"В ту пору не думал, что через столько лет
почувствую необходимость рассказать об этом
незабываемом для меня периоде жизни".
                                        Л. И. Брежнев "Целина"    


Колхоз. Ну и чо колхоз? Это сейчас как-то дико выглядит. А в старые времена школьники старших классов, не пикнув, отдавали по три-четыре недели летних каникул сельскому хозяйству страны. Рабский труд и связанные с этим неприятности, конечно, с лихвой компенсировались пьянкой, развратом и прочими непотребствами. В тот год мы заехали в колхоз с уверенностью в завтрашнем дне. После седьмого класса местные нас пиздили регулярно и больно. Меньше, чем по десять человек, за пределы лагеря ходить не следовало. После восьмого в противостоянии "город-деревня" возник некий паритет. И теперь, после девятого, мы резонно надеялись (и наши надежды беспесды осуществились), что этот сраный хутор Ёлкин будет целовать следы наших ног в просёлочной пыли. Не то, чтобы наше поколение обладало лучшими бойцовскими качествами, чем предыдущие. Скорее, антинародная политика брежневской геронтократии из года в год приводила к деградации сельской молодёжи и девальвации таких понятий, как "оглобля" и "рессора от трактора Беларусь". Короче, местных мы не боялись и приготовились с толком провести эти три недели на пленэре среди пейзанок и других людишек подлого сословия.


    Поэтому через полчаса после выгрузки из круизных автобусов марки "Кубань" (вы ездили на автобусах марки "Кубань"? вот и не пиздите) и занятия койко-мест в корпусах, я, Влас, Юрик и Джон направились в сторону сельпо (вы отоваривались в сельпо? вот и не пиздите опять). Однако до магазина мы не дошли, остановленные Пухом и Матроскиным. Пух и Матроскин были казачки засланные. Дело в том, что из класса "Б" до колхоза доехали только они двое. Остальные бэшники технично откосили и уехали на море дикарями.
На Чёрное, блядь. С палатками, пидорасы.
Так вот, Пух спросил: "Чо вам травиться чамуром? Есть вариант получше." Интересно, что это может быть лучше портвейна "Прибрежный"? Так подумали мы и последовали за бэшниками в апартаменты ихних бэшных баб. Там вовсю кипела непонятная работа. Девчонки выковыривали какие-то таблетки из упаковок и складывали их аккуратными разноцветными кучками. Паходу, они выпотрошили аптечки не только родительские, но и соседские, ибо таблеток было много.


- Колёса! – первым догадался Джон, - Бля буду, колёса! Чьи?
- Наши. И ваши. Общие. – Пух щедрым жестом обвёл стол, заваленный фармакологической продукцией стран-членов СЭВ.


Так добрые однокашники выдали на общак весь стафф, собранный их не менее добрыми одноклассницами. Проблема была только в том, что в нашем классе колёса хавать было не модно, и мы были, соответственно, полными профанами в этом деле. Дурь-то, конечно, покуривали, не без того, а вот более тяжёлые стимуляторы – ни-ни. Я, например, стремался довольно сильно, поминутно надоедая зачинщикам дурацкими вопросами типа "А может не надо? А зацепит? А не крякнем?". На что мне было отвечено, что надо: во-первых - не ссать, а во-вторых - отъебись, со счёту сбиваешь.


Пух священнодействовал. Он придирчиво осматривал каждого потенциального наркомана, заглядывал в глаза, прикидывал массу тела и что-то подсчитывал, закатив зенки и шевеля толстыми губами. После ножом отделял от кучки десяток таблеток элениума, добавлял штук шесть седуксена, присовокуплял полтора десятка тавегила, по пятку реланиума и фенозепама и увенчивал своё произведение шершавыми совковыми кругляшами пенталгина и димедрола. Матроскин принимал сформированный букет (именно так, оказывается, называлась совокупность этих медикаментов) и аккуратно пересыпал колёса в кулёчек из салфетки. Кулёчек он вручал очередному соискателю, приговаривая: "Всё, что могу" (см. х/ф "Горячий снег"). Правда, после раздачи, юный фармацевт оглядел оставшиеся припасы и как-то легкомысленно раздал ещё по 20 таблеток со словами: "А то в первый раз может не зацепить". Как радостно для нас выглядело это разноцветное лакомство, нынешним поколениям, выросшим на "М&М's" и прочих красивых ништяках, просто не понять. Мы в последний раз вспомнили папу-маму, сестёр-братьев, родной микрорайон, участкового дядю Стёпу, зажмурили глаза и высыпали таблетки в пасть.
И запили водой.


