Работа лаек по кабанам сводится в основном к следующему. Найдя кабанов на лежке или жировке, они наскакивают на них и начинают облаивать. При подходе скрадывающего охотника лайки злобно и азартно наседают на свиней, чем отвлекают их  от человека.

Осаживая крупного секача, лайки не лезут к нему спереди, а отрывисто хватают его за задние ноги. Когда одна лайка облаивает кабана спереди и он сосредоточит свое внимание на ней, готовясь к нападению, другая дает ему хватку за заднюю ногу и молниеносно отскакивает. Кабан с места броском поворачивается к ней рылом, норовя поддеть ее клыком, но в то же мгновение другая собака делает хватку. Все это сопровождается громким яростным облаиванием. Вскоре кабан прижимается задом к дереву, камню или вывороту. Зверь осажен на месте.

К этому времени охотник успевает незаметно для кабана подобраться к нему и верным выстрелом в ухо или под лопатку уложить зверя.


Р-рр-рр-рр – трещал пропеллером вертолет. Я устроился в самом хвосте у иллюминатора, рядом с наваленной грудой поклажи.

Я только что окончил пятый курс охотничьего факультета и должен был писать диплом по фауне  Уссурийского края, а точнее – кабанам, их повадкам, строению.  В кармане у меня было разрешение на отстрел одной особи мужского пола для представления в институт с целью анатомического изучения и впоследствии изготовления чучела для институтского музея.

Вертолет меж тем довольно быстро выбрался за городскую черту, пересек Амур, и внизу замелькало что-то вроде карты – озера, заливы, протоки, извивающиеся самым причудливым образом. Лететь было недалеко – минут сорок. Сели. У небольшого приземистого домика. Нас ждала кучка встречающих и среди них невысокий мужик в камуфляжных брюках, шторомовке и потертой кепке - местный охотовед – Петрович. С сеткой морщин на хитром лице  и с прищуренными глазами. По его виду можно было сразу определить : «хитрован» и скорее всего сам промышляет по зверю, а не хозяйством занимается.  Он должен был стать моим проводником на ближайшие дни. Я показал ему разрешение на отстрел, он усмехнулся и сказал «добре, завтра, есть тут одна лежка секача».

На рассвете следующего дня мы двинулись с ним в лес. Сухпаек у нас был рассчитан на три дня и представлял собой на каждого по пакету крупы, пару банок тушонки, сухарей, сухого молока и остального по мелочи. «Дичи настреляем, если чо», сказал весело Петрович. В моем рюкзаке была еще аптечка со всякими сыворотками, анальгетиками, антигистаминными препаратами, шприцами и прочей хуйней от отравлений. Курс ветеринарии я тоже ведь проходил в институте, врач звериный, в тайгу собрался.

Мы шли вдоль реки. По берегам только-только начали распускаться листья черемухи, и первые два часа нас окружало бледно-зеленое марево. Прибрежная полоса была практически голой, только редко-редко небольшие купы ивняка опускали ветви прямо в воду. И почти из-под каждого такого укрытия взлетала пара шилохвостей.

Мы свернули от реки в лес. Тропа шла вверх сопки и была достаточно извилистой и крутой. Я шел бодро и не отставал от своего проводника. Пуля и Пыж, лайки Петровича, весело кружили вокруг нас, предвкушая охотничьи развлечения.

Неожиданно собаки изменили свое поведение и уткнулись носами в землю. Петрович остановился и сказал: «Погляди, не только мы интересуемся нашим кабанчиком», указывая на четкий след. «Тигр, точнее тигрица, и идет как раз в сторону лежки» сказал он. Может быть, она даже на сносях, судя по отпечаткам задних лап. С этого момента он как бы совсем забыл про кабана, а все мысли переключил на тигрицу. «Странно как-то» подумал я.

Идя тропой, мы несколько раз натыкались на лежанку тигрицы, видимо отдыхала. «Точно на сносях», повторил Петрович. Мы поднялись на сопку и спустились вниз. По пути попался родник. Было как раз время обеда. Быстро развели огонь, сварили каши, перекусили, выпили чаю, покурили, полежали минут пятнадцать и двинулись дальше. Ничего особого в течение дня не происходило. Птицы, белки, бурундуки и прочая мелкая шелупень шастала тут и там, вызывая веселье у Пули и Пыжа.

Начало смеркаться, следы тигрицы становились свежее. Рядом уж совсем, родимая, как-то странно сказал Петрович. И действительно, метров через пятьсот, среди деревьев, мелькнула полосатая шкура, мы пригнулись, а Петрович взял собак на поводок. Они притихли.Я крепче сжал в руках свой карабин, противник, если что, серьезный. Это до сих пор на всяких дупелей, гаршнепов и вальдшнепов со своим вислоухим англичанином ходил, тут иной расклад.

«Впереди есть небольшое озеро», сказал Петрович, тигрица видимо к нему сейчас пойдет, а мы сойдем с  тропы и срежем. До темноты там будем раньше нее.  Разведем огонь, заночуем, она нас не побеспокоит, огня испугается.

Минут через сорок мы вышли к небольшому лесному озерцу, поросшему осокой. «Ты тут давай по хозяйству орудуй, а я пойду вокруг озера обойду, может подстрелю кого на ужин». Петрович взял Пыжа с собой, оставив Пулю мне, и ушел.

Пришлось разбить палатку. Набрал валежника и разжег костер. Зачерпнул в озере воды и поставил котелок на огонь. Вода закипала, вывалив в котелок тушенки и засыпав крупы, стал ждать Петровича. Пуля в это время резвилась в воде, радостно фыркая. Я присел и закурил, стараясь забыть про диплом, а думать о чем-то другом, наслаждаясь окружающими красотами.

Вдруг на другом конце озера, ближе к звериной тропе, раздался выстрел, потом еще один. Гулкое эхо прокатилось по окружающим сопкам, с озера сорвалась стая птиц. Ну вот и дичь будет на второе, радостно подумал я, ставя чайник с водой кипятиться, чтобы ошпарить дичь перед ощипом…

Продолжение следует…