Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!
Коль дать ей вздумаешь поблажку,
Освобождая от работ,
Она последнюю рубашку
С тебя без жалости сорвет...
Николай Заболоцкий, «Не позволяй душе лениться»
— Марин, в двадцать пятой папке, распечатай файл «По стопам Чикатило» на вычитку, ага? — Никита подавил зевок.
— Ой, как вы надоели со своими файлами… — Марина оторвалась от компьютерной игры «сапёр». — Это последний, или еще что-то будет?
— Последний. Потом можешь домой идти.
— Слава богу. А то мы с мужем на вечеринку собрались…
— Угу… — Никита равнодушно отвернулся, зажег сигарету, прошаркал к себе в комнату.
— Чего такой угрюмый? — бодро осведомился Михневич из отдела политики, — опять какую-нибудь зоофилию у себя в «криминале» выдал, любитель животных?
— Та не… расчленёнку… — Никита стряхнул пепел в кофейную баночку. Потер уставшие от монитора глаза. — Мудак какой-то в частном секторе беременную бабу порезал, на лбу свастику кровью нарисовал, а плод растоптал… Фашист, может, или хер его знает… Она его, правда, тоже поцарапала нехило.
— Тот самый, да? — Михневич покачал головой. — Ну и дела… Словили уже?
— Не.
— А откуда тогда известно, что она его поцарапала?
— Ну это же азы. В смысле — ногти. У нее они были поломаны, а под ногтями кожа…
Коллега с видом мыслителя достал сигареты, положил на стол. Задумчиво полез за зажигалкой. Положил на стол и её. Внимательно посмотрел на свои ногти:
— Он ее, небось, и трахнул еще?
— Ну вроде бы. Пытался. А потом убил.
— Уже хоть что-то. Можно ж теперь его ДНК определить?
— Можно, только хули толку... Он в нее не кончал — это раз. А если бы и кончил — ну, узнали бы группу спермы, и что? А во-вторых — допустим, вот, есть частицы кожи. Куда их? Кто в нашем Задрищенске этим заниматься будет? Бабки нужны и аппаратура, а у ментов их нет. В области начальство сменилось, губернатор вот-вот слетит, фонды проебаны, бюджет в жопе. Уже никто не думает о преступниках, — одни спились от беспросветности, другие заворовались по уши. Не хотят, суки, работать по совести: чуть шорох наверху пойдет — они сразу кубышку под мышку, и поминай как звали, а то ж их самих еще посадят, чего доброго!
— Тоже мне, открыл Америку…
— Ну вот, я же о чем! Имеем очередной «глухарь». Им если и займутся, то только после выборов, когда совсем «новые» придут. Говно, блядь, короче… Мать их так, как всё заебало… — Он уселся за стол, положил лицо на локти. Сигарета торчала меж проникотиненных пальцев, испуская дым.
Михневич покосился из-за своего монитора, вздохнул.
— Ты сколько куришь в день?
— Две пачки, — с неудовольствием буркнул Никита.
— Нда… Слышь, отдохнуть тебе надо. А то рехнешься со своими маньяками и зоофилами. Ну скажи, кому нужна твоя оперативность?
— Хер его знает. А кому вообще всё нужно? Каждый хочет получать деньги, но никто не хочет делать свою работу.
— Да и ты-то ее делаешь через силу.
— А что остается? Начальство не спрашивает, чем тебе нравится заниматься, а чем нет. Зато ценит ответственный подход к делу.
— Идеалист ты, хе-хе-хе… Начальство всегда ищет, с кого урвать по максимуму, потому что всех втайне считает дармоедами. Вот и все.
— Э, блин! Да мне, по большому счету, плевать, кем меня там считают. Главное — чтобы перед собой была ответственность. Я бы, конечно, мог халтурить, таскать всякую херню из интернета и переписывать своими словами, но зачем? Быть, как эти засранцы, которые воруют друг у друга? Спасибо, я слишком себя уважаю.
Они помолчали.
— Сегодня опять Ватман из интернет-издания звонил... Этого, бля...
— «Губерния», — подсказал Никита.
— Да, оттуда. Его жаба давит, что у тебя про повешенную школьницу материал раньше вышел, чем у него в интернете. Я ему сказал, что надо работать, а не жопу за компьютером просиживать.
— Правильно... Когда сатанисты труп на кладбище трахнули и плиты раскидали, я туда первый приехал и всё заснял. А потом предлагал Ватману у меня фотки купить, так он пожмотился, напиздел, что денег нет. Теперь пусть лапу сосёт, раз такой умный... Я все-таки не мать Тереза — еще и чужую работу бесплатно делать.
