Прелюдия.
   Стоял на мосту. Жрать хотелось так, что не мог даже держать перед собой протянутую ладонь. Обмяк и смешался с лошадиным дерьмом. Мимо вышагивали идиоты с юбками под руку. Пробегала собака с половинкой французского батона в пасти. Взгляд ее скользнул по моему лицу. Видимо привлек внимание мой длинный нос. Собаке осточертели французские батоны. Ей хотелось мяса. Она замерла на месте и медленно стала приближаться ко мне. Безмозглая тварь – вначале бы отнесла батон своим ублюдочным отпрыскам.

Первая попытка.
   Я со скрипом и плачем выходил из запоя. Новость, которую Она мне рассказала, пинала меня обратно в скотское состояние. После обеда летит в Осло. Какой-то показ мод или дегустация нового вида замороженной трески. Сообщая мне это, Она обворожительно улыбалась. В Дании мы жили уже три года. Никак не могу вспомнить, что Она мне только что сказала, помню лишь то, что собирался прохрипеть в ответ. «Возьми меня с собой...». Ах, да..Норвегия, Осло, дегустация.... Ожил телефон. Такси уже перед домом. Она поцеловала меня в лоб и вышла, оставив после себя...так и не смог понять, что же она оставила после себя.
   Полчаса, чтобы почистить зубы, еще полчаса, чтобы побриться, при этом порезавшись в двух местах. Час чтобы выпить всю жидкость из холодильника. Она уехала – завтрак придется делать самому. За завтраком меня опять побеспокоили. На этот раз пейджер: «Вылетайте в Осло – Она у нас. Не появитесь через 12 часов – будет украшать спальню нашего общего друга в Бахрейне». Протрезвел окончательно и стал думать.
   Всю дорогу до аэропорта я справлялся с мучительными рвотными позывами. С опаской наталкивался в мыслях на тот факт, что самолеты ненавижу и будет в сто раз хуже. Рядом на заднем сидении мелко дрожал в такт вибрациям автомобиля тонкий кейс. Никаких кодовых замков и двойного дна. Просто россыпь бриллиантов в полой ручке и чистый блокнот с единственной надписью на первом листе. Номер телефона, по которому можно будет позвонить, если все остальные абоненты будут заняты или недоступны..и будет вам счастье. Я улыбнулся, вспомнив оба случая, когда я уже набирал этот номер и сбрасывал, не дождавшись первого гудка вызова.
   В duty-free взял 375 красного Смирноффа в пластиковой бутылке. Как раз должно было хватить на полуторачасовой полет в 375ом Аэробусе компании “SAS”, где кроме коньяка и виски ненавистные шведы ничего крепкого уже второй год не предлагали. Сидя в своем кресле, я опять напился. Вначале, я притуплял свой страх перед взлетом. Потом, когда осознал, тот факт, что Она летит со мной в одном самолете, допил Смирнофф и попросил виски. Мы летели в салонах разного класса, расположенных на разных уровнях стальной птицы Рух, но все равно, пробираясь к туалету, я прятался от случайных взглядов и полз по проходу между сиденьями на четвереньках. Внутри меня бурчали сандвичи с куриным паштетом и покрытые плесенью плавленые сырки. Очутившись в ватерклозете, я почувствовал себя пилотом Аэробуса. Осознав, что управлять самолетом не в состоянии, перевел педалью его в режим автопилота и спокойненько заснул.
    Она не заметила, что мы взлетали вместе. Она не почувствовала, что мы летели вместе. Она увидела меня лишь, когда мы приземлились. Её ждал черный Порш, меня полицейская машина. Естественно, что на дегустацию или показ мод или... (я так и не узнал, куда Она летела)  Она так и не попала. Поехала со мной в участок, меняя холодные компрессы на моем лбу. Из рассечения еще сочилась кровь, в волосах застряли маленькие осколки фаянса. Несколько минут, штраф, подпись под какими-то документами. И я уже волочусь рядом с ней по центральной улице Осло. Она улыбается, а мне все завидуют....
   Проходя мимо музея, вспомнил с какой целью летел в Осло. До этого я битый час соображал, зачем сжимаю в руке тонкий кейс.  Я повернул голову, посмотрел на ее волшебный профиль. Он четко прорисовывался на фоне заходящего солнца. Небо пылало и плавилось. Она молчала.

