вместо прощания фальшиво протянул последнюю строчку той самой песни, которая еще долго не могла отпустить его на болотистых тропах.
«Мой Город стоял всем смертям назло и стоял бы еще целый век. Но против зла, Город выдумал зло и саваном стал ему снег. Возможно, что Солнце взойдет еще раз и растопит над Городом льды, но я боюсь представить себе цвет этой талой воды…»

Он уходил. На Юг. Подальше от этого гиблого места, подальше от Тихого Холма. До конца жизни он ни разу не услышал больше голоса Уильяма, ни разу не прикоснулся к оружию и ни разу не заплакал. А еще он так и не смог никого полюбить…   
                                                     
                                                                  Послесловие

О том, что произошло в ту ночь, жители не писали в хрониках, не охотно вспоминали, да и вообще усиленно делали вид, что ничего не произошло. Всякий, кто говорил о той ночи, заставлял всех вспомнить о жертвах, вспомнить о том, как каждый из жителей убивал. Новые, назначенные губернатором управляющие Тихим Холмом обо всем узнали не сразу и только от Винсента, который убедил их зарыть глаза на его сомнительные делишки, объяснив, что никто кроме него не в силах уберечь Город от повторения той же истории.
Чума прекратилась. Голод тоже. Растаявший снег, напоил пашни свежей водой. Большую часть трупов отправили в Озеро, после чего там никогда никто не осмеливался купаться.
Многие дети лишились в кровавой ночной резне родителей. Чтобы призреть сирот на пожертвования жителей были построены два приюта – «Дом Надежды» и «Дом Желаний». Никто не знал, какие именно люди так охотно принялись за воспитание малюток, никто не интересовался чему именно их там учили, но выходили дети оттуда начисто лишенными всяких желаний и надежд.
Индейцы в тех местах никогда больше не появлялись. Поговаривали, что они ушли на Север, за границу Канады, но это не было известно наверняка.
На месте сгоревших домов на деньги богача, пожелавшего остаться неизвестным, был разбит огромный парк, названный «Красные воды». Жители скопили немалое количество средств и поставили там статую Дженифер Керолл, в память об учиненном ими зверстве, словно замаливая грехи не только перед ней, но и перед всеми невинно убитыми в ту ночь.
Отец Бернс сильно протестовал против этого. Он сделал не мало, для восстановления Города, но паства отчего-то не спешила вернуться в лоно Церкви. Однажды утром его нашли в Соборе, всего исколотого кривыми лезвиями. Ходили слухи, что перед смертью Преподобный громко пел и смеялся в лицо своим убийцам. Установить причину появления этих сплетен так и не удалось.
Винсент торговал Клаудией из-под полы, восстанавливая свой капитал. Теперь он был осторожней и не спешил строить огромный дворец, а большую часть времени проводил в подполье, работая над книгой, обличающей ересь Желтого и Красного Путей. Он тоже основал свой культ, кружок «Господа Змей и Тростников», чьей целью было сохранение существующего Порядка и сдерживание Матери. Причем в последующие годы он удачно переманил в него самых влиятельных и богатых людей Города.
Тюрьма Толука была восстановлена и приняла еще множество арестантов. Заключенные нашептывали друг другу через решетки байки о страшном Палаче, который каждую ночь обходил камеры и забирал одного из грешников с собою в Ад.
На Озере в дождливую погоду рыбаки часто видели страшные вещи. Будто из воды к ним тянулись множество распухших, синих рук, будто прямо по воде гуляла некая странная и очень красивая Женщина, приглашающая каждого пройтись вслед за ней. Те кто поддавались на ее уговоры, больше никогда не возвращались на берег.
Практически каждой девушке в Тихом Холме хоть раз, да снился странный покрытый ожогами, язвами и струпьями человек без лица в желтом халате доктора, ползающий по стенам и постоянно вертящий какие-то вентили. Между собой  девушки называли этого короля кошмаров Валтиелем, в честь древнего демона Вальтасара, на изображение которого это странное существо было так похоже. 
Армию сумасшедших, заполнивших Тихий Холм после той ночи, определили в новообразовавшийся госпиталь для душевнобольных БрукХевен. Их патологии изучали специалисты из самого Нью-Йорка! Писались даже научные статьи о феномене сводящих с ума болотных испарений, но по большому счету ни одного из ученых мужей не волновали причины такого большого количества душевнобольных в маленьком провинциальном городке. А психи, порою, могли рассказать очень много интересного…
Туман над Тихим никогда не рассеивался… 

Финал (For fans only) Сколько?

