Ранняя осень позолотила верхушки деревьев.  Воды реки успокоились и потемнели.  Серый туман сырого холодного утра лениво цепляется за ветви. Мы едем  собирать бруснику – кислую таежную ягоду.  Долгими зимними вечерами, когда за окном слышится шепот падающих снежинок, а в печи весело потрескивает огонь, глоток брусничного чая напоминает о дыхании лета.  В  том кисловатом привкусе  дремлет великая тайна причастия к вечному круговороту жизни, когда  вслед за холодной зимой приходит весна, и слабый зеленый росток вновь начинает свой  упорный путь к солнцу, превращаясь из года в год в могучее дерево.  Только один глоток брусничного чая, но как же много в нем!  В нем бесшумная поступь диких лесных зверей, шелест  крыльев ночной птицы,  движение живительных нектаров под древесной корой. Это сама жизнь.

Мы едем собирать дикую лесную ягоду в приангарской тайге. Свернули с лежневки  на едва заметную грунтовку.  «УАЗик» покатил меж стволов вековых деревьев, покрытых седым мхом. Наш водитель по имени Колян тормозит резко. Что такое?  
-    Глухарь, - шепчет он, показывая вперед.
Метрах в пятидесяти перед машиной прямо по дороге расхаживает огромная  птица, крутит любопытно головой.  Хвост расправила веером, с опаской на автомобиль косится, но не улетает.
- Снять его, что ли? – пробормотал  Колян и потянулся назад за «ТОЗовкой». Куда там! Глухарь, словно угадав его мысли, взмахнул крыльями и, легко взлетев, серым призраком исчез в глубине леса.
- Вот тварь! – Колян сплюнул и направил машину дальше. Вскоре бампер уткнулся в бурелом. Дальше пути не было. Мы приехали. Вылезли из машины с ведрами.  Под ногами расстилался ковер брусничника.  В урожайные годы брусники бывает так много, что её совком собирают специальным.  
Мы разбрелись в стороны. Трое нас помимо Коляна. А Колян рябчиков пошел стрелять.
Тихо в тайге осенью. Природа засыпает. К зиме готовится. Ветка не шелохнется. Только изредка вскрикнет в лесной чаще одинокая птица. Ковер брусничника медленные шаги приглушает. Мошкары не так много как летом, но всё же изредка она донимает.  Я собираю ягоду пригоршнями, отделяю её от мелких блестящих листочков, изредка отправляю в рот.  Хорошо.  Через час ведро наполнено. Возвращаюсь к автомобилю. Высыпаю ягоду в бочку, глубоко вдыхаю целебный таёжный воздух  и снова углубляюсь в лес.  

Я увидел её, отойдя от машины метров на сто и спустившись в неглубокий распадок, где редкий кустарник приютился под кронами деревьев. Она впечатляла. Она была великолепна, потрясающа, как удар молнии.  Очень свежая, освещенная лучами солнца, пробившимися сквозь ветви деревьев, она поражала лаконичностью своих форм и размерами. Куча гавна была продолговатая, огромная, примерно около полуметра длиной.  По всему видать, что недавняя и состояла она из переработанной организмом брусники – целебной лесной ягоды. Куча была красного цвета. Она впечатляла. Она была грандиозна. Я представил себе размеры и мощь дикого лесного зверя наворотившего это произведение. Медведь по всему был матерый  в самом расцвете сил.  Кто может похвастаться полуметровой кучей гавна?   Только истинно свободный организм может выдавать подобное. Он свободен физически и духовно. Он серит, где захочет - этот хозяин тайги, живущий на бескрайних просторах, где нет стен и дверей, где крыши домов не закрывают высокое небо,  где нет душных улиц и темных подворотен, где нет ментов и налоговой инспекции, нет ложных ценностей и глупых моральных догм,  депутатов госдумы,  проблем падения курса доллара,  рекламы зубной пасты, разрушающей зубы,  национальных вопросов и многого всего, что отделяет нас от истинного ощущения песни жизни.

Я завидовал белой завистью, созерцая совершенство природы. Я никогда не срал столь много. Я был унижен.  Но вместе с тем я чувствовал бесконечность бытия, великую силу вселенной, я почувствовал дыхание вечности и причастие к великому откровению первозданной истины.  Я ощутил каждой клеточкой своего тела, что мне надо делать далее. Я почувствовал путь.  
- Это необходимо, - послышалось мне в движении ветвей деревьев среди вечной таёжной тишины.
Я насрал рядом. И пусть моя куча гавна пока лишь жалкое подобие  великого чуда дикого зверя, но я знаю, что с того дня я ступил на путь истины. С каждым днём я буду срать всё больше и больше. Я буду тренироваться, и придет, наконец, тот день, когда я смогу насрать не менее, а может и более, чем тот хозяин тайги, и тогда я с осознанием своего достоинства и достигнутой цели выйду на улицу, на центральную площадь своего города и насеру там принародно огромную кучу гавна, как символа свободы и бесконечности пути жизни. Это будет проявлением истинной безграничной свободы,  потому, что с того памятного дня я стал свободным, и на путь истинной свободы меня направила куча гавна дикого лесного зверя.