Я лично бухаю, но могу ускориться.
(с) Шнур

The truth is out there.
(с) agent Mulder

Порвет твои динамики, сожжет твой усилитель
Не Будда какой-нибудь вяленький, а Шива-разрушитель…
(с) Захар Май

    - Сереж, налей мне кофе! – крикнул на кухню сыну Александр Петрович, удобно устроившись в кресле возле телевизора.

    - Слы, Серый, он тебя не заеб еще, - залипая и почесываясь, вопрошал брата Александр Александрович-младший – Это жывотное мало того, что жизни постоянно учит, так еще думает, что ты ему горничная, гы
    - А хуле, брателла, такова селяви. Хто девушку кормит, то ее и танцевать всегда будет, - налив кофану, Сергей Гордеев по кличке Гордей потащился в комнату относить чашку отцу.
    И действительно, суровая действительность обстояла так, что А.П. Гордеев-старший, коммерсант средней руки, и, по совместительству,  отец этих двух двадцатипятилетних оболтусов был их единственным спонсором. Работать Гордеи не любили, воровать не умели, зарабатывать деньги еще каким-либо образом им было просто лень. А хмурые движения,  которым братья посвящали большую часть жизни, требовали значительных финансовых вливаний. Протарчивать что-либо из дома братья опасались, помня о крутости отцовского характера. Деньги приходилось прозаически клянчить. Конечно, основным источником доходов служила любящая мама, но, к сожалению, ее материальные возможности были зачастую ограничены, и волей-неволей приходилось идти на поклон к папаше.
    - Пап, вот кофе.
    - А что это ты, сын, какой-то странный? Взгляд какой сонный у тебя. Ты что это, снова за старое взялся? – грозно спросил отец.
    - Да нет, ты чо, бать, - отвечал обсаженный в говно Сережа, - я этой дряни в руках не держал, как из клиники вышел. Это я курнул мальца.
    - И курить этот гоношиш тоже не надо бы тебе, сына, - поучал Сергея отец, -  ну разве только уж если тебе без него вообще никак… А с университетом что у тебя?
    - С осени восстанавливаюсь. Вот завтра пойду на медкомиссию, кстате, па, там надо бы подмазать этово…председателя…а то у меня эти…противопоказания…диагноз там…говорят, двести бачей надо сунуть, не меньше.
    - Хуясе, двести. Ну лана, на, - папа дотянулся до пиджака, висящего на спинке стула, достал лопатник из внутреннего кармана и отслюнявил две сотни бакинских.

    Звонок мобильного
    - Але?
    - Чо как?
    - Ну есть.
    - Ща будем.

    После приобретения и немедленного употребления эйча братья Гордеи, пользуясь привилегиями постоянных покупателей, расположились на кухне у Димона и тихонько втыкали, якобы смотря телевизор. Столбик пепла дополз до фильтра и обжег пальцы. Серега затряс рукой и встрепенулся.
    - Старый, а есть еще у тебя эта хуйня, что ты нам прошлый раз втюхать пытался? Ну вот спиды эти ебанические, ты там про катарсис еще кричал и все такое.
    - Розовый мет? Ну есть еще, человек должен подойти забрать. А нахуя оно вам? Вы ж у нас строго по медленным.
    - Да вот, попробовать решили. Уж больно красиво ты про свой катарсис разгонялся. Давай-ка вес.
    Слегка охуевший Санек, проснувшись, непонимающе смотрел на брата.
    - Вы, бразы, поосторожней с этой штукой. Она посильнее «Фауста» Гете будет. Вот. Ровно грамм.

    - Сереж, налей мне кофе!
    - Ща, пап!
    Серега развернул фитюлю, и, нисколько не задумываясь, смело высыпал чуть ли не половину в отцовскую чашку.
    - Не дохуя ли?
    - Можно подумать, ты Димона не знаешь. Реклама – двигатель торговли. Если говорит, что вещь атомная, значит точно фуфел. И ваще, пускай папаня прочувствует как следует. А то заебал – приперся с работы, все мозги высушил, мать построил, щас посмотрит «К барьеру!» - и в люлю. А завтра опять по новой. Пусть ускоряется, боров.

