Когда драка кончилась, мы опять пили за именинницу и целовали ее по очереди. Вскоре все гости пустились в пляс, как сумасшедшие, спущенные с цепи. Только брат мой Федор что-то загрустил и смотрел в одну точку. Рожа вся черная, грудь волосатая, фуфайка замасленная...Угрюмый, страшный. О чем-то братушка обратно крепко задумался. А гости танцевали так, что в итоге лопнула лампочка.
  
После первой нашей конкретной встречи с Оксанкой я стал часто приходить к ней домой. Весь ее скромный скарб - старенький весь в трещинах стол, некрашеная лавка, мутное зеркало в черной раме и календарь на стенке - я изучил досконально. А тут еще несчастье: померла оксанкина соседка Варька, которая работала в шалмане "Мутный глаз". Выпила какой-то не той водки и моментально крякнула. Петька, наш заморыш, как назло, научился рисовать срамные картинки, на которых мужики ебали баб разными способами. Мы с Федей пиздили его за это нещадно и неоднократно, только хуй толку. От судьбы не уйдешь, патриоты. Мог бы парнишка стать неплохим художником. Даже Федор понимал, что у него явный дар. Однако  гены были очень плохие и его всю дорогу тянуло на криминал. И вот народ идет проститься с покойницей, а он, уебок, показывает всем эту порнографию. Хорошо, что большинство были уже пьяные. Но по комнате, где стоял гроб, ходили тихо, остерегаясь даже харкнуть. Труп был белее снега, желтее говна или чернее паровоза. Смотря кому с каких пьяных глаз он мог как показаться. Плюшевые синие шторы задернуты. Одна брюхатая и горбатая бабка так и села вдруг на пол, не осилив долгого стояния. Ей дали пизды и выкинули на мороз.

- Доживем ли мы, граждане, до глубокой старости, - рассуждал путеец Гаврила, - при нынешнем-то испорченном климате и таком поганом  режиме?

Его не слушали. Все старались как-то отвлекаться от мрачной темы. Кто повторял стакан за стаканом, кто курил, как не в себя, кто болтал и нес ахинею. Те же, кого вообще развезло после ядреного оксанкиного самогона, сидели у печки да размышляли, чья очередь следующая. Оксанка тогда еще не знала, что ее скоро грохнут. Возле самого гроба сопел недовольно Петька. Дело в том, что он хотел прибить этого петуха с большим гребнем, надыбав его в сарае, да вмешался Федор. Он-то  кочета и зарезал. Ощипал, как надо, сварил и съел в одно рыло. Петюха в отместку набросился на рыжего варькиного кота. Выгнал его на улицу, загнал в сарай. И долго бил котяру кочергой. Потом выколол глаза ржавой вилкой. Вырезал у него на грудке звездочку и повесил над входом.

А на поминках уже рекой лился оксанкин добрый и задиристый самогон. Люди пили, оживленно разговаривали, пели песни. Один только Федор стоял во дворе, держа в руке большой нож, и шептал хриплым голосом:
- Из-под земли достану уродов и замочу на хер. Урою. Сукой буду. Век воли не видать.

                                    Конец