Ветеран великой отечественной гордо пускал носом рвотные пузыри лежа завернувшись во влажные от собственной мочи простыни. Пару часов назад он отплясывал на какой-та старушачей дискотеке по случаю дня победы, со своими сверстниками, пил алкогольный спирт. Золотистое содержимое его желутка размазанное по койке остро воняло перегаром, в нём явно выделялись крупинки колбасы, горошка и укропа. Дед дёргался так что его отказались принимать в реанимацию, а когда привезли на терапию сёстры не знали что с ним делать и воспользовавшись пересменкой опережая скорость собственного визга съеблись  домой забыв сообщидь даже имя дежурного вроча

Таким пациентам (а они попадают суда нередко) обычно полагается внутривенная детоксикация - литра два воды на вену и лазекс какой-нибудь кубов шэсть. Но поставить капельнецу мирному пацыфисту-полутрупу это одно, а бывшему венному витерану, да и к тому-же буйному совершоно иная хуйня. Надо его тщательно привязать за конечности и торс, да так чтобы он лежал на боку, иначе захлебнётся блевотой. Дальше на дёргающуюся руку надо наложыть жгут, атыскать вену и тд.

Лично у меня дальше жгута дело не дошло. По расказам кореных обитателей палаты едва я только перетянул руку, витеран порвав бинты вскочил с койки и попутно положил мне снизу в челюсть совершенно низачто грамотный хук со словами “ну чо ты мне тут, а?” Очнулся я минут через пять в трёх метрах от кровати. За это время товарищи набрасывали на этого старого боксёра одеялы, повалили на пол и скрутили. Стала очевидо ясная необходимость вмазать ветерана какой-нибудь снатворной гадостью из сейфа.

* * *
Бюрократическая система здравоохранения сделана крайне бездарно. Основным инструментом защиты бальничного имущества до сих пор считаются журналы. В них надо списывать всё – шпрецы, системы, растворы, ликарства, бинты и даже пластырь по сантиметрам, однако это не мешает беспрепяцтвенно пиздить с рабочего места мидикамменты и перевязачный материал по мере семейной надобности. Содержымое сейфа отмечается в двух журналах на посту, и ещё нужна врачебная закорючка в истории болезни, поетому стащить чонить из сейфа сложнее, но тоже возможно, хотя в данном случае не имело никакого смысла.

Абязательное место обитания дижурного доктора – в ардинаторской или, на крайний случай в приёмном покое, иных координат не предусмотрено. К.Э  я не нашол ни там ни здесь. Однако путём сложных индуктических и дидактических методов мышления я вычислил одну единственную дверь, за которой искомого врача по логике никак не должно существовать – дверь кабинета главного кардиолога. Тихо и неуверенно постучал, затем погромче, как-никак Р.Ю в данный момент времени уже крепко спит дома. За дверью раздался тихий шорох, приглушоная ругань и женский голос техонько спросил кто там. Я извинился, обьяснил мол так и так.

Через полминуты дверь открылась и вышла она поправляя растёпаные волосы, молодая красивая и недоступная. Сбитое дыхание и просвечивающие через тонкую ткань белого халата надетого на голое тело, соски недвумысленно намекали. Раздавшиеся вслед характерные матерные обертоны кардиолога вконец испортили мне и без того сомнительное удовольствие от совершонной подлости.

* * *
В углу процедурного кабинета хранится святая святых, моисеев ковчег любого отделения – сейф с группой А. Я бережно достал белыми пальцами и надпилил ампулу. Аккуратным движением надломил верхушку и вобрал в шприц содержимое ампулы. В кабинете пахо озоном и было тихо.

А пациенты третьей палаты в по время вели тяжолые оборонительные бои против единственного противника – ёбнутого деда. Старый весьма активно порывался убежать, а привязанный ритмично мычал и монотонно дрыгался, пока сковывающие его путы не ослабевали. Пока таварищи держали ему руки и ноги я в перчатках спустил ему штаны – они были полны говна. От вони заслезились глаза и сократился брюшной пресс. Усилие воли я подавил рвотные позывы, вот ещё, не хватало мне ещё побрататься на блевоте с этим старым козлом.

Через несколько минут после инъекции боец понял свою неправоту, присмирел и вскоре савсем уснул. Теперь уже в спокойную и вытертую санетаркой руку поставил капельницу и отправился по своим делам дальше.

* * *
На посту , в ночной тишине нереально громко зазвенел внутренний телефон, она сердито позвала меня к себе в ординаторскую. Она полусидела-полустояла оперевшись столь милыми мужскому глазу и руке частями на стол. Забавно нахмурив брови и сморщив носик обьявила что накажет меня. И подмигнула (а может показалось?), но только сейчас я заметил, что она до сих пор в одном медицинском халате на голое тело. Белая ткань красиво облегала её плечи, грудь, бёдра и распахивалась чуть выше коленей. Карие глаза вызывающе смотрели на меня, как смогу я или нет?

Тогда я мысленно собрав всю злобу за день, и закрывая дверь на ключ ответил, что это я её щас накажу блять, почему её небыло на рабочем месте? Слово за словом, жест за жестом и мы забыв все сцепились языками, в прямом смысле. Её умелые пальцы стянули с меня белый верх костюма и полезли в штаны. Торопливо я растегнул немногочисленные пуговицы её халата, обнажая её нежную и упругую грудь, плоский животик и пушистый, вожделенный треугольник под ним.

В дверь робко и осторожно и совсем не вовремя постучали, сообщив: “Там в третьей палате капельница кончилась...”

Когда я вернулся, дверь была заперта изнутри.