Как известно, первостепенной задачей любого нормального студента мужского пола является добровольный и осознанный откос от армии.
Косят все по-разному, но самым распространенным способом откоса являются жуткие заболевания, внезапно настигающие цветущего и вечно пьяного студента в момент его отчисления из ВУЗа или взятия им многочисленных академических отпусков по причине излишне весёлого и задорного характера.
Десять лет назад не миновала сия чаша и меня, когда после особенно аццкого отжыга в общаге, меня выкинули с пятого курса. Итак, я был вызван в деканат. Там я был вынужден прослушать свою ёмкую и краткую жизненную характеристику в исполнении декана факультета, а также получил многочисленные пожелания удачи в дальнейшем поприще на благо науки и заверения, что в другом институте мне с моим висёлым характером будет беспесды легче учиться.
Весьма огорченный непониманием того факта, что комендантша общаги была по всем понятиям не права, бесцеремонно прерывая процесс половой ебли на общажной кухне после обильных возлияний по случаю двадцатьтретьегофевраля (за что и получила паибалу), я беспробудно пробухал двое суток.

А через два дня в мою дверь позвонили суровые дядьки в военных погонах и в крайне категоричной форме потребовали послужить на благо родины и отчизны.
Как раз разгоралась первая чеченская кампания. Когда я узнал, что там не только постреливают, и, даже кой-кого уже и подстрелили, я был вынужден срочно завязывать с обуявшей меня депрессией и быстро заняться изобретением способа остаться работать на благо людям в родном городе, по примеру пана Кислярского, предпочитая помогать стране не столько физически, сколь финансово.
К тому же я имел перед своими глазами горький пример многочисленных одноклассников, на волне ура-патриотизма пошедших в армию перед институтом, дабы стать настоящими мужчинами. По возвращении оттуда, единственной фразой в ответ на вопрос “Ну как там, в армии?” был ответ “Ну я и мудак. Зря проебал два года жизни.”
Пока же, договорившись про то, что я уехал собирать персики в далёкий Узбекистан, я выпустил вместо себя побазарить с военными в хлам пьяного другана, с которым я, собсна, и  квасил.
Друган был отягощен к тому времени двумя детьми, так что армия ему по всякому не грозила и жаждал развлечений.
Воякам он представился моим братом и я с удовольствием выслушал как он расписывал какой из меня в армии получится охуительный Рембо и моё горячее желание немедленно по приезду из Узбекистана (как только все персики будет собраны), прибежать в военкомат чтобы в будущем стать великим космонафтом, готовым совершить подвиг по первому в мире выходу без скафандра в открытый космос сразу как только Родина прикажет.

Вид не в меру наглой пьяной рожи моего собутыльника настолько возбудил горячих парней в погонах, что не успевший завершить рассказ о моих выдающихся боевых качествах камрад был подхвачен под микитки и быстро доставлен в ближайший райвоенкомат на предмет выяснения личности, а также профпригодности к прохождению воинской службы.
Как он потом рассказывал, после выяснения личности и прискорбного факта хронической обремененности юными спиногрызами, военком лично одарил его таким количеством отборных матюков, коих он давненько нигде не слышал.

На первый раз маза прокатила, но я понимал, что это не надолго. Пора было косить. Вариант с ампутацией конечностей отпадал начисто, так как быть пожизненным уродом мне не улыбалось, вариант с дуркой также не рассматривался, ибо мне нравилось водить автотранпортные средства (к тому времени я гордо ездил на матацыкле “Васхот”) и лишать себя оного удовольствия я не собирался. Оставался энурез, сифилёк, язва желудка, различные варианты слабосилия, сотрясение мозга и лёгочные заболевания а-ля тубик или астма.
Короче, варианты были. Хорошенько подумав и поконсультировавшись со сверстниками, я отмёл энурез (этих выпасали на раз, если у тебя мама не доктор), сифилёк с тубиком мне тоже не очень понравились, так как были по сути неизлечимы. Косить на язву я уже пробовал и, хотя я обладал сильнейшим гастритом, мне вежливо намекнули, что когда я начну блевать желудком, меня комиссуют уже из воинской части, а военкомат план по моей персоне всё равно выполнит.
Варианты с ослаблением конечностей, к сожалению, тоже не котировались –  там надо было обладать врожденной патологией и, почитав умную литературу у коллег из мединститута, я понял, что после дня-другого обследования на меня наденут пилотку и моя дальнейшая жызнь этой самой пелоткой и накроется.
В общем, в итоге осталось всего два варианта: мозготрясение и астма.