Интерлюдия.
   Небо пылало и плавилось. Батон был высохший и покрытый зеленоватым налетом. Но показался мне самым вкусным лакомством из всех, что я пробовал в своей жизни. Я стоял у перил моста. Опять посмотрел на небо. Потом перевел взгляд на воду. Красное небо в черной синеве воды. Купание красного коня в черном квадрате. Я обернулся. По дощатому настилу прогуливались сытые люди. Все те же, что и час назад. Они не замечали меня. Не смотрели на небо. Не хотели замечать и видеть. Неужели я такой один? Еще год назад я так же ходил по городу и видел лишь тугие задницы лавочниц и теплые длинные пальто в витринах ателье. Мы сами придумываем, что нам любить и во что верить. И не замечаем объективных законов. Неужели надо лишиться всего, чтобы заметить хоть что-то? Почему я не видел этого раньше? Чем больны все люди? Чем болен я. Я поставил всем и себе в том числе диагноз. Страшный диагноз человечества. Не замечать красоту рядом с собой. Ведь она была так близко, так трепетно близко, а я предал ее и отдал навеки этому идиоту – нашему принцу, который через пару лет уже станет королем Норвегии. Я обхватил голову руками и закричал...

Вторая попытка.

-    Братишка, это безумие. В девяносто четвертом парочка сумасшедших уже попытались украсть “Крик” из Национального художественного музея Осло. Прошло всего 3 месяца и их сцапали эти плешивые в погонах. Это же всемирно известный шедевр. Его невозможно незаметно продать. Они, говорят, пытались сбыть ее какому-то нашему соотечественнику, тоже живущему в Дании, но он не явился на встречу и их задержали в аэропорту Бахрейна. Я не верю, что ты мне предлагаешь идти на это неоправданное безумие...
-    Неоправданное безумие, - я улыбнулся, поправил наушник и посмотрел на фотографию Литвина, улыбавшуюся мне в ответ с экрана мобильника, - Литвин, ты же грабитель от Бога, но не употребляй слова в дурацких сочетаниях. Как безумие вообще может быть оправданным? Хотя мне нравятся твои бессмыслицы. Особенно вчерашнее  «адекватность – дело вкуса». Восхитительный бред.

Литвин замолчал. Я знал, что он не обиделся на мои последние слова, а продолжает раздумывать над предложением.

-    Ладно, брат. Что тебе нужно?
-    Вот так бы и сразу. Всего ничего. Парочка неприметных немецких автомобилей, человек десять азиатской внешности, которые будут толпиться вокруг картины и хором фотографировать, хороший водитель, знающий Осло и два универсала, способных в случае чего без крови притормозить охранников.
-    Без проблем. Азиаты должны драться?
-    Нет, только фотографировать... не забудь предварительно забить память их фотоаппаратов снимками.... ну, скажем, рыжий негр подходит к полотну.
-    Хорошо, что подсказал...ты молодец.
-    Все. Событие произойдет завтра. 21го августа. в восемь утра жду...
-    Завтра не получится. Надо еще сделать десятки фото рыжего негра подбира...
-    Молодец, Литвин. Все понял. 22го в восемь жду машину.

Я нажал кнопку сброса на телефоне. Подошел к ней. Обнял за талию. Она сбросила мои руки и резко повернулась. Пристально посмотрела в глаза.
-    Одумайся. Это очень опасно. Ты сам знаешь, что там будет очень опасно.
-    Не волнуйся, любимая. Я все просчитал. Мы ведь не идем по стопам других, а сами выбираем свой путь. Мы не будем связывать с охраной Национального музея. На этот раз возьмем из Его музея. Тебя что-нибудь еще интересует?
Она улыбнулась,
-    все то ты знаешь. Мне нравится Его Мадонна. Как ты считаешь, я не слишком наглею?
-    Для своей Мадонны я готов украсть Колизей.
-    Украсть Колизей...кажется  этот образ ты уже украл у кого-то.

Мы засмеялись и обнялись.

Эпи...лепсия.
   Абсанс, видимо, длился недолго. Когда я очнулся, было еще светло, хотя на небе стали видны некоторые самые яркие звезды. К рукам моим прилипли клочья собачей шерсти и моих собственных волос. Меня трясло как во время лихорадки. Завтра в королевской семье праздник. Свадьба наследного принца. Скоро придут подметальщики улиц и выгонят меня с моста своими длинными метлами. Я встал и, пошатываясь, пошел в какую-то сторону. Людей на улицах не было. Все готовились к завтрашнему событию. Мысль прыгнуть с моста в воду я выбросил через перила вместе с остатками рвотной массы засыхающей на брюках. Через минуту я пожалел, что не сделал это. Захлебнуться холодной водой или... улицу преграждала мне свора оскалившихся собак. Вожак их показался знакомым. Под бородой, в которой застряли крошки французской булки, скрывалось мое горло. В него то вожак и вцепился после фантастического прыжка. Этот мой крик не услышал никто...