17 ноября.
Все-таки нет ничего красивее моря, Айвазовский прав. Оно прекрасно в любую погоду…
25 ноября.
В Сингапур прибываем в самом начале дождливого сезона. Погода в городе-орхидее самая мерзопакостная. На берег отпущены тока пять человек команды, старпом и какой то гражданский мудила по закупкам, а хуле – капстрана, нехер там делать нам, «юнгам»…Обидно билят, но кэп сказал: перестройка перестройкой, а чуждую простому советскому человеку буржуазную культуру никто не отменял и нехуй нам ощущать тлетворное влияние загнивающего запада. Какой нахуй запад, если мы на востоке? Странно. Реально надеялись на экскурсию. Вдвойне обидно, что я и все мои одногрупники надрачиваем не по-детцки уже от Одессы – каждый салабон сто раз слышал, что в Сингапуре на Сентозе улетные бляди и главное дешевые, боцман утверждает, что их с Филиппин привозят. Старпом сука, аж светится весь, когда по трапу спускается, и дождь ему гниде похуй…
27 ноября.
Идем на Монтевидео, с заходом в Кейптаун, целый день драим досуха мокрые палубы, вонючие гальюны и даже нахуйникомуненужные трюмные помещения. В плане досуга делать совершенно нехуй. Куда не глянь – вода, либо в виде стены дождя либо в качестве дополнения к линии горизонта. Все заебло.
1 декабря.
Не догоняю что происходит: матросы постоянно что-то оживленно обсуждают, все время жестикулируют, причем жесты явно не двусмысленные… Стоит подойти мне или любому из курсантов – замолкают. Ебачи у всех загадочные.
1 декабря (вечер).
Пиздец! Тайна раскрыта! Ура, меня записали на завтра!
2 декабря.
Все называют ее Машкой. Боцман по большому секрету сообщил всем, что старпому Машка надоела через два дня, и он отдал ее мотористам. Теперь об этом чуде не знает, пожалуй, что один кэп, хотя старик может и хитрить.
2 декабря (вечер).
Я в подсобке. Санек на шухере. Видон у Машки отвратный. У нее все большое: рост, матовая рожа, бидонистые сиськи и неестественно вывернутые ляжки. На бледном ебаче контрастным овалом алеет раскрытый рот с губищами чудовищной толщины. Глаза голубые, ресницы редкие, ниибаца толстые, бровей вообще нет. Из-за открытого рта, выражение «лица» удивленно-дебильное. Подергал за гриву – волосы местами слиплись, белые пряди перемежаются сероватыми мочалообразными клоками. На сиськах розовые круги, соски почти не выделяются. Талии нихуя нет, вместо пупка какая то хрень, похоже, через нее Машку подкачивают. Пизду не видно за кустом волос, волосы, почему-то черные, от них ощутимо воняет. Сегодня я у Машки наверно тридцатый, а она у меня первая, не сегодня, а вообще…(далее полстраницы тщательно зачеркнуто толстым черным фломастером).
5 декабря.
Раннее утро. Моя вахта сегодня в гальюне, хуярю тщательно, не покладая рук – нет никакого желания зависнуть тут на неделю. Больше Машку не буду…Во сне снилась... Уж лучше подрочить…
Кого-то хуй несет. Боцман. «Выйди, поссать надо мне», - цедит сквозь зубы. Откладываю щетку и иду по коридору к иллюминатору, за стеклом опять дождь. Вздрагиваю от рева боцмана: «Ах, бляяяядь!». Бегу к двери, хватаюсь за ручку и застываю на месте от нового крика: «Ааааййй, бляяяяяяя!». Набираю воздуха в легкие и открываю дверь. Боцман сидит на корточках, упираясь лбом и руками в стену. Поворачивает ко мне зеленое лицо, поднимает глаза – они наполнены слезами и ужасом…
Первый раз боцман закричал, когда после почесывания яиц обнаружил под ногтем безымянного пальца мерзкое создание с множеством шевелящихся ножек. Второй куплет был уже криком боли – мочеиспускание при посредничестве гонококков не самое приятное занятие...
Последняя запись (без даты).
Кейптаунский бицилин колют всем, хотя явные симптомы только у каждого третьего, наш Айболит говорит, что ему похуй залетел ты или не залетел. Страхуется сука. Жопа болит нестерпимо, уколы хуево рассасываются. Везде воняет серной мазью – дихлофоса нет, солярка не помогает. От смеси бицилина и уфимского метронидазола постоянно тошнит, голова кружится. Если закончу мореходку, уеду в ебеня, в Сибирь к медведям. Ненавижу море…