Сегодня ночью после достаточно романтического вечера мне не удалось по-человечески поебаться. Бывают, знаете ли, у женщин такие заебы – не трахаться на первом свидании. Видимо поэтому снились всякие похотливые сюжеты и поутру вместе с эрекцией даже нахлынули воспоминания.

Поскольку каменные после тусы головы падонков, отягощенные состоянием понедельника,  не в состоянии переваривать сложные слова и фразы, постараюсь избавиться от состояния, именуемого заумным словом «фрустация», ненавязчиво раскрыв далее тему половой ебли. Начнем, пожалуй. И начнем, пожалуй, с начала.

Я вообще девственности лишился можно сказать по приколу. Вот манадала как-то надысь высказалась на тему вонючек. По моему опыту спиздела слегка. Я не особо люблю ебаться не мытым. Стараюсь перед самим действом оказаться под душем, ну или хотя бы яйца отполировать. Однако уже далеко не раз слышал на мое «пойду сполоснусь» - жалобно заискивающее «не надо». Некоторые конечно возразят, что сексуальное возбуждение, не желание прерываться и т.п.… Пиздеж, просто бабы испытывают особые острые чувства, когда их ебет горилообразная здоровая туша и именно вонючим, набравшимся за день запахов пота, секреции и мочи, хуем. Будит это в них какие-то спрятанные в подсознание инстинкты и щедро наполняет пизду собственным соком.

Лет в пятнадцать увлекался я картингом. Даже в секцию ходил. Знаете ли, машинки такие маленькие, а ощущение скорости такое большое. Да и в железках мне ковыряться нравилось. И запах бензина заставлял сердце стучать как-то по-особому. Руки, конечно, по локоть в грязи и масле, роба старая засаленная. Да и видок еще тот – как у бомжа с помойки. Общество тоже веселое и простое как чукотский туалет – большей частью ПТУшники - механики да слесаря. Постарше меня на пару лет. Себя они «хобзайцы» называли. Я до сих пор хуй его знает что это значит. Лексика и темы бесед довели бы какое-нибудь эстетствующее существо за три минуты до множественного маразма. Мне, как самому молодому, выебываться было не с руки – я большей частью потихоньку колупал чего-нибудь сам по себе да старался интеллектом не выделяться. Ибо наказуемо это по еблу.

В любой чисто мужской компании непременно должна присутствовать экзальтированная особа женского пола. Закон природы. Была такая и у нас. Яркая, расфуфыренная блондинка. Всегда со сложной конструкцией на голове. Ходила исключительно в белых джинсах и белой импортной болоньевой курточке, что по тем временам было неслыханным пижонством. Пробиралась в наш подвал осторожно как сапер, шарахаясь от закопченных стен, дверей и стеллажей с техникой. Перед тем как сесть на ржавый металлический стул с порванным дерматиновым сиденьем аккуратно застилала его свежевыстиранными вафельными полотенцами. У нее вообще любимое слово было «не стерильно». Ну, к примеру, «не прикасайтесь ко мне – у вас руки не стерильные»  или « я из этой бутылки пить не буду – вы ее залапали и она не стерильная».
Я еще думал – какого хуя она к нам ходит. Не разговоры же дебильные слушать.

    В тот вечер мои товарищи по партии шайб, болтов и ключей на семнадцать получили нескромное предложение от молодых  дебелых доярок, приехавших из своих колхозов делегатами на какой-то комсомольский то ли съезд, то ли слет, и поселившихся в общаге напротив. Проявив изрядную гимнастическую ловкость и упорство в покорении третьего этажа с помощью веревки из простыней и полотенец, они нырнули в интригующую перспективу общаги, оставив меня на хозяйстве дрочить в гордом одиночестве. 

    Через час появилась она, повергнув меня в состояние тупой ебанутости подростка от присутствия ЖЕНЩИНЫ. Сегодня разница в пару лет кажется смешной. Тогда это была пропасть. Она застелила себе стул, я, что – то односложно прогавкав в качестве приветствия, сконфузился и пытался делать вид, что очень занят выкручиванием винтов из давно выкинутого нахуй заклинившего двигателя. Повисшую тишину она разрядила вопросом:

- Где все?
- На блядки пошли в общагу.
- А ты чего остался?
- Не взяли. Молод еще.
- А у тебя женщины были? – с легкой взволнованностью перехода к интимному разговору спросила она.
- Нет. – удрученно промычал я.
- А хочешь попробовать?
- Конечно!!! – заблеял я как баран, пытаясь поставить на место пизданувшуюся об пол нижнюю челюсть.

