Над Палестиной злые ветры дули,
Закат кровавым заревом горел,
Когда в тюрьме Кацнеленбоген Шмуля
Услышал страшный приговор: «Расстрел!»

Четыре года Шмуля партизанил,
Свершая подвигов в тылу врага.
Дрожали те, кто самовольно занял
Святые Иордана берега.

Его схватили подло, из засады.
«Вот он, ловите, это – резидент!» -
Вскричал иуда, жаждущий награды,
Двойной перевербованный агент.

Пытали Шмулю, причиняя боли,
И мучили три месяца подряд,
Но он не выдал явки и пароли,
А также, где скрывается отряд.

Над палачом лишь насмехался колко
Кацнеленбоген, мужество храня,
И спрашивал: «Кошерные иголки
Под ногти приготовил для меня?»

Его сажали в карцер к гомосекам,
В парашу грубо тыкали лицом…
Он вынес всё, оставшись Человеком
И за свободу Родины борцом.

И лишь когда в бессилии зверея,
Палач сломал семнадцатую плеть,
«Ты слышишь ли меня, отец евреев? –
Воскликнул Шмуля. – Слышишь ли? Ответь!»

И в тот же миг, отбросивши простынку,
Привстал в больнице Ариэль Шарон
И, прошептав: «Тебя я слышу, сынку»,
Обратно в кому тихо канул он.

Настала ночь, и Шмулю беззаконно
К глухой стене поставили лицом.
Он на груди портрет Бен-Гуриона
Держал и протоколы мудрецов.

Но не успели, к счастью, террористы
Осуществить злодейство в эту ночь:
С небес спустились вдруг парашютисты
И, Шмулю подхватив, умчались прочь.

…Так был избавлен от злодейской пули
Кацнеленбоген: спас его «Моссад».
И ныне на груди героя Шмули
Два ордена израильских висят.