Опти-мистическая пародия

Да простит меня Ботичелли и иже с ним…

Весь день дождь лил как из ведра, словно кто-то на небесах безутешно рыдал. Серые тучи, как стадо коров, потерявшее пастуха, скитались по небу в поисках пастбища. Наконец они нависли седой пеленой над городским кладбищем. Как и любое кладбище, оно было мрачно, и по ночам там было жутковато. Запустение наложило свою унылую печать на это место. Сюда, вообще, редко кто захаживал, а привратник, столетний дед, который говорил, что работает здесь, чтобы привыкнуть к мертвецам, вместе с которыми скоро окажется, умер пару лет назад. Редкие узенькие тропинки были густо засыпаны намокшими листьями, будто кто-то приклеивал их заботливой рукой. Проржавелая и местами растасканная "домовитыми" жителями города изгородь покосилась от времени и поскрипывала калиткой в тон завываниям ветра. В глубине, под раскидистыми деревьями стояла полуразвалившаяся часовня из красного кирпича, ветхую крышу которой облюбовали вороны, а внутри устроили "гнездовье" летучие мыши. Всё это напоминало разрезанный пополам арбуз с множеством косточек.
Внезапно земля возле одного древнего надгробия зашевелилась. Раздался приглушённый щелчок, и гроб, как по мановению волшебной палочки, раскрылся, подобно гигантской устрице. Чёрное дерево, изъеденное червями, оттеняло потускневшую атласную обивку. Из гроба послышался шорох, и из него показалась рука, потом голова, а затем и всё остальное. Это была женская фигура. Ветер играл с копной длинных свалявшихся седых волос, словно пытаясь причесать "новорождённую". Видимо, она много лет пролежала в могиле, потому что кожа её потемнела и полопалась кое-где, зубы успели сгнить, а с правого бока виднелся хребет. Под жирной шеей и провисшими плечами торчали кривые лопатки, а на бедре было наколото позеленевшей тушью: "Венера". Ветхие тряпки, когда-то скрывавшие всю это красоту от посторонних взглядов, теперь открывали всё на обозрение немногочисленным обитателям кладбища.
Дождь прекратился. Стая ворон, оглушительно каркая, сорвалась с крыши…