Хуй у меня встал, даже подпрыгнул от одного вопроса и теперь самым бессовестным образом выпирал из широких, как у Маяковского, штанин. Я направился к умывальнику с жидким мылом

- Постой. Ты куда?
- Руки помыть.
- Не надо.

    Разделась она медленно, с точки зрения стриптиза – абсолютно не сексуально, аккуратно сложила свою одежду, спустила мне брюки до колен и нагнулась над умывальником, упершись руками в его края, покусывая губу и посматривая в висящее над ним зеркало. Я к тому времени знал уже, конечно, про детей, триппер и прочие возможности ебли без гандона, но ринулся в бой, и, схватив грязными руками белоснежную жопу, начал тупо тыкаться куда-то в промежность. Одним движением руки она направила окаменевший орган по нужной дороге. Сейчас меня бы удивило, что пелотка ее уже была влажной, но тогда мне было на это глубоко похуй. Я ЕБАЛСЯ. Меня переполняло даже не удовольствие от самого процесса, а неожиданный радостный и эмоциональный факт моего жизненного самоутверждения. Как будто принимали в пионеры, что-ли.

    Я неистово ебал ее немытым хуем, ожесточенно тиская сиськи и жопу грязными руками, размазывая по щекам повернутого ко мне лица помаду неумелыми поцелуями, путая и засаливая до ужасного бардака прическу, оставляя везде жирные черные следы пальцев. Пизда самым натуральным образом хлюпала и чавкала. В спертой накуренной атмосфере небольшого помещения стоял терпкий, насыщенный самыми разнообразными, ударяющими в нос и сносящими крышу оттенками запах, нет, аромат ебли. Другими словами - ВОНЬ. Кончил я по причине детства минуты за две. Что поразительно, учительница моя за это время успела отстреляться, рефлекторно посокращав мышцы, даже два раза. Сейчас то я уже понимаю, что мной просто воспользовались как игрушкой, чтобы реализовать какие-то свои смутные неосознанные мечты. Да я не в обиде.

    Когда, пытаясь привести себя в отдаленное подобие порядка, подруга потихоньку одевалась, появились мои соподвальники. Под конвоем какой –то злобной толстой тетки с партийной гулей на голове в качестве прически. Брехня, что в нашей стране что-то зависит или зависило от депутатов, делегатов и прочей видимости народного волеизъявления. Во главе у нас всегда как хуй стоял и будет стоять забивающий на все сомнения болт, безгрешный, строгий и прямой как указка школьного преподавателя КОМЕНДАНТ.

    Увидев наш неуставной вид, красноречиво и однозначно определяющий сложившуюся ситуацию, общаговскую Монсерат Кобалье понесло. Под уважительные взгляды моих старших товарищей она пела нам про борьбу за нравственность, грозила адовыми муками исключения из комсомола, где никто из присутствующих состоять не мог по причине, как минимум, пьянства, отлучением от коммунистической церкви, требовала нашего начальства в лице тренера и прочая, и прочая, и прочая. Прервать эту заливистую мощную трель необхватной груди было бы кощунством. Мы дружно сжались и пытались замаскироваться под ветошь на грязном линолеуме. Тренер наш в это время, пользуясь неустроенностью личной жизни после развода, победой на чемпионате союза по кольцевым автогонкам и отсутствием какого бы то ни было контроля, прожигал жизнь вместе с зарплатой в ближайшем кабаке.

    Поздним вечером он заявился к нам с какой-то блядью и, ни с кем не здороваясь, потащил ее в свою каморку. Надутая инквизиторша попиздовала к нему на разборки. И вылетела оттуда буквально через минуту с ярко пунцовым лицом в слезах, размазывающих черными потеками по щекам плохую польскую косметику. Собравшись с мыслями и силами, сложив нашу невеликую смелость в мощный кулак кодлы, мы поперлись к нему с повинной. Вердикт сплотил наш небольшой коллектив до плотности  центра солнечного ядра:

«Кто бы не приходил – посылайте их всех ко мне! А я буду посылать их НАХУЙ!!!»