Он открыл глаза. Привычные стены квартиры вернули его к реальности. Джеймс несколько раз встряхнул головой, прогоняя остатки этого случайного, такого длинного и беспокойного сна, разделившегося под конец на несколько отдельных картин, раскрашенных в разные цвета. Из комнаты Мери не доносилось ни звука. «Сколько же я времени проспал? За окном уже ночь… Луна… Она даже ничего не заметила. Конечно, она и не могла заметить. Она постепенно превращается в овощ. Можно сказать уже превратилась. Почти. Если бы только не глаза… исполненные Болью» - эти мысли были ему настолько неприятны, что он попытался отогнать их любым возможным способом. Поднялся с кровати. Такой холодной и такой одинокой с тех пор как… Стал вспоминать детали этого странного сновидения. «Столько лиц… Столько событий… Индейцы, фанатики, пожары и демоны…. Я никогда не был знатоком истории, но все знаки времени того далекого времени были такими… РЕЛЬНЫМИ… выпуклыми.. Они просто-таки дышали жизнью! И этот Туманный Город… Знакомое название… Ну конечно же! Тихий Холм. То место где мы провели столько счастливых дней… Миллионы вечностей назад. Еще ДО болезни, до уродливой опухоли...» Сандерленд снова одернул себя и постарался не думать об этом. Но все равно его мысли упрямо скатывались, как в глубокую яму, к его любимой… и давно уже ненавидимой жене…
«Нет… Не надо... Я так устал… От ее Боли от своей Боли… Теперь еще эти бесполезные сновидения… И снова Боль. Кошмары вложенные в другой кошмар, словно в причудливой головоломке. Как будто я тщетно пытаюсь найти ответ на вопрос, который уже разъел меня всего изнутри. Может быть это память предков? Мой прапрадед, храбрый стрелок с Западного побережья, дает своему потомку добрый совет? Выстрелить в любимую? Бред! Хотя все было настолько отчетливо, будто бы это я приснился Биллу Твинсу, а не он мне…» Постепенно воспоминания о девятнадцатом веке покидали его. Сны – капризны и своенравны, они никогда не подчиняются людской воле и памяти. Но что-то, какой-то маленький кусочек этого эфирного полотна, какой-то небольшой осколок всей этой картины упрямо застрял в мозгу Сандерленда и не хотел его покидать. Всего одна фраза…

Иногда высшей Любовью, может быть только Жестокость.

Он как сомнамбула вошел к ней. Тусклый, противно мерцающий свет… Тихо гудящий аппарат жизнеобеспечения. Несколько шлангов и иголок


Саундтрек к концовкам и персонажам

Красный финал – Необратимость. Animaljaz,

Желтый Финал – Она. Би-2

Синий финал – Новая Музыка Deadушки

Черный Финал – Нежность. Дельфин

Белый Финал – Семь часов утра. Пилот

Послесловие– Hometown SH 3 OST

Финал для фанатов – Сколько? Lumen

Тема Билла Твинса – Ждите Солнца. Пилот

Тема Уильяма Твинса – Мальчик-зима. Наутилиус Помипилиус.

Тема Бенжамина «Шатерхенда» Резуректора –  Озноб. Абвиотура

Тема Капитана Гудбоя – Сумасшедший. Пилот

Тема шерифа Редлоу – Человек из Кемерово. БГ

Тема доктора Николая –  Русское поле экспериментов. Гражданская Оборона

Тема Дженифер Кэрол – Окно. Дельфин

Тема Винсента  – Дилер. Джен Эйр

Тема отца Бернса – Брат во Христе. Крематорий

Тема Анжелики - Маленькая девочка. Крематорий

Тема Экзальчибуте – Иероглиф. Пикник

Тема Гудбоя в ипостаси Палача – Палач. Ария

Песенка Винсента - Красные листья. Наутилиус Помилиус

Колыбельная Твинса – Рождественская колыбельная. Ногу свело

Тема детства Билла Твинса –  Боксер. Наутилиус Помпилиус

Большое спасибо всем тем, кто дочитал до конца.