Я не люблю животных. Домашних животных. Нет, я тоже прихожу в умиление от маленьких волосатых существ, умильно глядящих на вас своими глазенками, сцущих и срущщих повсеместно, но только если эти монстры не находятся в моей квартире и не имеют к моему существованию ни какого отношения.
После смерти моего тестя в 96 у тещи башенку снесло напрочь и, по-моему, навсегда. Результатом такого, нихуя не приятного, события явилось угрожающее наростание поголовья домашней живности в отдельно взятой московской квартире, апогеем которого стало 8 кошек и 3 собаки, не считая самой тещи и брата жены с егоной бабой (постоянно новой, к слову). Кто-нибудь постоянно шуршал с тряпкой, пытаясь убрать продукты жизнедеятельности своры с переменным успехом наполняя воздух ароматами хлорки или еще чего-то моющего, не поддающегося определению сразу, но не менее противного. Животные жили полной жизнью, коты соседствовали с кошками, плодились как надо и вообще заставляли меня постоянно задумываться о необходимости оформления долгосрочного кредита на покупку собственной жилплощади, ну или на лечение у психиатра на худой конец.
Утро начиналось обычно однообразно. Первым просыпался брат жены. Тихо открывал дверь своей комнаты, делал первый шаг в коридор. Все. Дальнейшую картину я называл «Джунгли проснулись».
Для начала он с завидным постоянством вступал в кошачье говно (сцаки) и произносил скраментальную фразу, завершающуюся одинаково «подавлю блядей, нахуй», давал песды первой попавшейся животине не зависимо от полового или видового признака и ебошил рукой по стене с выключателем. Животина срывалась с места с воем, проснувшиеся собаки начинали гон на кошек, кошки уебывали в верх по занавескам/обоям/одежде/стенам (нужное подчеркнуть) и, последним штрихом к картине всеобщего пиздеца, из своей комнаты выползала теща со шваброй. Все блять – с добрым утром.
Среди всего этого стада был один исключительный экземпляр. Звали Степой. Степа был болон (то есть болонка там тоже была намешана кроме таксы, дога, колли и пуделя). Урод ужаснейший, даже в молодые годы, к старости превратившийся в олицетворение кошмара наркомана в период сильнейшей ломки.
Судя по семейному преданию, подобран он был на ближайшей помойке (я не верил, скорее его подобрали у какой-то закрытой клиники, где врачи-убийцы ставили опыты по генной инженерии) году так в 85 и тогда уже был не молод. К 99 году Степе был уже практически пиздец, он полностью утратил зубы (но сохранил желание кусаться), мозги и шерсть, но приобрел опизденительные когти сантиметров по 7 примерно. Охуеть, орел просто. Остаток шерсти был сбит в несколько колтунов, аккуратно выстригаемых домочадцами для придания хоть сколь-нибудь приличного вида монстру. Хуев там, а не вид... Если вы помните, в конце 70-х был такой фильм «Американский оборотень в Лондоне». Я думаю, специалист по спецэффектам кинокомпании сожрал бы весь реквизит и отказался от продолжения карьеры, увидь он и вполовину ужасного песика.
Степа любил шкериться. Как любое существо, дожившее до глубокой старости, ему надо было найти некое теплое место и забыться, просматривая мультфильмы о боевой юности с жесткими сценами ебли с окрестными суками. Почему-то шкериться у него получалось постоянно там, куда мне надо было зачем-то поставить ногу. Охуев от неожиданности он старательно пытался вломить врагу пиздов, что в отсутствие зубов более походило на страстный поцелуй в ногу, затем ударялся на съеб, шаркая семисантиметровыми когтями по остаткам проссанного паркета. Начанал кашлять.
Кашлял Степа громко и полностью попадая в роль монстра-проклятия семьи. При кашле происходил процесс непроизвольной дефекации, что пресекалось путем запаковывания пса в памперс, с коим он ходил, писал и улыбался. Усыпить его теще отказывалась, не смотря на обещание отметить это беспесды счастливое событие в любом ресторане города на ее выбор.
Сдох Степа в 99, а я все надеялся на его совместимость с 2000 годом. Немиллениумный песик оказался. Теща тут же нашла замену путем приволакивания с улицы какой-то другой хуеты, а я немедленно начал задумываться о смене страны своего жительства.