Работа на хирургическом отделении забавни и привлекательна своим многообразием процедур, людей и их диагнозов. Где ещё увидишь червивую руку или спину, кровавый дренаж торчащий из шеи, понюхаешь гноя, говна и хлоры. Нигде так не ошушается дискриминация: с сопливой раной в чистую перевязочную не пустят и в палату другую переведут, положат рядом с безногим вонючим алкоголиком.

Каждому из нас дали задание – составить сестринскую историю болезни. Нахуй она нужна я так и не понял, перед экзаменом мы все сдали истории преподу и больше их не видели. Составлять надо было про какого-нибудь конкретного, на свой выбор пациента, в моём случае, единственного нормального человека на всём отделении – запойного алкоголика дадю Васю. Это был смелый и жизнерадостный мужчина, даже перед ликом смерти не отказался от своих убеждений и тайком похмелялся.

Лежал дядя в ожидании ампутации голеней обеих отмороженных ног – недойдя до крышки люка, которая заменяла ему дверь пары шагов уснул в снегу. Главное странно так, повезло ему: не сдох, руки и лицо целы – только нижние конечности порведил. Отрезали их ему по самые колени. А Вася всё мечтал, дескать “купит себе военную форму, будет под афганца косить, разбогатеет...” А потом взял да и сдох.

Ёбнул вечером триста политуры или льдинки, уснул, ночью обосрался не приходя в сознание. Соседи его бегают по коридорам, режим нарушают и спать не дают. Врач посмотрел – дело дрянь, кончается человек, на реанимацию надо везти. То есть мне и практикантке-второкурснице, которая Люэра с люэсом путает.

Дежурный врач реанимации – Ахмед, азер или чечен какой, злющий спросонья, только глянул на бурые вонючие культи и говорит: “неээ, нэпайдёт брат, умэр он уже, зачэм минэ пакойнык”. Херурк поднялся и тоже говорит везти его в морг. В три часа ночи.

Мне то похуй, я там ночевал на спор, а вот помошница моя заволновалась. “Что хочешь проси” - “потрахаться дам, только не заставляй меня в морг идти”. А я её спрашиваю, зачем в медицину пошла, если покойников боится. В итоге мне всё равно пришлось тащить одному.

Здание морга находилось отдельно от корпусов больницы, метрах в двуста. Это расстояние навсегда запомню – каталка опрокинулась на первой же колее, покойник понятное дело покатился. Обратно его не поднять – хоть и без ног всё равно тяжёлый. Одного его тут тоже не оставить – собакам на радость. Взял его за руки да поволок по снегу. А он сука скользкий, сопротивляется, след коричневый оставил за собой до самих дверей морга.

А внутри лепота несусветная, за выходные накопилось работки патологоанатомам. Лежат вповалку штабелями, жидкости биологические да миазмы испускают, кто на столах железных, кому повезло – на тумбах бетонных (потому что кафелем обклеено – красиво), а кто и на полу рядочками. Беленькие, жёлтенькие и все голышом, мужчины, женщины, дети, старики – все равны. Демократия.

Мой как только пересёк у буцнулся головой об бетонный пол порог стал носом желчь пускать. Посмотрел напоследок на своего пациента – пузырь под носом... Что за фигня, не полагается покойнику пузыри пускать, дышать тем более, а уж глаза шурить в морге – преступление. Похлопал я его по щеке и говорю “дядь Вась, будьте человеком! Если уж взялись помирать то и делайте дело до конца!” А он согласно моргнул и умер окончательно.