Посвящается Виктору Олеговичу


Наверное, никто бы не обрадовался, если бы узнал, что последнее, что он увидит в своей жизни, будет бампер старенькой «шестерки» и перепуганное лицо водителя-пенсионера. Что уж говорить о Вике: она вообще относилась к нашим машинам с крайним презрением. Ей нравились красивенькие «Ауди» - я, помню, даже хотел продать свой «Ниссан», чтобы купить иномарку с четырьмя кольцами, но как-то все некогда было. Так, собственно, и не успел.

Когда я первый раз случайно встретил ее в парке, то не решился подойти. В другой же представившийся случай, в жаркий июльский денек, я, набравшись смелости, познакомился. И, видимо, что-то пробежало между нами, потому что она без лишних раздумий согласилась жить у меня.

Мое интеллигентское происхождение, к сожалению, не давало мне возможности понять Вику до конца. Была в ней какая-то бродяжническая дикость и неудержимое стремление к абсолютной свободе, все реже встречающееся у современного человека, сытого и довольного.

Сравнивая ее с собой, я все сильнее ощущал, как стал зависим от вещей. Был случай: Вика случайно уронила со стола вазу, привезенную из Китая. По увереньям даривших, эта ваза приносила удачу владельцу. И действительно: после этой судьбоносной поездки дела по работе пошли в гору. Когда же я обнаружил, что от любимой вазы остались бесформенные осколки, а Вика при этом вела себя, как ни в чем не бывало, я осмелился – первый и последний раз в жизни – поднять на нее руку. Она, наверное, даже и не осознала причины моего гнева, поэтому, когда я остыл и стал просить прощения, она сделала вид, что решительно не понимает, в чем дело.

Надо признать, что с ее появлением жизнь моя преобразилась: я стал свежее и как будто моложе. С чего бы такие перемены? Трудно сказать. Возможно, долгие месяцы одиночества оставили в моей душе глубокий шрам, бальзамом для которого и стало мое общение с Викой. Ведь, приятно, черт возьми, постоянно – во время деловых переговоров, нудных совещаний и однообразных обедов – держать в голове мысль о том, что дома тебя кто-то ждет. Ее неподдельная радость моему возвращению всегда вносила и в мою душу немного гармонии.

Суета повседневной жизни, искажающая душу даже самых светлых людей, притупила и мое восприятие красоты. С самого начала меня поразил таинственная чернота Викиных глаз – что-то мистическое, даже пугающее было в них. Однако, ежедневно их созерцая, я решил, что и в этой черноте нет ничего загадочного. Действительно, что может быть необычного в природном распределении пигмента? Ерунда.

Собственно, с такой, казалось бы, мелочи и началась утрата моего к ней интереса. Нет загадки – нет интереса. Но я понимал, что Вика не потерпит к себе «кукольного» отношения – «поиграл и бросил». Понимание этого вкупе с моей принципиальностью не позволяли мне просто так разойтись с Викой. Я старался даже не показывать произошедших во мне внутренних перемен, но скрыть этого на каком-то духовном, нематериальном уровне я, разумеется, не мог.

Дальше шестеренки судьбы, сделав одно малое, чуть заметное движение, завертелись так, что, пожалуй, остановить их были не в состоянии никакие земные силы. Почувствовав холодность с моей стороны, Вика не преминула изменить и свое отношение ко мне. Ситуация была нелепой – из разряда тех, когда обе стороны понимают причины и возможные следствия конфликта, но в силу каких-то необъяснимых причин то ли боятся, то ли попросту не хотят признаваться в очевидном.

Уже совсем с другим чувством стал приходить я домой после тяжелого рабочего дня. И совсем по-другому стала встречать меня Вика. Возникший между нами занавес превратился вдруг даже не в стену, хуже – в клетку. В клетку с перегородкой. Где мы вдвоем. Для меня это чувство было не новым: вся жизнь современного обеспеченного обывателя – это самая настоящая клетка (если не тюремная камера), с подаваемыми каждый день хлебом и массовой культурой. Вика, как я понимал, тоже в какой-то мере променяла свободу на благополучие, еще когда согласилась жить со мной (неравноценный обмен: неужели такая жертва – ради меня?), но теперь же это благополучие сдавило ее со всех сторон.

Не знаю даже, чем бы закончилась наша драма, если бы не тот роковой сентябрьский день. Мы прогуливались вдоль оживленной трассы, направляясь к местному озеру. Я как всегда спустил Вику с поводка. Обычно она ни на шаг не решалась отойти от меня, но тогда (почему же?) она как-то бездумно вильнула на проезжую часть и… я ничего не мог поделать. Выбежавший из «Жигулей» старик хватался за сердце и как-то по-детски оправдывался, предлагая отвезти Вику к «хорошему» ветеринару. Но ее глаза уже закрылись, закрылись навеки.

С тех пор, когда гуляю по парку, я очень часто оглядываюсь на пробегающих мимо овчарок в надежде встретить знакомую черноту Викиных глаз, но увы: она ушла из этого жестокого мира навсегда, так и оставшись никем не понятой…