Какая-то имперская зараза
(В империи хватало мудачья)
Решила прикарманить часть Кавказа,
Поскольку территория ничья.

Чего б не прихватить, ничьё-то если?
Давно к тому же не было побед –
И тут же по хребтам вперёд полезли: 
Толпа казаков и большой поэт.

Стрелял он по врагам и днём, и ночью,
И конь буланый под поэтом ржал,
Ползли по берегам и скалам нохчи,
Точа об камень острый свой кинжал.

Мочил пиит носатых словно в тире,
Рубил их шашкой с вензелем «ЭмЙу»,
И падали на землю злые мцыри 
Как сухостой под «баюшки – баю».

Шли напролом мундиры голубые,
Аулы чёрных превращая в пыль,
И одолели чурбаньё впервые,
И был приватизирован Шамиль.

Коль победили диких демиургов –
В империи не будет больше бед:
Так думало начальство в Петербурге,
Так думал и гарцующий поэт.

Но что теперь, лет через полтораста?
Что видим на просторах мы страны?
Руси и так хватало педерастов,
А тут теперь ещё и чурбаны.

И эти недомытые людишки,
Теснят не в меру правильных славян –
В любом заштатном русском городишке
Уже устроен местный чуркистан.

Для чурбанья Россия как корыто,
Открытых в ней политика дверей,
Хачи уже развязно и открыто,
Хотят иметь российских дочерей.

Не описать того уже словами,
Как резво чурки лезут на рожон,
Уже не спят, как водится, с ослами,
Бессовестно смотря на русских жен.

Полубандиты и ворьё в законе,
Имеет кожи грязный сей окрас,
А что народ? Народ смиренно стонет,
Не поднимая свой протеста глас.

И, знай, ползут оливковые рожи
Как саранча по русской, по земле,
С такими темпами, на то похоже,
Что скоро хач поселится в Кремле.

А ведь могло бы всё быть по-другому,
Не будь когда-то доблестных потуг,
Если б товарищу какому-то дурному,
Идея не пришла идти на юг.

И не было бы горестей и плача,
Была бы жизнь в России просто класс,
Всё стало абсолютно бы иначе –
Не захвати поэт тогда Кавказ.