- Смотри, братуха, какая колея!
За прихваченным льдом лобовым стеклом побежала навстречу, виляя, еле освещенная дорога с глубочайшей и до блеска натертой колеей.
- Ух, из такой выкинет! – он стал крутить туда сюда руль пятнашки. Ему, мужчине, как говорится, с большой буквы му, постоянно требовались ощущения. Даже по пути в сервис, где он собрался поменять задние стойки. Бывало, удалые силачи выходили на медведя с голыми руками, так и он решил слегка позабавиться с большой и хитрой колеей.
Светящийся спидометр показывал пятьдесят пять. Внезапно, в смысле неожиданно вместо водилы Петруха стал пассажиром с бесполезной кругляхой в руках. Машину швырнуло в каком-то неопределяемом направлении. Вынесло через обочину, на заснеженную площадку перед каким-то учреждением. Мимо приблудного мужика пронесло в такой нихуевой близости, что Петруха почувствовал угол вины за подвергнутую опасности жизнь.
Человек с трудом выносит один даже вид титанического столкновения мощных механизмов с разными железобетонными препятствиями. Пробороздив здоровый слежавшийся сугроб, с душераздирающим звоном они ударились бочиной о бордюр. Пиздец, какое крепкое стекло, - подумал Петруха, с трудом возвращая голову в исходное положение. Он распихал дверью снег, вышел.
- Ну, как же так, а! Стойки хотел поменять!
…Когда Петруха осваивал автомобиль, ему так чудно казалось, он газовал с перекрестка, разгонялся и чувствовал себя наездником, пришпоривавшим жеребца. Это позволяло воображению его воспринимать некие экзистенции, прямую связь и со степным кочевником, кости которого давно истлели и с русским гусаром позапрошлого века и со всеми теми людьми, что когда-то так же мчали своих скакунов.
А еще где-то на дне души его жил страх перед адской динамикой машины, неподвластной человеческим рефлексам.
Несколько дней он, пристегнувшись ремнем, ездил не быстрее сорока километров по улицам города. Да и было б проблематично быстрее. Спереди мешал рулевой люфт на пол оборота, сзади изогнутая балка распараллелила колеса. Он передвигался стремительным зигзагом. Ну, ко всему, в принципе, привыкаешь. Настал все же день, Петруха наскреб денег, сделал развал и поменял балку.
Это был такой кайф! Развал был идеальный, балка изумительная. Отпускаешь руль, едешь прямо! Машина слушалась управления, словно могучий, чуткий, беззаветно преданный зверь. По ходу, даже лучше тормозить стала, хотя с чего бы...
Впереди на перекрестке блеснули стопари какого-то небольшого джипца.
Петруха поторговал таблом на кобыл у освещенного киоска, перевел глаза на дорогу. БЛЯТЬ!!! Сука, ты хули не едешь, хули встал? А!!
Тормоз! Юз!! Справа – насыпь из снега, не вскочить. Слева – впереди поворот, пролечу. Туда, на хуй. На встречку! Опа, газель…
Как было сказано, теперь Петруха ездил пристегнутым. Невредимый, он включил аварийку, вылез через пассажирскую дверь и возвел очи горе.
За что?! Я заебался уже! А если б камаз?... Не буду вообще ездить на машине!
Из газели вылез на снег чурек, каждую минуту подъезжала новая газель и по одному и два чурека вылезали на чистый снег. Вскоре они заполнили обе обочины. А потом из сгрудившейся толпы послышалось зловещее карканье:
- Слишь, брат, ну ты че делаишь-та, а?
- А я вызывал делегацию? Хули, вообще, закучковалися! – закричал Петруха в тоске, рука потянулась к постылому вороту. – Че еще за автопарк тут? Автохозяйство, блять!
Сзади тихо щелкала аварийка. «Скажи им, что они черножопые пидарасы.» Да ну, на хуй. «Они, по-твоему, не черножопые пидарасы?» Конечно, они черножопые пидарасы, но, сука, затопчут ведь. «Ладно, скажи им, что ишак их нюхал… и что они звери, звери, сука, звери»…
Три месяца машина простояла в гараже. Наконец, наступил день и Петруха прибуксировал ее в сервис, к жестянщику. Прошел еще месяц, Петруха начал забывать, как мечтал дать жестянщику пизды за то, что тот ни хера не шевелился. Машина была, как новенькая, любо-дорого. Натянул новую оплетку на руль, новые рукоятки рычага переключения скоростей и ручника поставил, новую вонючку прилепил, поменял масло даже в коробке.
Теперь ты довольна?..
Первая – вторая-нейтраль. Первая-вторая-нейтраль… блядь… первая-вторая-нейтраль… ну, нахуй… Первая-вторая-третья!
Достало Петруху ехать по мосту в длинной очереди машин, он рванул на рельсы, ха-ха! Четвертая! Ползите, лохи!
Дальше было красиво, наверно. Петруху тряхнуло так, что показалось, будто он кувыркнулся вместе с машиной. Прыгающая картинка пришла в нормальное состояние, мельком он увидел добрый кусок своей покрышки, застрявшей между рельсами на стрелке. С налету машина задницей пробила ограждение. И перед удивленными взорами проезжающих, Петруха заваливался и падал в никуда, медленно и величественно, словно бог ебланизма. Газуя и тормозя одновременно, блядь.
Когда машина грохнулась крышей о воду, Петруха потерялся. Словно Гудини в кошмаре он долго-долго освобождался, куда-то протискивался и выплывал…
Ууух, бля! Жив! Голова Петрухи закачалась на свинцовой воде. У пролома в ограждении собралась кучка людей. Какой-то здоровый мужик разоблачался, готовясь прыгнуть вниз. Мир не без добрых людей.
- Аааа! – орал Петруха в восторге. – Убил, суку!!! Ушатал, бля!.. Всем на хуй!.. Хочу ебать коней!..
Тут он почувствовал, что из башки течет кровь, и что-то у него с ногами не то. А еще он увидел, как разоблачавшийся здоровяк, услыхав бодрые выкрики, начинает облачаться обратно.
- Друг… - выкрикнул Петруха, слабея, - ты это… спасай…