Я проснулся раньше будильника, когда тараканы уже заканчивали свои ночные смены на кухнях и расползались по щелям, а пауки только просыпались в хрустальных дисках своих  паутин. Задница вечного светила, одетая по последней июльской моде, только показалась на горизонте, разгоняя прочь мириады не меннее вечных звёзд своими розово-голубыми флюидами. Сама луна, бледная как шанкр первичного сифилиса тщенно пыталась противиться жёсткому, мужскому напору солнца. Ведь она тоже была равнопраной хозяйкой неба.

А я лежал и думал закутавшись в одеяло, был бы я здоровее, если бы всю свою долгую жизнь, не пил каждый день вискаря? Наверно, моя печень тогда бы день за днём не разлагалась, прогнивая насквозь от цирроза, лицо моё не стало бы жёлтым, как детская дристня, руки бы не тряслись при мыслях о стакане с кубиками льда, плавающими в этом чудесном, божественном, обжигающим и освежающем горло, напитке. Тогда я был бы умнее, прожил ещё двадцать лет. Я немощен, стар, но богат, пока...

Солёный утренний бриз слабо покачивал штору, казалось, за ней кто-то прячется, не желая быть обнаруженным, и мне слышно его сдавленное, приглушённое, дыхание. Где-то неподалёку монотонно омывая свои берега шумело и плескалось великое бездонное Море. В глубинах его одни рыбы пожирали водоросли, другие – своих сородичей превращали в merde, особенно эффектно выделялись на этом поприще акулы, чуящие запах крови за километры.

Всю жизнь я пользовался успехом женщин, ёбся каждый день, много, очень много ёбся. Я женился, изменял, разводился, снимал, изучал их. А сегодня понял что я импотент, мну, мацаю свой мягкий, безвольно повисший хуй, совершенно безрезультатно. Рядом лежит последняя жена, ещё недавно я заставлял её кричать, томно стонать на влажных, измятых и липких простынях, часами подряд, потом утомлённо курили вместе, лёжа. Что толку теперь от дряблого, сморщенного меня? Если бы я отказался от всех этих баб в ранней молодости в пользу своей последней, был бы я сильнее сейчас, сегодня?

Этот сверкающий кусок плазмы, которому все молятся, называя его не иначе как светилом дарящем жизнь, вылезет всё выше и выше из-за горизонта. Уже виден его сплющенный и алый как залупа, край. Скоро оно поднимется ещё выше и превратит прекрасную ночь в суетящееся жаркое марево. Ещё один бесплодный, долгий и нудный день.

Достал из оружейного шкафа свой любимый охотничий дробовик "Аберкромби и Финч". Я давно хотел это сделать, но мне мешали. Мой первый сын – неизлечимый наркоман и пидераст, второй – псих, шизофреник, блядь. Какой позор для меня, лауреата нобелевской премии по литературе! Да и нахуя мне эта ебаная премия, есля я неспособен больше писать, не могу выдавить из своих корявых пальцев ни одной жалкой строчки! Да, я всю жизнь путешествовал по земному шару, написал немало книг, думал я заряжая ружьё, я воевал, был ранен. Я уйду как подобает Мужчине, непобеждённым, как мой отец, старший брат. Приставил холодное дуло к верхнему нёбу и большим пальцем ноги нажал на курки.

И проснулся окончательно молодым, здоровым, безоружным, жизнерадостным и увы бездарным и никому не известным, распиздяем живущим в далеке от солнечного острова свободы. Бутылка пива из холодильника, жена с сыном у родителей, яйца, как всегда, по утру свело...