Михневич покивал:
— Я этого жлоба тоже не люблю... Как у тебя получается его всё время обувать?
— Связи… — буркнул Никита, поднимая голову и затягиваясь. — Если не жидиться и время от времени золотить ручку наблюдательным людям, будешь всё знать ещё раньше, чем произошло. Ну и, плюс к этому, ты прав — мотаться надо, а не по кабинетам сидеть...
— А как ты с информаторами связываешься? – полюбопытствовал Михневич, доставая сигарету из пачки. — Интернетом принципиально не пользуешься, а новости всегда свежие...
— На мобильный звонят, — ответил Никита еще тише. — Менты, там, стукачи всякие… Пятое-десятое... Я в таких случаях в коридор выхожу.
— Идиоты твои менты всё-таки… — завотделом политики откинулся на кресле и зевнул.
— Почему идиоты?
— Сливают прессе всякую чернуху, а потом жалуются, мол, авторитета нету…
— Пускай жалуются... — Никита скривил угол рта, выпустил дым. — Менты вообще со СМИ обязаны работать — от них этого начальство требует. А то, что они для авторитета не делают ни хера, только руками разводят — это их личная проблема. Сами виноваты.
— Если бы делали, ты бы без работы давно сидел.
— Саш, бля, не доставай, и так плохо. Я с этих коррупционеров в погонах ни копейки не имею. Жлобье еще то: даже фуршетов для прессы никогда не устраивают. И вообще, я ж тебе уже рассказал, что там делается... Короче, ну их на хуй…
— Переработал?
— Да не то слово! Депрессии сплошные. Скоро, наверно, сниться начнут все эти трупы и зародыши. — Никита затоптал окурок в баночке и накрыл ее пластиковой крышкой. — Я не могу уже.
— Шел бы в отпуск…
— У меня только в августе. Целую неделю еще ждать.
— Так уже скоро!
— Ага, если меня жара раньше не прибьет. Я же из Сибири сам. Как лето, так подыхаю. Потею всё время. Живу на шестнадцатом, по ночам духотень страшная, крыша прямо едет. Ну и это: уже месяц нормальных новостей нет, приходится говном всяким заниматься... Тошнит уже!
— Новости есть новости. Звякни ментам, про того маньяка спроси. Мож, ещё кого зарезал.
— Да не зарезал, я бы знал уже. Ну и вообще все эти трепыхания без толку. Все нормальные информаторы по отпускам, — он принялся бесцельно переставлять предметы на столе. — А в ЦОС к ментам звонить — ну его нахуй. Там одни лодыри сидят, они никогда ничего не знают. Блядь, завтра номер сдавать. В полосу ставить нечего, дыра на три тысячи знаков, архив пустой…
— Да харэ тебе краски сгущать! — Михневич выпустил корявое дымовое кольцо. — Утро вечера мудренее. Непременно что-то подбросят, например, из УБОПа… Всегда к четвергу подбрасывали. А ты выспись или напейся. Или трахни бабу какую-нить сисястую. Или всё вместе. А то недосчитаемся действующего члена, — он хихикнул. — Не, Никит, ты и правда того… Слишком серьезно на вещи смотришь. Это я тебе как старший товарищ говорю. Хватит заморачиваться: если не будет информации хватать, я помогу чем-то. У меня гаишник знакомый есть, давно на начальство зуб точит, возьмешь у него интервью, в конце концов, жареные факты дашь. Это не твои маньяки-каки, конечно, но тоже ничего.
Никита невесело усмехнулся.
— Бабу, говоришь… с сиськами…
— Ну! Ты пацан молодой, на тебя девки ведутся. Сними шмару, выеби, всё как рукой снимет. Я только так и расслабляюсь, когда моей обезьяны в городе нет.
— Обезьяны? — Никита озадаченно глянул на коллегу.
— Ну, подруги… Не цепляйся, короче, это просто я так говорю. А вот сдадим номер — вали в отпуск, на море. Пару недель «криминал» твой юмором как-нибудь забьем... — Михневич подвинул к себе переполненную пепельницу и эмоционально втёр окурок в частокол ему подобных. — Бля, вот уже полшестого! А я, прикинь, даже пообедать не успел. В жопу, короче, эту работу, а то так и ёбнуться можно! Хочешь, по 50 грамм накатим? У меня полбутылки с пятницы осталось.
Он показал из-под стола «Пять звездочек».
