Увлекся Степаныч сакэ. И влилась в него японская культура да в кровь попала. Стал он о всякой фигне думать, даже гламуром заниматься перестал. И вот как-то пришла к нему мысль хорошая: на крыше дома сад камней забабахать. А так как в доме с камнями напряженка, решил он хануриков располагать. Их благо завались. Ну или очень много. Было не легко конечно. Всяк труд тяжел, а тут еще и специфика.  Не всяк ханурик после распития разумной дозы сразу в камень превращался, не у каждого кондицию поддерживать можно было себя не утруждая слишком. Но справился, в общем-то. Почти. Последний камень остался. Самый главный, который композицию законченной делает. А тут как назло с хануриками облом. Или спрятались, или перекочевали. А может и вывелись. Хотя последнее вряд ли. Ни одного не нашел. Тогда Степаныч, чтобы далеко не ходить, прямо на девятом этаже в дверь позвонил. Открыл ему негра нерусская. Посмотрел на него Степаныч с сомнением и спросил:
- Ты кто?
- Юмбо-тумбо, юмбо-тумбо.
- Кто?
- Юмбо-тумбо, юмбо-тумбо.
- А зовут как?
- Юмбо-тумбо, юмбо-тумбо.
- Понято. Пятницей будешь.
- Юмбо-тумбо, юмбо-тумбо.
-Слышь, Пятница, а ты водку пьешь?
- Юмбо-тумбо, юмбо-тумбо.
- Понятно.
Достал тогда Степаныч бутыль приготовленный заранее. Негр с интересом посмотрел на неё и, на всякий случай, закивал.
- Ты, это, Пятница, тринадцатым будешь? – спросил Степаныч.
- Юмбо-тумбо, юмбо-тумбо.
Разлил Степаныч и подумал: «Вот и с названием перфоманса определились».