Тысячи людей. Тысячи людей, одержимые одной идеей, и нет ничего невозможного. Перед ними разворачиваются моря, останавливаются пули, открываются ворота самых хорошо укрепленных крепостей.

Сквозь огромные спикеры, установленные на грузовике, грохотала Дельта. Шел мелкий промозглый дождь и сам грузовик ехал очень медленно среди моря свистящих и ликующих голов. С каждым кварталом людей становилось все больше. Они жаждали хаоса и громили бесбольными битами, припаркованные вдоль улицы машины. Кое-где демонстранты пытались наполнить пивные бутылки бензином, то и дело выливая его из канистры на руки, а затем затыкали горлышка тряпками, обильно вымоченными в горючей смеси.

Я сидел, обхватив колени, в кузове пролзущего среди толпы грузовика. Остановить это уже не было возможно. Час назад раздавался голос из громкоговорителей на нескольких полицейских машинах, призывающий к гражданскому благоразумию. Вместе с камнями в их окна летели напоненные бензином подоженные бутылки. Машины мгновенно вспыхивали изнутри и оттуда, объятые пламенем дико вопя, выбегали служители закона, чтобы встретить лицом со сносящими челюсти железными ломами. Рядом со мной запрыгнули две симпатичные девушки азиатского происхождения. Свистя в толпе, они начали размахивать над собой своими пестрыми кофточками.

- Вы бы лучше слезли отсюда, дурехи... - уже предвидя их судьбу печально, сказал я.
Одна из них, повернувшись ко мне, с искаженным как у гарпии лицом прошипела:
- Та иди ты на хуй!

Но не успела она повернуться назад, как жилистые мужские руки стащили ее с грузовика за длинные тяжелые волосы в след за ее подругой. Послышался треск разрываемых лайкровых маек. На секунду в толпе блеснули своей ноготой упругие девичьи груди и гул голосов пронзил отчаинный вопль. Насилие билось прибоем об декабрський город.

Грузовик рывком остановился. Упивающаяся разрушением толпа вытекла из переулков к обширной площаде перед мерией. Вдоль украшенного орлами здания стояли ровные шеренги полицейских в шлемах со стеклянными забралами, держащих перед собой прозрачные щиты. По бокам темносиних плотных фаланг горцевали всадники с рупорами на поясе.

Все замерли в ожидании. На лицах полицейских уже не было видно былой бравады, а скорее мольба, чтобы поскорее закончилась эта бесконечная ночь. Демонстранты тоже смотрели вперед с искрой сомнения и правильности того, что они делали.

- Поставь что-нибудь, - тихо сказал я ДЖею, прикрывающему мокнующую под мелким дождем аппаратуру прозрачной клеенкой. Он понимающе кивнул головой и в скупом ночном свете блестнул радужный диск. Тишину прорвали аккорды электрогитары. Толпа заревела и начала надвигаться на блестящие пластиковыми щитами полицейские ряды. Prisoners of The Sun сделали свое дело.

В воздух взвились серпантином шипящие газовые шашки. Но демонстранты под мелькание черным дубинок уже напирали весом своих тел на передовые шеренги полицейских. Где-то дико заржала лошадь, когда под ее копытами разгорелось пламя из брошенной бутылки с коктелем Молотова. Она опрокинула всадника и ринулась с боку в середину полицейского строя. Всадник видимо сломал ногу и не мог встать, вместо этого он судорожно пытался растегнуть кабуру. К нему уже бежали с неодназначными намерениями демонстранты. Наконец ему удалось дрожащими руками вытащить пистолет, и первые выстрелы свалили на мокрый асфальт двух кащляющих кровью рослых парней.Рядом со мной кучка угрюмых негров доставали из спортивных сумок помповые ружья. Я даже представить не мог, что довольный богатой жизню народ будет так яростно стремиться все разрушить.

Солнце подымалось под канонаду выстрелов из-за мрачных небоскребов - угрюмых свидетелей развернувшейся вакханалии. Полицейские начали в спешке захлопывать дверцы бело-голубых фургонов, оставляя большую часть своих коллег на усмотрение жестокой судьбы.С моих сплеч стекали розовые капли. Казалось дождь сешался с кровью. Я проверил не ранен ли я, как увидел лежащего на умолкшей аппаратуре ДЖея с осткленневшими глазами.

Наш грузовик приближался к мерии и я мог рассмотреть стоящего на балконе хозяина города. Его кто-то тянул за рукав, видимо призывая ретироваться, но он никак не реагировал, безмолвно взирая на развернувшуюся бурю, как капитан не желающий покинуть тонущее судно.

Кованные ворота мэрии рухнули и пестрые спины начали заполнять небольшой аккуратно подстриженный парк перед зданием, которое через несколько минут было охваченно пламенем. Я спрыгнул с грузовика и пошел вперед, спотыкаясь об все еще теплые трупы.
Стало уже совсем светло, когда я переступил обоженный порог, украшенного каменными орлами здания. В огромном холе на бронзовой люстре качался повешенный мэр. Я посмотрел в его выпученные от удушья глаза и промолвил:

- Ну здраствуй. А вот и я.