— Не, Саш, я пас, — Никита выключил компьютер. — За совет спасибо, но я лучше и правда высплюсь. Глаза будто песком засыпаны. И нервы вообще ни в пизду, вчера на соседку наорал… Вечно свои помои мимо мусоропровода сыплет, потом вонища, блин...
— Во! Отдых — лучшее лекарство, — Михневич отхлебнул из горлышка, закрутил крышку и проворно спрятал бутылку в тумбочку стола. — Не загоняйся, Никит, на всякую хуйню. Береги нервные клетки, а то в натуре крыша поедет.
— Да у меня давно уже поехала, — буркнул Никита, забрасывая на спину сумку. — Ни сна, ни отдыха.
— У тебя просто воображение слишком живое. Волнуешься, чтоб везде первым успеть, рвёшь жопу за копейки. На хуя?
— Да вот и я думаю: на хуя? Заебался, блин, за это лето, как за три года не заебывался... Авторитет кое-какой заработал, а денег — ни хуя. Провинция! Кому тут это надо? Ей-богу, вот пошлю всё на хуй и уйду… Хотя бы на ТВ. Или в Москву уеду. Там хотя бы платят нормально.
— Зато и желающих пруд пруди…
— Подумаешь! Мало в ящике каналов, что ли? А «криминал» везде нужен и востребован... Потому что быдляку нравится, когда кровища рекой и мозги на тротуаре. А быдляк — не забывай — это и есть тот народ, для которого мы работаем и за счет которого существуем. Ладно, пока!
— Счастливо, — Михневич подмигнул, проводил коллегу взглядом и полез в пачку за новой сигаретой.
* * *
Вторая бутылка пива была на исходе. Быстро темнело. Подходя к остановке, Никита решал вопрос, пить дальше или нет. Рубашка липла к спине, в голове неотступно крутился разговор с Михневичем. Хотелось, конечно, упиться до розовых глюков, добраться до кровати и заснуть. Но…
— Мужчина, купите букет, — приветливо улыбнулась девочка лет десяти, протягивая ему какой-то дикий растрепанный веник. — Пять рублей всего.
Никита остановился, долго смотрел на букет. Вылил в рот остатки пива, потом перевел взгляд на девочку.
— Слышь, обычно тут другая торгует, на тебя похожа, только старше. С грудью вот такой, — он показал руками и подмигнул. — Вы сёстры, что ли?..
Та хихикнула.
— Ну да… Надя по делам отошла. А что, нравится?
— А что, почему б и нет, — Никита, улыбаясь, пожал плечами, — так где она?
— Вон идёт… — Девчонка рассмеялась со знающим видом. — Надь, гляди какой кавалер к тебе.
Вторая цветочница, лет 14-ти, бросила на тротуар сигарету с розовым ободком помады и преувеличенно небрежным движением, выдающим начинающих курильщиков, растоптала грязной кроссовкой.
— А что, а ты кто вообще? — спросила она с любопытством.
— Да виделись как-то, ты наверное не помнишь, а сейчас вот мимо проходил… Скучно. Пиво пьешь?
— Ха, кто ж не пьёт, — Надя обернулась к сестре, обе прыснули.
— Что, и ты тоже? — опешил Никита.
— Ага, — с готовностью подтвердила младшая. — Пиво — это класс.
— Она пьет, но сегодня не будет, — безапелляционно заявила Надя, — ей девять всего… Так ты, типа, хотел прогуляться?
— Ну… — Никита смущенно улыбнулся.
— Наташ, собери тут всё, ладно? — Надя равнодушно обвела рукой торчащие из двух корзин букеты. Младшая вздохнула и увяла.
— Когда будешь?
— Не знаю. Как обычно.
— Дед ругаться начнет...
— Да ну его к черту, сколько можно уже! — Она взяла Никиту под локоть. — Идём, кавалер… Куда двинем-то?
— На набережную давай, — Никита облизал губы, поставил бутылку на тротуар. — Недалеко, ну и скамейки есть, посидеть можно…
— Хорошо, только в парк по дороге заскочим, а то в «Макдональдсе» закрыто...
Никита кивнул.
— Хорошая идея... Мне тоже надо.
— Бухло берем?
— Ну да, — его слегка покоробило от слова «бухло».
— Вон киоск. Я нефильтрованное пью, всё равно какое.
Шли, лениво прихлебывая пиво. В пакете топырились и позвякивали бутылки. Говорить было особо не о чем. Никиту подмывало спросить, сколько лет его спутнице, но благоразумие подсказывало, что делать этого не стоит: все равно соврет, как любая другая на ее месте. Пусть уж считает себя взрослой, если так хочет.
— Чего ты зеваешь все время? — Нарушила молчание Надя.
