Все интеллигенты – сволочи. Слабые, безвольные, немощные, но ужасно агрессивные в своих идиотских взглядах на жизнь и человека – разве годятся они на роль Капитанов Земли? Разве можно доверять им судьбы народов и государств? Разве способны они привести измотанное человечество к долгожданному благоденствию и процветанию?
Только в простых людях осталась сила. Только они, дети труда, ежедневным и безмолвным своим подвигом не позволяют человечеству погрузиться в вечную тьму. Только они, мускулистые, чумазые, сквернословящие, но поразительным образом понимающие грубую сущность мироздания двигают вперёд колесо истории.
Господи, как же мне благодарить тебя за то, что в этот мир я пришёл сыном рабочего?

Приходила ко мне недавно делегация. Интеллигенты, бля. Все очкастые, все с козлиными бородками, все кашляют в кулачок. Адские отродья, пиявки на теле пролетариата. Так и переубивал бы всех.
-    Лукошин! – говорят мне. – Присоединяйтесь к нам! Вступайте в нашу интеллигентскую ложу. С вами наша победа станет необратимой. Ни один пролетарий не посмеет поднять против нас голову. Вы только представьте, какие дивиденды и блага принесёт вам абсолютная власть интеллигенции! Вечное интеллигентское царствие!
-    Друзья, - снисходительно ответил я им. – Хотя, разумеется, никакие вы мне не друзья, я и срать рядом с вами не сяду. Я – сын рабочего, я плоть от плоти пролетарий. Неужели вы думаете, что Олег Лукошин способен на то, чтобы ради каких-то смутных и невнятных обещаний предать своё социальное происхождение?
-    Но вы окончили институт, - возразили мне с сатанинским лукавством интеллигенты, - вы человек с высшим образованием. Значит, вы имеете полное право называться интеллигентом. Почему бы ни воспользоваться им?
-    Хитро, хитро, - покивал я им с улыбкой. – Мягко стелете, господа интеллигенты, да вот, боюсь, больно будет падать. Нахер мне не усралось ваше высшее образование. Не принесло оно мне ни уважения, ни материального благополучия. Пять лет, спущенных в унитаз.
-    Сейчас всё будет по-другому, - не унимались интеллигенты. – Раньше были смутные времена, мы просто не замечали вас. Сейчас ситуация изменилась. Ваш талант, ваша харизма, ваше красноречие приведёт нас к окончательной и бесповоротной победе. Вы – избранный. Вы принесёте нам всемирное торжество интеллигенции.
Вот он, момент истины, думал я. Вот оно, испытание на прочность. Устою ли, удержусь ли, смогу ли не польститься на заманчивые призывы?
-    Знаете что, господа интеллигенты, - ответил я им сурово, - идите-ка вы к такой-то матери! Не завоевать вам пролетарского сердца. Не сбить вам с истинного пути сына трудового народа. Не будет на Земле торжествовать интеллигенция, потому что противоречит это сущности человеческой. Как были вы прыщавыми задротами, забитыми и испуганными, так ими и останетесь. Прощайте!
И ушли интеллигенты с позором, затаив на меня лютую злобу. Лишь глаза их полуслепые нехорошо сверкнули под линзами очков – на то они и интеллигенты гадкие, что не выражают эмоций вслух и прямо, а копят их на дне своих чёрных сердец.

Шли дни, не покладая рук я работал, а мыслью своей устремлялся к самым границам Вселенной – ибо мысль моя огромна и величественна, и покрывает она своими буйными переливами самоё мироздание. Разговор с интеллигентами забывался, я жил простой и неказистой жизнью рядом с простыми людьми, людьми труда, и не мог нарадоваться мгновениям такой жизни. Но умиротворение это длилось недолго.
И не подозревал я тогда, что интеллигенты не оставили своих коварных планов переманить меня на свою сторону. От прямолинейных действий они перешли к хитростям. Решили подсунуть мне бабу. Разумеется, интеллигентку.
Она вошла в мою действительность целеустремлённой походкой, некрашеная, одетая в толстый серый свитер с большим воротником и с философскими сентенциями на устах. От неё за версту несло Московским Государственным Университетом.
Замысел был воистину коварен, только через баб можно добиваться в этой жизни каких-то результатов. Хитрожопые интеллигенты рассчитывали, что и здесь этот старый верный способ поможет им переманить меня в свою кодлу. Но не тут-то было.
-    Олег! – сказал мне мой внутренний голос. – Олег Лукошин! – сказал мне мой неистовый и страстный внутренний голос. – Олег Константинович Лукошин! – сказал мне мой величественный внутренний голос, голос русского пролетарского писателя. – Неужели ты променяешь на эту интеллигентную шалаву с впалыми щеками и тёмными кругами вокруг глаз, на эту университетскую фурию, одержимую саморазрушением, на эту ходячую запятую, болезненную и сутулую, неужели ты променяешь на неё милых и жизнерадостных продавщиц, крановщиц, асфальтоукладчиц, штукатурщиц, доярок? Неужели ты променяешь её на весёлых, визжащих девок, которых без зазрения совести можно завалить в любом месте и в любое время? Неужели ты променяешь её на дешёвых подъездных проституток, которые лакают из горла портвейн, закидывают ноги тебе на плечи и заразительно ржут от осознания собственной естественности? Неужели ты променяешь всё это великолепие на сомнительное удовольствие раз в неделю стыдливо потрогать свою женщину-интеллигентку за титьку? Помни, женщина-интеллигентка никогда не позволит тебе большего! Интеллигенты не трахаются, они презирают секс как нечто низменное и животное. Они размножаются исключительно клонированием. Они скрывают свой смех, свои слёзы, свои переживания. Господи боже мой, они даже не пукают! Неужели тебе нужна подобная девушка?
Да разве нужно было меня убеждать? Разве и сам я не понимал всю тщетность интеллигентского замысла?
-    Ступай домой, девушка! – отклонил я ухаживания интеллигентки. – Нам с тобой не по пути. Сходи на поэтический вечер, сходи на концерт камерной музыки, сходи на выставку современного искусства, но не увивайся больше вокруг меня. Мы с тобой из разных стай.
И ушла интеллигентка, горделиво поведя плечами и презрительно сморщившись.

