Ночью мне становится страшно и тоскливо так, что я с трудом удерживаю себя от того, чтобы не встать на четвереньки и не завыть протяжно на болтающийся за окном, под порывами февральской вьюги, фонарь. Но, даже этот крик, испуганной души двенадцатилетнего пацана, вырвись он на волю, не сможет заглушить тех воплей взрослых мужиков, которым ломают кости в соседнем с моим закутком помещении.
Чтобы немного приглушить их звук и не видеть жутких отблесков фонаря на стенах моего пристанища, я накрываюсь с головой одеялом и душу накатившие слезы и мысли о маме. Я не девчонка, я не слюник.
Да и потом, кому-то гораздо хуже, чем мне - тем бедолагам из операционной, Кольке из тринадцатой одноместной палаты тоже несладко приходится. Я видел, как к нему вечером заходила медсестра Татьяна Ивановна, а значит, Колька сейчас буквально захлебывается собственными слезами и весь следующий день не проронит ни слова, тупо уставившись в потолок.
Бывают в жизни такие дни, что уж если не везет, то не везет во всем фатально. С начала, когда мы прыгали после тренировки со шведской стенки на мягкие борцовские маты, какой-то пидар передо мной забыл сдвинуть разъехавшиеся маты, и я больно ударился правой ногой об пол.
Затем, эта сука, эта неебаная целую вечность песда из детской поликлиники, похотливо уставившись на часть какой-то кости голеностопа, не разглядела на снимке перелом таранной, и туго перебинтовав ногу эластичным бинтом, отправила домой. Разошедшиеся осколки, распухшая нога, круговой гипс до колена, закуток рядом с операционной в Институте восстановительной хирургии и душераздирающие крики по ночам.
«Тебе хорошо, у тебя только это…» (с) Безнадежно больной, читаю я в Колькиных глазах и понимаю, что в действительности же мне ахуенно повезло. Повезло, что не я наебнулся с «ЯВЫ» на скорости 80 км в час и не меня закатали полностью в гипс, оставив на нем всего лишь три отверстия, необходимых для удовлетворения физиологических потребностей. И не моего хуя касаются слюнявые губы этой толстожопой медсестры и не меня, протестующего, стимулируют толстыми пальцами через анус.
По счастливой для меня случайности, гипс снимала в поликлинике, через два месяца, та же врачиха.
Я крепко сжал в руках костыль и, вспомнив два месяца мучений вместо двух недель, крики в операционной, Колькины слезы унижения и подумав о страданиях, причиненных людям - случайными пассажирами в медицине, бил врачиху в истерике пока меня не оттащил в сторону отец.
Парню из спортзала, забывшему сдвинуть за собой маты, я выбил пару зубов уже без особой злобы, а так, скорее, для профилактики, ведь его проступок относительно халатности врачихи из поликлиники и извращений медсестры, возможно сделавшей из Кольки пидара, был не таким уж и значительным.