— Не высыпаюсь... Работаю много, ну и всё такое...
— А кем ты работаешь?
— Да там, в конторе одной…
— Ясно... А знаешь, я, если честно, тебя так и не помню. Лицо вроде чуть знакомое, и всё.
Никита подавил улыбку.
— Могла и запомнить. Я тут часто маршрутку ловлю, и тебя видел неоднократно. То в юбке, то в джинсах таких прикольных, с нашивками.
— Ну, всех прохожих запоминать, знаешь... Вот если б ты цветы купил, наверно запомнила бы. Когда люди букет кому-то собираются дарить, у них такие лица интересные…
— Неа, цветов не покупал. Мне их дарить некому.
— Девушки нету?
Никита помотал головой:
— Сейчас — нет.
— Странно...
— Что странно?
— Симпатичный парень, и без девушки...
Он бросил на нее озадаченный взгляд:
— А что, было бы лучше, если бы у меня была девушка?
Надя промолчала.
Когда уже углубились в парк, сделали в кустах свои дела, приземлились на скамью и начали целоваться, его посетила неожиданная догадка:
— Ты всегда, что ли, на эту скамейку ходишь?
— Ну, да, вообще-то... — Надя отвела глаза, стала рассматривать кусты. — Тут удобно, не лазит никто...
— И не боишься, вот так, с незнакомцами гулять?
— Нет, а что?
— Да тут, типа, случается всякое... Криминал, в общем, разный. И фонарей нет вообще.
Приобняв ее, он медленно запустил руку под волнительно оттопыривающуюся футболку, пробежался пальцами по груди, сжал напрягшийся сосок. В джинсах сразу стало тесно.
После секундной паузы Надя молча освободилась, насмешливо посмотрела на него:
— Ну, я-то не боюсь, это мой район. А ты, если тебя такие вещи волнуют, должен уметь и сам защититься.
— Да я умею, — вяло откликнулся он.
— А так по тебе не видно. Мышц вообще нету, — она аккуратно, чтобы не смазать помаду, приложилась к бутылке.
— Зато вот это есть, — Никита достал из кармана кастет, натянул на пальцы, покрутил освинцованной ладонью. — Нравится?
Кастет описал дугу, впечатался в окаменевшее лицо девушки, сбросил ее навзничь со скамьи, разбил бутылку, пустил брызгами кровь.
— Нравится тебе это, сука? Нравится? — продолжал говорить злым шепотом Никита, ломая пинком челюсть, выбивая каблуками воздух из легких.
После первых же ударов Надя перестала кричать, только мычала и хрипела, кривя разрезанный стеклом рот. Никита стал методично бить ее ногами, метя в лицо. В висках глухо застучало, по позвоночнику пробежала быстрая судорога, и в трусы брызнула горячая струя. От неожиданного удовольствия у Никиты захватило дух — ничего подобного он никогда прежде не испытывал.
— Я тебе сделаю, сука, кавалера, — он стал прыгать на лице Нади, неловко скользя ногами в пиве и крови. — Я вам… всем... суки… покажу…
Руки девушки мелко сучили, потом тело обмякло; глаза остекленело закатились. Наступив ногой на хрипящую гортань, Никита с интересом слушал, как ломаются хрящи трахеи.
— Замолкни, пизда, — он плюнул трупу в лицо, подхватил со скамейки сумку, повернулся и пошел прочь. Потом запнулся, вернулся, достал носовой платок и, подсветив зажигалкой, аккуратно протер Надино разбитое лицо. Бутылочные осколки сложил в пакет.
— Ищите, бляди…
Продравшись сквозь кусты, он вышел на тротуар, огляделся, критически осмотрел одежду, снял с себя прицепившиеся листики. Тщательно вытер подошвы о траву.
Непривычно-приятная опустошенность в паху снова сменилась обычным нытьем, к тому же сырость в трусах привносила дополнительный дискомфорт. Скорей домой, под душ.
Пройдя три квартала вдоль парка и перейдя набережную, чтобы словить попутку на левый берег, Никита сорвал надоевшие усы, зашвырнул пакет в Днепр и едва слышно прошептал:
— Блядь, пиздец… Заебала эта хуйня… Вот уволюсь и всё…
На тело навалилась дикая усталость. Пот заливал глаза, жег кожу между лопаток, адски разъедая под пластырем царапины, оставленные вчерашней сучкой.
«Нет, прав Михневич, — подумал он, поднимая руку навстречу такси, — надо поспать, а то и до отпуска не дотяну. Свихнусь к ебени матери…»
22 июня 2004 г.