Зима 1986 года. Уральский город, полновластно и беспрекословно, узурпировали Крещенские морозы. В дежурной части городского УВД смена лениво обсуждает тему дня: «Когда же, наконец, кончатся эти блядские морозы». Сводка регионального Гидромета не сулит ничего хорошего в ближайшие трое суток. Единственное, что радует – практическое отсутствие «уличной преступности», а значит и необходимости часами торчать на отапливаемых только собственным дыханием местах происшествий. Постепенно трёп окрашивается тонами пищевой зависимости. Дожидаемся помпезного отъезда руководителей УВД, чтобы поужинать и принять фронтовые «100 грамм». Погода позволяет начальству закрыть глаза на подобную вольность, приравненную ЦК КПСС к измене Родине в особо извращённой форме.

Самое живое участие в уточнении меню принимает судмед Роман – чрезвычайный оптимист, несмотря на избранную мрачную профессию танатолога – привратника в царство мёртвых, Харона со скальпелем в руках. Роман относится к редкому сейчас типу людей – подобно героям Рабле он наслаждается избыточным весом. Очередной его пассаж на тему: «… а потом посыпать сверху тёртым сыром…» прерывается звонком на пульт дежурного.

Короткий разговор по телефону и дежурный по городу соболезнующим тоном говорит: «Обнаружение трупа. Похоже – алкаш замёрз, сука. Давай, орлы, собирайтесь. Отпоёте его быстренько, и сядем, без вас не начнём». В дежурный «бобик» с ритуальными проклятиями в адрес тех, кто всё делает не вовремя, взгромождаются три полярника – следователь прокуратуры, судмед и эксперт-криминалист. Попытки эксперта отмазаться: «На кой хуй я там нужен, похоронная бригада и без меня справится» пресечены дежурным: «Да сделай там пару снимков, можешь и из машины не выходить. А то вдруг там криминал».

Короткая поездка по вымер(з)шему ночному городу и мы на месте. Окраина города, темнота – хоть яйца выколи. Водитель направляет фару-искатель на кирпичный склеп – остановку  автобуса, выкрашенную в мрачно-синий цвет. На скамейке внутри остановки виден бесформенный ворох тряпья – это наш клиент. Торопливо (пока не замёрзла высоковольтная батарея во вспышке) делаю несколько снимков и забираюсь снова в «бобик». На снимках эстеты могли бы насладиться видом пиршественного стола – нескольких кусочков серого хлеба, полуобгрызенной луковицы и апперитива – ополовиненной пластиковой бутылки стеклоочистителя «Нитхинол», на сленге бомжей ласково именуемого «Синеглазка».

Параллельно к делу приступает похоронная бригада: следак начинает описывать место происшествия, Роман со вздохом натягивает резиновые перчатки. Вдруг, статичная по определению  процедура осмотра места происшествия, приобретает более динамичный характер. Роман кричит: «Он дышит, вызывайте скорую!». Водитель по рации связывается с дежурным, дежурный со станцией скорой помощи. Не секрет, что все тревожные службы относятся к другу с большой долей уважения, поскольку часто пересекаются в точках, обозначаемых на схеме города пульсирующей красной лампочкой. Скорая приезжает минут через 10, всё это время Роман проводит за реанимационными мероприятиями, заключающимися в череде ударов по синюшной роже клиента и воплями:
«Проснись, блядь! Давай, сука, шевелись! Замёрзнешь, на хуй!».

Мы помогаем ему советами, ибо живём в стране Советов и, к стыду своему, совершенно не представляем, что мы должны делать. По приезду скорой  клиент скорее жив, чем мёртв и даже бормочет что-то вроде «Иннахуй!», а от Романа валит пар.

