1984 год.

Сегодня ему должны были принести взятку. Сергей прекрасно осознавал, что после того, как он получит деньги за то, что вынесет «отказной» по барыге, у которого были им обнаружены вещи с пяти квартирных краж, происшедших за последние два месяца, он вряд ли сможет  чувствовать себя таким же уверенным в себе опером – своим среди таких же сыщиков, каким он считал себя до сегодняшнего дня.

Попытки самооправдания, что полученные им деньги необходимы для внесения пая в кооператив, который был давнишней мечтой всей его семьи – жены и двух пацанов, 8-ми и 15-ти лет, живших в коммуналке на Усачевке, где, кроме семьи Сергея, проживали еще три семьи, встречали яростное сопротивление того, что обычно принято называть совестью…
Хотя и отношения с соседями были, скорее, родственными – праздники вместе, с детьми посидеть – нет проблем, но комнатушка в 15 квадратных метров, перегороженная шкафом, явно становилась мала.    

Сергея навел на барыгу его старый агент, которого Сергей вербанул, после того, мужичок, освободившись после трех лет отсидки, и не нашедший себя на воле – в прописке отказывали, потому, что не было работы, а на работу не брали, потому, что не было прописки. Совершенно озверев от отношения к нему со стороны самого гуманного в мире общества, мужичок, крепко посидев в рюмочной, повздорил с каким-то командировочным, и, в процессе дискуссии, опустил бедолаге на голову пивную кружку.

Сергей пожалел мужичка, с командировочным договорился полюбовно, а потому, не только сделал доброе дело, решив проблему и с работой и с пропиской, но и приобрел ценного агента, естественно, ни по каким секретным учетам не проходящего.

Барыга долго рыдал, каялся во всех своих грехах, но при этом не назвал никого из тех, кто ему приносил вещи. В этом случае доказать его умысел на приобретение имущества, приобретенного заведомо преступным путем, было бы проблематично. Поэтому, стороны пришли к следующей договоренности: барыга добровольно сдает органам правопорядка наиболее крупные вещи, которые, после приобретения у неизвестных лиц около винного магазина, стали казаться ему очень подозрительными, и, как законопослушный советский человек он не мог пользоваться имуществом, поскольку это противоречило его социалистическому правосознанию. О более мелких предметах: колье с бриллиантами, золотых кольцах и прочих, неуместных для строителя коммунизма предметах, правосознание молчало.

В качестве премиальных Сергей должен был получить 900 руб., которых, вместе с семейными накоплениями, и деньгами, полученными взаймы у кого, только можно, как раз хватало для внесения пая за двухкомнатную кооперативную квартиру.

Однако, некое чувство дискомфорта, уже не связанное со все более слабеющим голосом совести, не оставляло Сергея. Это чувство опасности, которое известно каждому оперу заставляло его еще раз просчитывать все возможные неожиданности при получении взятки.
«Взятки…, я, бля, взяточник… А давно ли сам, вполне искренне орал на пьянках, что сесть за разбитый ебальник «гопстопника», или за «поджопный материал» (сокрытый от учета материал о совершенном преступлении – прим. автора) – это для опера нормально, а за взятку – западло…Ладно, время, пора».
В дверь постучали.
«Сергей Алексеевич» - приземистая фигура барыги на толстых, коротких ногах появилась в дверях кабинета – «Можно?».
«Да, заходите».
Барыга заискивающе, и, одновременно по-свойски улыбаясь, осторожно прикрыл за собой дверь.
«Вы опись добровольно передаваемого имущества принесли?»
«Да, разумеется, как договаривались» - откуда-то, похоже их ничего, в руках барыги появился конверт, который он, уже улыбаясь, как Дед Мороз, раскрыл и Сергей увидел пачку небрежно сложенных сотен.
«Хорошо, положите сюда» - Сергей приоткрыл сложенный пополам лист бумаги.
Барыга осторожно вложил конверт в середину листка.
«Я вас вызову в самое ближайшее время».
«Да-да, конечно Сергей Алексеевич, всегда готов».
Барыга вышел за дверь, аккуратно прикрыв ее за собой.
Спустя три секунды в дверь, без стука вошли трое граждан, чьи стрижки и выражения лиц не оставляли никаких сомнений в их профессиональной принадлежности.
«Инспекция по личному составу ГУВД, просим не двигаться, сейчас мы произведем в вашем кабинете обыск. Понятые, просим зайти».

В дверях появились встревоженные лица сотрудников отделения, Сергей поймал на себе холодный, неприязненный взгляд зама по розыску, пожилого, справедливого мужика, которого в районе знала, боялась и уважала вся шпана, и в свое время, бывшим наставником Сергея. Мелькнуло зеленоватое от страха лицо замполита.
«Я могу ознакомиться с постановлением о производстве обыска?»
«Да, пожалуйста».
«А на каком, собственно, основании?»
«В постановлении все изложено – вы подозреваетесь в получении взятки путем вымогательства».
«Хорошо, ищите… Неприятности, в конце, концов, будут у вас».
«Да вы наглец, Сергей  Алексеевич» - заметил один из «особистов» - «а в вашем положении это чревато. Кстати, позвольте листочек…ку-у-уда, бля..!»
«Это документ содержит в себе секретную информацию и разглашению не подлежит».
«Ничего, если это секретный документ, то у нас есть допуск…»
«А у понятых?»
«Особист» не ответил, и углубился в чтение написанного.
«Что за еб…, читайте» - обратился он к своим коллегам.
«Так, рапорт. Довожу до вашего сведения, что …числа…месяца 1984 года источник сообщил, что…скупает краденое у лиц…. Так, понятно Сергей Алексеевич «обставиться» попытался… Деньги где?»
«Какие именно?»
«Полученные от того, кого ты, бля в рапорте указал!»
«Во-первых, прекратите выражаться; во-вторых, извольте перейти на «вы» - я офицер милиции и имею…»
«Это тебя, урод скоро в СИЗО иметь будут… Офицер он… На хуй удостоверение сюда!»
«Куда, простите, удостоверение?»
«Ладно, продолжаем обыск, столы, сейф осмотрели?»
«Так точно, нет ни х… ничего…».
Обыскали Сергея. Денег не было.
Шел второй час обыска. Все в кабинете Сергея было перевернуто, старшина отделения, по указанию «особистов», вскрыл подоконник и полы. Ничего.
В отчаянии обыск попытались продолжить в соседних кабинетах, но, после того, как выяснилось, что местом проведения обыска был рабочий кабинет Сергея, «особисты» вежливо, но твердо были посланы на хуй.

