- Ну, нахуя вы пришли сюда? Это моя земля, здесь прадеды моих прадедов жили, понимаете, вы, чушки пендосские? – из соседней комнаты доносился басовитый голос Саньки. Судя по сочным звукам ударов, перемежающим исполненный патриотизма монолог – там шло обучение заложников русскому литературному ускоренным методом.
- Саня, оставь людей в покое, всё равно научиться не успеют, иди в окно выглянь, они танк подогнали. – Петро как всегда спокоен. Даже про танк под окнами окруженного спецназом дома, про верную свою и нашу смерть, он говорит легко, с шуточкой.

Петро первым ушел. Обвязался взрывчаткой и в толпе заложников, с поднятым белым флагом сделанным из простыни на палке, вышел из осажденного здания. Когда дошел до оцепления, рвануло так, что штукатурка с потолка посыпалась и повылетали остатки стёкол. Эх, Петруха, Петруха…братан. Вечная тебе память.

Потом Санька. Крепкий мужик был, весельчак, жизнелюб. А  в последний момент не выдержал. Когда садить из танка начали, когда смешались тела братьев и заложников с бетоном и сталью искореженной, когда смертный час пришел. Выполз с пулемётом на улицу, весь окровавленный, ногу простреленную волочит. Даже на спуск нажать не успел. Со всех стволов звери гасить начали. Он, большой такой, руки раскинул словно землю обнять хотел, голова вывернулась пулями пробитая…Но даже мертвого боялись они его. С безопасного расстояния, обойму за обоймой в братку всаживали. Только не чувствовал он ничего. В другом, наверное, очень хорошем  месте душа его уже была.

Я ещё дышу, двигаюсь, но я уже мертв. Я умер, когда обрушились несущие балки, и меня завалило в подвале осажденного врагами дома. Я умер вместе с братьями.

С потолка вода капает. Мало, но капает. Нашел миску какую-то, подставил под капли – от жажды не подохну. Кап-кап – секунда ушла.  Где-то вверху – приглушенный шум, видимо пендосы завалы разбирают, своих мертвецов ищут. Недолго мне осталось. Совсем недолго.
То ли от спертого воздуха, то ли от потери крови кружиться голова, невыносимо клонит в сон.

А ведь в далёком две тысячи семнадцатом ничто не предвещало беды. Это сейчас всевозможные вожди всех мастей умными словами вещают, что они всё знали, предчувствовали и предупреждали. Сытый, спокойный год был две тысячи семнадцатый. Мне тогда двадцать восемь было. Молодой совсем был. Хорошая работа, умница жена, здоровые дети. Ну, да…взрывали там, что-то то ли чеченцы то ли адыги то ли татары казанские, независимость вроде требовали. Политикой не увлекался, больше футболом.
И про войну узнал на футболе.

Вечером семнадцатого августа мы Санькой однокашником моим, товарищем закадычным на стадион пошли. Как сейчас помню – «Кубань» с «Ювентусом играла». Игра слабенькая была, жара, болельщики пили пиво и скучали. И тут…блядь, сколько лет прошло, сколько уже всего пережил, а день тот забыть не могу. По селектору, на весь огромный, разом притихший в тревожных предчувствиях стадион раздался взволнованный голос диктора.
В МОСКВЕ ВОССТАНИЕ КАВКАЗСКИХ КВАРТАЛОВ.
ПРАВИТЕЛЬСТВО БЕЖАЛО. СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ ОБЬЯВИЛИ О ВОЗМОЖНОМ ВВОДЕ НА ТЕРРИТОРИЮ РОССИИ МИРОТВОРЧЕСКИХ СИЛ ВСВЯЗИ С БЕСКОНТРОЛЬНОСТЬЮ ЯДЕРНОГО ОРУЖИЯ.
ВОЙНА.