Ну, что сказать? По первым ощущениям, яд не действовал. Позади остался и ужин, и вечерняя линейка с выступлением комендантши лагеря. Из этого выступления я ни слова не понял. Рот у неё вроде открывался вполне по-людски, однако слышалось только: "Уы-уы, зу-зу, пау-пау". Таблетки по-прежнему не действовали. Наступило время отбоя. Я сходил пописить. Моча была почему-то оранжевая. Таблетки, в рот их ети, не действовали абсолютно. На после отбоя запланировали совместить приятное с полезным. А именно: выгулять восмиклассниц, с целью завязать отношения, и прошерстить окрестные дворы на предмет приискания трёхлитровых банок (разведка донесла, что в соседнем селе продают на розлив вермут с чудным букетом по 2.13 литр). Пейзане, знаете ли, любят сушить такие банки на штакетинах заборов.


Прогулка прошла довольно скучно, восмиклассницы глупо хихикали и на серьёзные отношения не велись. Банок насобирали почти сразу. Запомнился только непонятный эпизод с черешней. Стрибулец вдруг остановился и полез через забор. На вопрос "Куда?" он ответил "Там черешня" и скрылся в ночи. Минут пять выждав, я и ещё пара бесстрашных полезли следом. Метрах в пятнадцати от забора мы обнаружили Стрибульца, сидевшего на невъебенной черешне и пожиравшего её плоды. Каким хуем он почуял ягоды за пятнадцать метров в кромешной темноте – загадка. "Мне так подумалось" – сказал позже Стрибулец. Таблетки, напомню, всё ещё не действовали. Ни на кого. Мы вернулись в лагерь.


Нахуя, спрашивается, я залип под своим окном, куда благополучно втянулись все одноклассники? Курил я недолго. Подошёл лагерный мент (почему даже самый тупой и пьяный мент всегда появляется, как из-под земли?).
-    Куришь?
-    Не, уже докурил.
-    Тогда пойдём.
Я, бля, молодец. Спалился на нарушении режима, не прошло и суток. Но страха почему-то не было (таблетки-то не действовали). За правоохранителем я вошёл в ментовскую. Там был ещё один полицай в форме (крепко спал, повернувшись к стене) и гражданский (спал на спине, на кровати в углу, перед кроватью – наблёвано). Мент ногой вытащил тазик из-под кровати. В тазике тряпка.
-    Пол помыл, и свободен. Понятно?
-    Хуле, понятно.
Попиздил к колонке, набрал воды. Вернулся, мента нету. Присел к столу, на столе коньяк, водка. Ебать, буженина в тарелочке! Налил коньяку, выпил, закусил бужениной. Посидел-подумал, а не ёбнуть ли по жопе спящему менту? С ноги, либо ремнём? Решил, что ну его на хуй, и вернулся к себе. Решил лечь спать. Сколько ж можно ждать, пока таблетки подействуют?


Два следующих дня вспоминаются фрагментарно.


Поход за вермутом. По дороге охота на страшного зверя – курицу. Грустное ебло хозяина курицы из окна. Помахали приветливо рукой – не выходит (бля буду, вырождается деревня, ёбаные коммунисты). Замученную пернатую тварь ощипывал в лесополосе. Бейсболка всё время падала в кучу перьев. Тушку до поры спрятал на дереве. После ужина пошли пить вермут и жарить курицу. Её нашли, сука, муравьи. Примерно тыщщи три человек. Я их храбро прогнал. Курицу сожгли в костре и съели с костями.


Пропалывали перец. Не помню, как он выглядел. Придумали передовой способ прополки. Две тяпки устанавливаются по обе стороны от рядка, я становлюсь на них в позу "вслед за мной на водных лыжах ты летишь", Майор и Влас впрягаются в тяпки, как в оглобли, и галопом ебашут вперёд. Остаётся красивая борозда, норма выполнена за 40 минут. Где был перец – хуй ночевал.


Лежу на кровати, типа сплю. Стрибулец подкрадывается и начинает грязным носком водить перед моей харей. Иди нахуй, Стрибулец, - говорю. Бздык! Реальность фокусируется. Оказалось, я сижу в беседке и курю. Стрибулец с бабами икрает в мячик в десяти метрах от меня.


Младшие из третьей школы вырезали из огурца хуй и в столовой показывали девчонкам. Отобрал хуй и подарил любимой учительнице географии Анне Павловне. Интересно, куда она его дела. Съела, наверное. Бон аппетит.


Опять лежу на кровати. Смотрю через открытую дверь, как бабы играют в мячик между бараками. У Лерочки из третьей школы под топиком крупной вязки просматриваются коричневые соски. Хорошо. Бздык! Реальность опять фокусируется. На самом деле ночь, все спят. Между бараками срёт собака.


Таблетки перестали не действовать на четвёртые сутки с утра. Впервые пописил жёлтеньким. Жизнь вошла в привычную колею.


ЗЫ1: Интересно, зачем Господь сделал так, что я не склеил ласты под этими колёсами? Неужели только затем, чтобы на ресурсе появился этот отчёт? Буду думать.


ЗЫ2: Как показывает цыфирка в заглавии, возможно дохуя продолжений и одно окончание.


Мочканём!                                                                      28.04.2006