Время неизвестно

Память. Как она обманчива на самом то деле. Когда нужно что-то вспомнить важное, от чего зависит дальнейшая судьба, то память на прощание машет красным платочком и иронично улыбается. А вместо себя оставляет неказистую подмену, которая ни в какие рамки не годиться. И так сидишь, напрягаешься, пытаешь вспомнить, а не выходит ничего, только жалкие кусочки всплывают, от которых сыт не станешь. Другое дело, когда было настолько одинаково между собой, что даже при хорошей памяти все дни сливаются в один большой комок. Вязкая рутина, в которой медленно и незаметно утопаешь, спустя какое то время оборачивается страшным проклятием, избавится от которого не представляется возможным. Оказываешься  в одиночестве, в месте, где время давно остановилось, а взору представлена только тьма. И остается только доживать отведенный тебе срок, который никому неизвестен.
Странные мысли с перепою. Наверное, потому что голова не болит. Но состояние надо отметить отвратительное. И кто меня вчера до дому довез. А хуй знает, неважно это.

12.00
Собираться не было никаких сил, а еще надо было заехать за подарком. Может ну его подарок, так конвертик подарю, и на этом остановимся. И так, у него все есть.
В дверь позвонили. Принесли большой желтый конверт, с какими то документами внутри. На нем стояла эмблема «Рос-Тур» и несколько надписей на английском языке. Добившись от меня автографа в бланке, курьер резво исчез из виду, оставив меня разглядывать письмо.
Внутри были билеты на самолет, загранпаспорта и еще какие то бумаги. Дата отлета на билетах была сегодняшняя (пришлось сверить с датой на сотовом телефоне). Я растерялся. Совершенно не представляя себя, когда я мог оформить поездку в Турцию и с чей подачи. Посмотрел загранпаспорта. Один, как и положено мой, другой на имя некой Семеновой Ольги Валерьевны. Интересно.
Плеснув немного коньяка в обычный граненый стакан, я стал искать номер телефона этого агентства, которое подрядилось обеспечить нам отдых.

12.45
- Вить здорова! – может быть, он знает – ты не в курсах, когда я успел себе сраную поездку в Турцию организовать? Мне ж на работу завтра.
- ты че, далбоеб? – голос Виктора не предвещал ничего хорошего – ты ж уволился еще три недели назад! Ты че?! И билеты ты тогда еще взял, вы ж с Олей ходили
Вот дела. Надо ж было так пить, что уже совсем ничего не соображаю. Надо подзавязать. Да и денег, вероятно, не так много осталось.
- Ладно, проехали – твердым голосом сказал я – скажи мне, где Олю найти
- Ой Игорь, оставил бы ты это дело..
и гудки…
Набираю другой номер
- Алло, пап привет – слышу, как отец напряженно дышит в трубку
- Что тебе надо?! – срывается на крик – я же сказал тебе, убирайся из нашей жизни подонок!
Гудки…

14.00
Стоим с Димой возле его новенькой машины и нервно курим.
- езжай-ка ты Игорек один – по лицу Димы определить ничего невозможно – и не заморачивайся. Отдохнешь пару неделек, вернешься другим человеком и будешь жизнь заново строить.
- Я хочу ее увидеть Дим, напоследок
- Зачем?
Действительно зачем. Девушку, которую я помню настолько слабо, что увидел бы в толпе прошел мимо. Образ, который представлял собой лишь обрывки ее речи, в тот день, когда мне наваляли пиздюлей. Боже. Она же сама попросила их дать мне по морде. Бедная девочка. Мне и близко не было так больно как ей, в те частые моменты, когда мое сознание стирало ее, не давая шанса. Что же я натворил? Хотя, быть может все к лучшему.
Меня уже не изменишь, и я так и останусь мерзким алкоголиком, не способным принимать решения даже за себя, не говоря о близких. Вот почему все, медленно и безповоротно отворачиваются от меня, стирая на сей раз меня, из их памяти.
- Ты прав друг

17.00
На банкет я пришел в усмерть пьяным. За три часа мы с Дмитрием выжрали три бутылки водки, запив это пивом и почти ничем не закусывая. Сейчас меня реально шатало из стороны в сторону, но мне было все равно. Когда я подошел к своему любимому дяди, то его лицо исказилось презрением и отвращением ко мне. НА это у меня был один ответ. Со всей силой, которая еще оставалась у меня, я врезал ему по носу. Со свинячьим хрюканьем тот рухнул на стол, взметая остатки наверняка вкусных блюд и опрокидывая бутылки с дорогим вином. А дальше…дальше я побежал…

Вечер.
До отлета пол часа. Я еще успел выпить по пути двести пятьдесят коньяку. Решил лететь без вещей, взял только документы и деньги. А больше ничего и не понадобится. Распивая коньяк, я думал о том, что со мной произошло за последний год. Из подающего надежды золотого мальчик я превратился в грязного алкаша, пьющим все, что содержит спирт и замеченный во всех мало мальки известных потасовках. Что меня изменило? Наверное, дух чертовой свободы, которая так обманчива. Прибывая всю жизнь в состоянии подчинения родителям, потом боссам, я, наконец, понюхал запах настоящей свободы. Да да ее. Больше мне ничего не было нужно. Ничего. ЕЕ нельзя заменить ни на что. Но ее можно потерять. И, видимо скоро, я добьюсь того, что у меня ее заберут. Не спрашивая. Они просто не понимают.

00.00
Хахаха. Такого даже я не ожидал. Вы только посмотрите на этих жалких, вопящих, от отчаяния людей, который вжались в свои никчемные кресла, думая о том, что скоро они превратятся в груду мяса и костей. Они потужно дышат в кислородные маски и от страха жмурят глаза.
До земли совсем чуть-чуть. Быстрее бы.
Невыносимый свист проносящегося мимо воздуха, звуки отрываемых им кресел вместе с визжавшими людьми. Вот мимо пронесло какого-то толстяка, который изо всех сил пытался уцепиться за что-нибудь, но как назло, ничего не попадалось. Какая то пожилая женщина пронеслась вслед за ним.
Они жаждут жизни. Ирония.
Кресло нещадно шаталось, обещая в любой момент оторваться от креплений и сгинуть вместе собой там, где уже сгинули несколько десятков человек.
Быстрее.
А ну в жопу это. Я снял кислородную маску и влил в себя еще немного алкоголя. Дышать было невозможно.
Пусть так и будет


Все мысли возвращались к этому. Уже, какую неделю я лежу со сломанным позвоночником, не могу пошевелиться, хожу под себя. И мне отвратительно. Единственный выживший, блядь. Надо мной кто-то сильно посмеялся, оставив меня пожизненно в инвалидном кресле, беспомощным как дитя. И никто не пришел ко мне. Надо же.
Со мной только любимый диктофон. Я перезаписывал себя снова и снова. Снова и снова. И загадочным образом, запись не менялась. Одно и тоже. Два дня. Два последние дня из моей прошлой жизни. Два дня, которые и были моей жизнью.
Сегодня просил доктора вколоть мне что-нибудь. Чтобы не было мучений. Он отказал, ублюдок.
Пленка на диктофоне заканчивается, надо бы сестричку позвать…