Я люблю лес. Я не люблю каменную геометрию городской архитектуры и деревья на учёте. А те, что не на учёте беспощадно выкорчёвываются для строительства новых курятников с клетками, в которые мгновенно заселяются страждущие. И откуда только берутся люди  в стране, где бабы рожать не хотят, и уровень смертности превысил уровень рождаемости.
  Гордо новосёлы рассказывают про вид из окна на прекрасную рощу, но не проходит и двух лет, как  вместо рощи вырастает новый курятник и обитателям старого теперь  пожизненно  предстоит созерцать в свои окна чужие.

  Поэтому в майские только ленивый не едет за город из своей городской резиденции. Выстроившись в пробке машины медленно ползут по дороге, мимо ремонтируемого участка, по которому летает весёлая  весенняя пыль, освободившаяся, наконец, от снега.
  А за дорогой стоит лес, в котором не бывает ни пыли, ни ветра, ни дорожного шума. Лишь что-то поскрипывает, покряхтывает и постукивает, ацки занимаясь размножением. И это ацкое размножение как магнитом притягивает к себе машинки-комнатки, которые скрываются в глубине опушки, и где на разложенных сиденьях  люди занимаются тем же процессом. Лишь изредка в какой-нибудь из комнаток раздаётся жаркий шепот в самый сладкий момент соития: «Осторожно, не порви каблуками обивку!»

  «Фу, марамой!»,- скажет половина фтыкателей. «Ещё какой!»,- отвечу я. И это всем известно, что люди делятся на злых и добрых, жадных и щедрых, воров и не воров. А ещё люди делятся на тех, кто любит поезда и тех, кто не любит, за дурной запах туалета и назойливую компанию незнакомых людей. Я отношусь к первым.

   Ночью, лёжа на верхней полке тебя укачивает эта огромная …  «поебень», скажите вы, и будете не правы. Не поебень, а колыбель, несущаяся по рельсам, завораживая, как в детстве мама: «Баю-бай, усни мой крошка.» А ты видишь в окошке высоченное фиолетовое небо и черную стену леса, за которой изредка мелькают огоньки каких-то богом забытых жилищ, в которых всё-таки кто-то живёт, иначе кто же тогда зажигает все эти огоньки и лампочки?

    И подумается вдруг, что в этот самый момент на самом дне Марианской впадины в полной темноте удивительные тёмные чудовища делают свои тёмные Марианские делишки. А в настоящих больших лесах за Уральским хребтом  пробираются к свободе через таёжные буреломы двое беглых рецидивистов, захватив с собой третьего, на случай голода.

    И заблудившаяся баба, потерявшая счёт дням, из последних сил всматривается в бесконечные деревья, в надежде увидеть среди них зажженный огонёк.