Чёрт! Оставил глупую девку “порулить” и забыл вытащить ключи!
Слегка прищемив себе в спешке конец “молнией” джинсов, я подбежал к машине и распахнул дверку.
- Ты что делаешь? Тебе дали просто посидеть, а ты шаришься там, где тебя не просят!
- Извини, Серёженька. Просто меня мой дядька учил водить точно такую же машину. Не удержалась. Захотелось попробовать. Прокати  меня до леса и обратно? Ну, пожалуйста.
- Да ты с ума сошла! Я сюда с водителем приехал! С меня начальство голову снимет, если я даже сам эту машину зачем-то возьму!
- Твой водитель пока дрыхнет без задних ног. Не веришь – сходи и проверь. Никто ничего и не узнает. Не беспокойся. Ну, прокати, а? Ну, пожалуйста.
- Ладно, освобождай место и поехали.
Не знаю, какой чёрт меня дёрнул, но я поехал.
Тут я в полной мере сумел ощутить все Димины эмоции при езде по глинозёму. Пару раз у меня было готово вырваться “ёбаный колхоз”, но я вёл себя как джентльмен. Машина шла тяжко. То и дело приходилось переключаться на первую передачу, чтобы пробуксовать и переехать очередной особо глинистый участок бездорожья.
- Направо, там суше. Теперь ещё правее, а теперь резко забирай влево – командовала моя ночная попутчица.
Надо сказать, что её советы были толковыми, иначе мы бы давно засели так, что впору бы вытаскивать только трактором. Я уже двадцать раз себя проклял, что поддался на уговоры аппетитной девки из глухой деревни прокатить её ночью до леса.
Мало ли баб в родном городе? Да дофига и более. Но почему-то воспоминание о них наводило сплошную  меланхолию, как яркая и эффектная современная попса по телевизору по сравнению со старой и заезженной виниловой пластинкой песен Высоцкого.
Тут витала в воздухе какая-то свежесть, дух настоящей русской природы, яркие детские и ранние юношеские воспоминания о парном молоке и первой любви в стогу (которой, надо сказать, у меня никогда не было).
Странные мысли, я никогда не отличался особым романтизмом. Но тем не менее ехал.
Стоп, разворачивайся. – скомандовала Алёна. Притормози, мне надо выйти.
Я остановил машину.
Алёна вышла и быстрым шагом пошла по направлению к лесу.
- Ты куда? – крикнул я, открыв дверь и выскочив вслед за ней.
- Пойдём. – не оборачиваясь, крикнула мне она.
Я быстро её догнал.
– Куда спешим?
- Сейчас увидишь.
Мы вошли в лес. Колея, вдоль которой мы шагали, судя по всему, была наезжена на тракторе “Беларусь”.
Суровые высокие деревья смешанного лиственно-хвойного леса нависали над нами загадочными и странными силуэтами. Сквозь их сень ярко светила полная луна, отбрасывая на землю нелепые чёрные гротескные тени.
Мы шли уже порядка пяти минут.
- Куда же мы всё-таки идём? – задал я вполне конкретный вопрос.
- Подожди пару минут. Увидишь. Будет интересно. – ответила Алёна.
Действительно, через некоторое время, как свеча на ветру, в лесу мелькнул слабый огонёк.
- Пришли, тихо! – сказала почему-то шепотом Алёнка.
Впереди во мраке нарисовался силуэт маленькой деревянной церквушки. В обе стороны от неё расходилась длинная кладбищенская ограда.
Мы подошли вплотную к церкви и остановились около зарешеченного окошка.
- Смотри! – прошептала Алёнка.
Я взглянул в окно. Зрелище и впрямь было, скажем, странноватое.
Посреди церкви стоял длинный дубовый стол, за которым сидело трое взрослых в рясах  и две девочки лет десяти-двенадцати. Дети сидели абсолютно неподвижно. Одного из взрослых я узнал – это был тот самый тип, что допрашивал нас в деревне. Прямо перед ним лежала раскрытая старинная книга, которую он громко читал вслух. Читал он явно не по-русски.