Из скорой выходит тулуп, в который обёрнута немолодая фельдшерица. Соединёнными усилиями вталкиваем замерзавца в скорую, Роман решает сопровождать его до приёмного покоя, чтобы подстраховать фельдшерицу и рассказать эскулапам обстоятельства, сопутствующие необычному перфомансу. Подозреваю, что Роман, вскрывший за долгие годы работы не одну тысячу трупов, просто захотел поучаствовать в спасении одного человеческого тела, не строя иллюзий по поводу души. Клятва Гиппократа, подобно пеплу Клааса, стучала в сердце труппенфюрера.

В УВД дежурный, угорая над ситуацией, пытается выяснить по телефону, какая тварь приняла полуживого алкаша за хладный труп, остальные расставляют тарелки и стаканы.
Вернувшийся Роман оживлённо рассказывает, что наш клиент помещён в токсикореанимацию и, скорее всего, обойдётся без ампутаций, по крайней мере – ходить за водкой и держать стакан он сможет самостоятельно. После единственного тоста с доброжелательно-насмешливыми здравицами в адрес виновника торжества, дежурная смена деловито поглощает эклектичный ужин. После ужина «белая кость» отходит ко сну в своих кабинетах – следак в обычной комнате, судмед – в кабинете, украшением которого служит гинекологическое кресло системы «вертолёт», предназначенное для осмотра изнасилованных и изъятия биологических проб (блюю).  Остальные  падают на топчаны в общей комнате отдыха, и до утра нас ничто не тревожит, за что отдельное спасибо минус 48о по Цельсию на улице.

Поутру дежурный сообщает нам, что наш весёлый покойничек ночью выдернул из вены капельницу и поставил на уши всю больницу, требуя опохмела, а кому-то из врачей даже посадил под глаз бланш. Санитары токсикореанимации справились с буяном своими силами, теперь он вкушает гемодез в нарядной и чистой ночнушке с рукавами, завязанными бантиком на  спине. Дежурный врач выразил свою благодарность УВД города за столь ценного пациента в нескольких энергичных выражениях.
Ближе к пересменке подтянулся и опер из отдела уголовного розыска того района, где был обнаружен лжетруп. Он сообщил о непреодолимом желании побеседовать с глазу на глаз с судмедом. Облечённое в словесную форму, желание вылилось в рёв: «БЛЯДЬ, ГДЕ ЭТОТ ЕБУЧИЙ НЕКРОМАНТ!!!».

Придя в чувство, опер рассказал, что поднятая заклинаниями Романа нежить –  личность в районе весьма примечательная, идиот не только по призванию, но и в соответствии с медицинской справкой из «Дома ха-ха». Обладая солидной физической силой и специфическими навыками, он промышляет мелкими кражами, сопровождая каждую из краж попойками и раздачей ебуков мирному населению. «Закрыть» его невозможно, поскольку он психбольной, отправить на принудительное лечение тоже нельзя из-за каких-то нюансов диагноза. Райотдел изводит тонны бумаги на описание художеств идиота, отказные материалы и переписку с психиатрами. И длится эта поебень около трёх лет с перерывами на периодическое лечение кретина. Горестно вздохнув: «Куда вы так спешили?», опер безнадёжно махнул рукой и хмуро побрёл за утренними пиздюлями, для получения коих и был вызван в УВД.

У этой истории неожиданный хеппи-энд. По отзывам того же опера, полученным через полгода, свидание с костлявой не прошло для дебошира бесследно. Интенсивность и частота мудежей снизились до почти социально приемлемого уровня.
Случай этот был описан в городской газете, в газетном креативе напрочь отсутствовала характеристика личности спасённого, само спасение сопровождалось неизвестными очевидцам героическими подробностями и диалогами. Описание состояло исключительно из возвышающих душу штампов.
К Роману намертво (тавтология допущена намеренно) приклеилась погремуха «некРОМАНт», на которую, в силу своего характера, он не обижался, а может быть и гордился. По крайней мере на  просьбу «НекРОМАНт, скажи волшебное слово!» тёмный маг вежливо и с улыбкой посылал на хуй.

P.S. Нет трупа – нет фоток. В тексте автор – эксперт.
      Тема влияния «Нитхинола» на скорость наступления
      смерти от переохлаждения не изучалась.