    Александр Петрович отложил газету и прислушался к бубнящему телевизору. Что-то определенно происходило. Но что? Безусловно, что-то очень важное. Нет, в телевизоре все было, как всегда. Происходящее творилось внутри него самого. Петрович посмотрел на кофейную чашку, которую он держал в руке. Вместо того, чтобы, как обычно, поставить ее на столик и поплестись в спальню, он почувствовал, что чашка просто взывает к нему, требуя немедленно тщательно ее вымыть, а если он ее незамедлительно не вымоет, мировой порядок нарушится и мир перевернется. После мытья ВСЕЙ грязной посуды, найденной на кухне, пепельниц, ваз, рамок с фотографиями, протирки цветочных горшков и попытки пробежаться по квартире с пылесосом он ощутил острую потребность в общении, обусловленную тем, что в голове с амплитудой в несколько мегагерц рождались мысли вселенской значимости, требующие немедленного обнародования. Александр Петрович заглянул в спальню. Благоверная Лидия Сергеевна спала и видела седьмой сон, причмокивая и отдуваясь. Петрович схватил трубу и набрал номер секретарши Олечки, которую он некогда принял на работу после бурного отдыха в сауне. «Сейчас приеду, жди».

    После разнузданного безудержного секса (Петрович без устали менял позы, хлопал Олечку по жопе и в конце феерически кончил ей на лицо) он попытался поделиться с ней вселенской мудростью. Олечка по-коровьи хлопала ресницами и кивала головой. Разозлившись, Гордеев выскочил на улицу, сел в свой мерс-четырехлетку и поехал домой. Вождение по ночному городу доставляло немыслимое наслаждение, он сливался с машиной, чувствовал каждый нюанс, видел ментов задолго до того, как они  появлялись в поле зрения. Он ощущал себя муреной, скользящей по темному дну океана.

    Петрович осторожно прилег рядом с супругой. Спать не хотелось совершенно. Обычный сумбур повседневных мыслей, роящийся в голове, складывался в хрустальной чистоты отточенную систему, выверенную и правильную до дрожи. Бытовуха, рутина, работа, - все казалось каким-то мелким, не заслуживающим внимания. «Я же молодой еще, в сущности, мужик. Какой хуйней я занимаюсь», - думал он, и на душе становилось горько. «Истина где-то рядом», - вспомнил он где-то услышанное. На прикроватной тумбочке возле жены лежала какая-то книжка. Александр Петрович прочитал название: «Ренат Мулгашин. Путь в Шамбалу». Он тихонько включил ночник.
    Книгу он закрыл только когда дочитал, спустя пять часов.
   
    Исчезновение отца стало для семьи Гордеевых полной неожиданностью.

    - За один день переписал устав фирмы. Я теперь – единственный учредитель. Звонил куда-то, спрашивал, когда ближайший рейс на Катманду. Нет, для вас ничего не оставлял, ничего не передавал, сказал, что так будет лучше для всех. Сказал еще, что истина где-то рядом. Да, так и сказал. Еще сказал, что даст о себе знать. Да, конечно, если хотите, Лидия Сергеевна, можете заявлять в милицию, я ничего против не имею, - объяснял обалдевшему семейству дольщик Гордея-старшего, дядя Толя.
    – Олечка, валерьянки принеси, быстрей!

    Получив по мылу фотографию улыбающегося папахена в белых шортах, обнимающего сморщенного индуса с черной бородой, Сергей ни на шутку призадумался о смысле жизни в целом и об отсутствии средств к существованию в ближайшей перспективе в частности. Выждав неделю и более-менее перекумарившись, он пошел в бывшую папашкину контору и устроился сисадмином.

    Серега Гордеев работает там и поныне, любит пиво, целыми днями сидит на удаве и порносайтах; серваки фунциклируют, сетка фурычит, у руководства особых претензий к нему нет. Жениться вот собрался, переехал к бабе, с братом почти не общается.
    А Саня…ну чего Саня?

    Ворует Саня…