Речь была очень певучей с необычно расставленными акцентами и подчеркиванием интонацией отдельных слов в неожиданных местах. Странные, шипящие кургузые слова сплетались в некое подобие песни, общее впечатление от которой почему-то было неожиданно приятным.
Мне вдруг нестерпимо захотелось войти внутрь церкви и присоединиться к людям, сидящим за столом.
Вдруг мне сильно дали ладонью по уху. Эффект был такой, словно меня сунули под контрастный душ. Морок мгновенно испарился.
- Не вслушивайся, идиот. – прошипела Алёнка. – не пытайся разобрать слова. Если не можешь – просто заткни уши и наблюдай.
Тем временем мужчина поднял голову кверху и завершил чтение странной вибрирующей руладой, отдаленно напомнившей мне тирольские песни. Затем он скинул с себя рясу, под которой совершенно ничего не было надето, и лёг плашмя на стол лицом вниз.
Одна из женщин за столом встала, подошла к мужчине и, высунув язык, глубоко погрузила его ему в зад. Затем прильнула туда всем лицом и начала совершать поступательные движения головой, как будто насилуя его языком.
Меня затошнило. Я четко понял, что если продолжу на ЭТО смотреть, то прямо сейчас блевану.
Снова проснулось желание зайти в комнату. Правда, на этот раз, имея в руках тяжёлый дубец и хорошенько отпиздить деревенских любителей анала. Я оглянулся в поисках подходящей коряги и попытался сделать шаг в сторону, но не тут-то было. Алёна повисла на мне всем своим весом, вцепилась в плечи ногтями и прошептала в ухо: “Стой на месте, дурак. Иначе... Мы здесь не одни. Смотри!” – и указала мне на кладбищенскую ограду.
Несмотря на лето, меня до костей пробрал лютый озноб. Дул лёгкий ветер. Совершенно беззвучно, по кладбищу между могил медленно двигалось огромное полупрозрачное облако тумана, имевшее вид, напоминающий гигантского тысяченогого паука. Я не мог точно сказать, откуда взялась моя уверенность. Но я ЗНАЛ, что то, что движется сейчас по кладбищу – живое. Или почти живое. И оно будет крайне “радо” нас здесь увидеть. Причём это что-то неспеша как раз двигалось прямо в нашу сторону к церкви.
- Чертовщина. Что здесь происходит?
- Тише, тише. Стой, не бойся, и наблюдай.
Тем временем ситуация за окном изменилась. Мужчина на столе поменял положение и перевернулся лицом вверх. Третий взрослый наклонился в области его паха и что-то там делал, а через мгновение резко распрямился и сбросил балахон.
Это оказался сухонький старичок. Старик неспеша подошел к одной из девочек и что-то пошептал ей на ухо. Милое дитё в ответ повернулось к нему, внимательно посмотрело в глаза и вдруг улыбнулось такой улыбкой, что у меня аж волосы на голове зашевелились. У девочки оказался ненормально широкий рот и короткие гнилые и сточенные зубы. Как говорится, кариес без блендамеда. На фоне самой развратной улыбки, на которую способна лишь редкая видавшая виды шлюха из портового кабака, это смотрелось несколько жутковато.
Девочка наклонилась ко второму ребёнку, и что-то сделала. Тот не шевельнулся.
Когда она подняла голову, я содрогнулся. Из её окровавленного рта торчали четыре фаланги детских пальцев. Адское отродье выплюнуло их на ладонь и лёгкой игривой походкой подошло к столу, на котором уже, словно на троне, восседал мой недавний допросчик.
Тот взял у неё из рук три пальца, два из них отдал старику и женщине, а один оставил себе. Затем взял книгу и подошел к алтарю