Понимая, что ехать в прокуратуру за новым постановлением – лишь смешить народ, «особисты» смирились.
Через некоторое время Сергея пригласил запмолит у которого сидел старший из «особистов».
«Сергей Алексеевич, вполне очевидно, что после происшедшего в органах внутренних дел вы работать не будете и в ваших интересах добровольно выдать полученные вами деньги» - начал свою речь замполит.
«Простите, я не понимаю, о каких, собственно деньгах здесь идет речь уже в течение пяти часов. Что же касается моей дальнейшей работы в органах, то, полагаю, выше заявление опрометчиво».
Повисла пауза. Старший «особист» молча разглядывал Сергея.
«Ладно» - наконец вмешался «особист» - «оставь нас – сами разберемся».
Когда дверь за замполитом закрылась, «особист» долго молчал, глядя Сергею в глаза.
«Ну, все – облажались мы с тобой, отдай деньги, сам понимаешь, под отчет брали. Ты – мент, я – мент, хули нам рогами цепляться?»
«Я еще раз повторяю – никаких денег я не брал, все происходящее рассматриваю, как провокацию, а потому, сегодня же подам рапорт».
«Да, подавай ты хоть десять рапортов! Бабки верни, у нас же из зарплаты вычтут! С тобой, как с человеком можно говорить?!»
«Я думаю, что наша дальнейшая беседа теряет всякий смысл…».
«Ну, хуй с тобой – завтра, бля, ты по-другому заговоришь!»
Сергею надоела эта перепалка: «Слушай, урод, если ты со своими мудаками казенные бабки проебал, а теперь, через тупорылую провокацию пытаешься стрелки перевести, то я тебе гарантирую, что ты и вся твоя шобла, завтра же, в политуправлении Главка, примет позы, наиболее удобные для беседы в особо циничной форме с тяжкими последствиями…».
Распахнув дверь так, что не успевший отпрыгнуть замполит был вынужден сделать лицо человека, который, только что вспомнил что-то очень важное…

Этим же вечером Сергей сидел со своим агентом в квартире о своей хорошей знакомой, отношения с которой, из сугубо деловых, со временем, превратились в сугубо интимные.
«Слышь, Алексееич, ну ты, бля буду, Игорь Кио – когда ты только успел бумажки поменять…».
«А я чувствовал, что пассажир гнилой попался, рапорт по теме заранее написал, так же сложил, а, как только этот чмошник из кабинета вышел, я тебе, сразу же, в окно и скинул».
«А я, честно говоря, здорово очканул – а вдруг бы твои мусора у окна засаду бы поставили, да еще, как назло, деньги, когда ты их выбросил, из бумажки выпали, если успел собрать…».
«Ладно, что сделано, то сделано – насыпай по полной. Да, кстати…» - Сергей достал из пачки слегка надорванную сотенную купюру – «Твой гонорар».

1990 г.  

Начальник службы безопасности стремительно приобретающего известность финансового объединения, Мещеряков Сергей Алексеевич, сидел в своем кабинете в одном из зданий на проспекте Сахарова.

Последняя неделя выдалась трудной – в целях привлечения денежных средств, в которых остро нуждалось объединение, Советом директоров было принято решение о выпуске акций. Представление об акциях у вчерашних комсомольских лидеров, входящих в совет директоров, было весьма смутным, но рекламную компанию развернули нешуточную (хули – 50 руб. на каждый вложенный рубль, правда, без уточнения, когда это счастье привалит  свежеиспеченному акционеру).

Акциями торговали в Манеже, и в задачу службы Сергея входило сопровождение девчонок - операционисток, которые: а) могли подвергнуться нападению, таская хозяйственные сумки с акциями – утром, и с деньгами – вечером; б) могли не устоять перед соблазном.
Кроме того, был необходим выборочный контроль, чтобы ушлые граждане не стали подсовывать фальшивые деньги за акции, которые, честно говоря, стоили гораздо дешевле той бумаги, на которой они были напечатаны – до изображения на них нарядных вензелей и прочей хуйни, эта бумага, хотя бы, была чистой.
В кабинет стремительно вбежал молодой охранник чертами лица очень напоминавший самого Сергея Алексеевича.
«Бать, глянь, что тут один перец притащил».
«Фальшак?»
«Не, тут другая заморочка – ну, сам глянь…»
Сергей Алексеевич взял из рук сына потертую сотенную купюру, надорванную и склеенную скотчем и придвинул к себе ультрафиолетовую лапму.
«Взятка Мещерякову 1984 г.» - проступили кривые буквы.
Сергей откинулся в кресле чему-то грустно улыбаясь…