«Все! «Аллес» – отвоевался! Теперь точно на пенсию!» - Палыч сидел в кабинете мокрый от пота. У него по делу слетал «стражный» срок. Раритетный советский кондиционер бестолково рычал и булькал как расстроенный желудок. Капли с лица падали на листы уголовного дела, размывая выполненный на струйном принтере текст. «И хер с ним… Сейчас как брошу все, и пойду домой!» - Палыч даже схватил со стола ключи и сделал решительное движение в сторону двери, однако зазвонил телефон. Палыч нервно схватил трубку, но собрался и ответил спокойно:

- Слушаю, Борисов.

- Александр, я с тобой развожусь – ты подонок!

- Зачем ты так – я же твой муж…

- Иди в жопу!

Некоторое время Палыч слушал короткие гудки. Затем с какой-то особой нежностью поместил трубку на базу, достал из-под стола бутылку еще прохладного пива, удалил пробку и сделал три жадных глотка. В кабинет вошел старый следователь Соломонов. Он был одет в защитную полувоенную рубашку, похожую на вьетконговскую гимнастерку, узкие, не доходящие до щиколоток фиолетовые брюки и нелепые тупоносые полуботинки с гипертрофированными рантами. Обеими руками он почтенно прижимал к груди ковбойскую шляпу. Соломонов был идиотом.

- А вот Вы, Александр Павлович, непрааально пиво пьете. Я вот, например, дома с утра ставлю в холодильник бутылочку пива и иду на работу. Примерно за два часа до конца рабочего дня съедаю одну соленую рыбку, и пока не доберусь до дома, ничего не пью. Дома достаю из холодильника охлажденную бутылочку и наливаю пиво в стакан. Потом ставлю стакан на стол и хожу, смотрю на него еще минут двадцать. И представляете, с каким удовольствием я потом выпиваю это пиво! – Соломонов закатил глаза, изображая состояние глубочайшего блаженства.

Палыч поставил бутылку на край стола, закурил «LM» и в грубой нецензурной форме попросил Соломонова покинуть помещение. Соломонов считал себя интеллигентом, поэтому обиделся и ушел.

- Иди-иди, не задёрживайся! Эстет сраный!

Успокоившись, Палыч предался своим любимым грезам, о том, как он застрелится из табельного оружия, и тогда все поймут, какой он был хороший и незаменимый.