Думал я, что наступит наконец-то покой сердцу моему, но ой как далеко было ещё до покоя! Злые и обидчивые интеллигенты, вконец рассвирепев от моего непослушания, ворвались в мой дом ночью, связали меня и увезли в свои интеллигентские казематы. Здесь мне предстояло пройти очередное испытание на твёрдость.
Меня стали пытать. О, небо, как же изощрённо пытали меня интеллигенты! Круглые сутки в камере звучала классическая музыка. Рахманинов, Прокофьев, Стравинский, Шнитке. Друзья мои, сможете ли вы сутки напролёт слушать Стравинского и Шнитке? Да лучше на рудники, лучше в каменоломни, лучше на галеры!
Внутренне я сопротивлялся. Я закрывал ладонями уши и напевал простые пролетарские песни.
-    А ты не лётчик, - бормотал я, - я а была так рада любить героя из лётного отряда…
Меня заставляли читать Шопенгауэра. Да, эти изверги принуждали меня погружаться в омерзительное произведение под идиотским названием «Мир как воля и представление». Я бесновался, я кричал, я кидался на стены.
-    Это не тот мир! – вопил я интеллигентам. – Вы создали себе иллюзию! Мир прост и прекрасен, а вы вместе с олигофреном Шопенгауэром исказили и изуродовали его! Вы движетесь в пропасть!
Мне демонстрировали интеллектуальное кино. Меня выворачивало наизнанку, меня тошнило от всех этих Феллини, Годаров и Гринуэев. Я блевал кровавыми сгустками и умолял показать мне какую-нибудь простую и незатейливую комедию.
-    «Американский пирог»! – взывал я к совести интеллигентов. – Покажите мне «Американский пирог»! Ну, или «Тупой и ещё тупее». Неужели в вашей видеотеке нет этого прекрасного фильма? Господи! – рыдал я, - ну хотя бы «Операцию «Ы» вы можете мне показать?!
Всё было напрасно. Жестокие и холодные интеллигенты планомерно уродовали мой внутренний мир.
Мне казалось, что всё, наступил конец. Что я сдамся, откажусь от своей сущности, предам своё естество и стану бархатным очкастым интеллигентом, который, щурясь, будет вчитываться в бессмысленные статьи в журнале «Вопросы литературы», смотреть по каналу «Культура» цикл передач «Графская усадьба» и дрочить под музыкальные экзерсисы Карла-Хайнца Штокхаузена.

Но чудесным образом всё изменилось. Пролетарские активисты, обеспокоенные моим долгим отсутствием, начали догадываться о том, что меня держат в интеллигентских казематах. Подготовив боевой отряд, они ворвались в эту обитель зла и освободили меня.
У дверей тюрьмы меня встречала восторженная толпа пролетариев.
-    Лу-ко-шин!!! – скандировали люди. – Лу-ко-шин!!!
-    Братья! – взобравшись на импровизированную трибуну, обратился я к ним. – Замыслы интеллигентов провалились! Олег Лукошин был и остаётся пролетарским писателем!
-    Ура-а-а-а!!! – возликовала толпа. – Лукошин с нами! Лукошин наш!
-    Олежка! – кричали мне старики. – Ты истинный сын русского народа! Возглавь нас! Поведи нас на Москву! Мы все как один пойдём за тобой. Настало время раз и навсегда разделаться с интеллигентами!
-    Вы правы, братья мои! – крикнул я. – Интеллигенты заслуживают мучительной смерти!
-    Смерть! – негодовали люди. – Смерть интеллигентам!
-    Смерть! – вопил я. – Смерть ублюдкам от культуры!
-    Смерть!!!
-    Смерть варварам науки и искусства!
-    Смерть!!!
-    Смерть извергам рода человеческого!
-    Смерть!!! Смерть!!! Смерть!!!
И я повёл народ на Москву…