Так как привычный мне образ жизни они не нарушали (по пьянке или по ебалу получишь всяко или простыть можно запросто), на них я, собсна и остановился.
Закон подлости, как известно, работает четко. Если ты задался некоей благой целью, то осуществить её в силу ряда зачастую абсолютно мистических причин, не представляется возможным. По ебалу почему-то получал не я, а другие, хотя я и активно напрашивался. К сожалению, при наездах со стороны у меня срабатывал инстинкт самозащиты, поэтому всё заканчивалось из рук вон плохо – мозги хоть убей не тряслись (по-видимому, за беспробудной отключкой оных), а фингал-другой под глазом причиной откоса от армии стопудово не являлся.
Даже на паскудном мартовском морозце, будучи чрезвычайно легко одетым, я не простужался – по-видимому, сказывалась знаменитая согревающая сила русской водки или переходящее ко мне южное тепло знатных чуйских шышек.
А время, как известно, тикает безжалостно и нас ни а чьом не спрашивает. Стремительным домкратом приближался весенний призыв. Бегать несколько лет от военкомата, коль он серьезно за тебя взялся, мне не очень-то хотелось.
Пришлось на некоторое время завязать с весельем и сесть за фотошоп.

Результатом недельного труда стала почти точная копия справки институтского “отдела номер один” за исключением фирменной институтской печати.
Вот за печатью я, захватив пару пузырей водки, и направился к одному давнему знакомцу на другой конец города. Дело в том, что качественную печать можно было сделать двумя способами: либо спиздив её из этого самого первого отдела (что, учитывая специфику оного, было чрезвычайно трудновыполнимо), либо подделав и распечатав её на цветном струйном принтере и слегка подразмыв контуры.
Так как в 1995 году цветные струйники находились, в основном, в типографиях и сопутствующих оным заведениям, туда-то я и направлялся.
Бухло оказалось как нельзя кстати. В конторе как раз сменился хозяин и ежемесячная зарплата сотрудникам задерживалась. Два пузыря улетели махом, пришлось идти за добавкой. Поплутав некоторое время по задворкам, мы с Миханом (это и был мой знакомец) наконец добрались до тускло освещенного ларька и купили на оставшиеся деньги четыре бутылки портвейна “три семерки”, одну из которых потребили в непосредственной близости от места распродажи. Дальнейшее я уже помню неотчетливо.
Помню, что попёрлись к Михану домой, помню каких-то алкашей-соседей, помню то, что он всё порывался позвать какую-то старую по моим тогдашним понятиям, сорокалетнюю блять с первого этажа (Михану самому было под сорок) и как, наконец-то, он её дозвался.
Затем гнилой базар с сожителем этой самой бляди в коридоре, в результате которого сожитель получил от нас пизды, а затем полный стакан водки в знак примирения (откуда взялась вотка? нихуя не помню). Очередной ночной поход за пойлом, стрёмный миньет, который  строчила мне в совмещенном санузле сия престарелая забавница.
Короче, сплошной туман и фрагменты.

Я проснулся на следующий день с деревянной башкой, которую как будто сунули в костёр.
Блевать не хотелось. Если точнее, в желудке горело, но я не мог даже встать и дойти до толчка. С кухни доносились какие-то постукивания, оживленная речь и приятный запах жареной яичницы, вызвавший у меня резкий рвотный спазм. Я коротко вскрикнул от дикой головной боли и проблевался прямо на диван. Потом я отключился.
Очнулся я в моей родной районной больнице с диагнозом “двусторонняя пневмония”.

Провалявшись несколько дней под капельницей, я взбодрился и начал вести ходячий образ жизни. Кто лежал в больнице – тот знает, что через некоторое время основным и единственным желанием является с максимальной скоростью включить съебатор в противоположном от больницы направлении и никогда больше туда не возвращаться, ибо со скуки там даже мухи дохнут.
В палате нас было шесть человек, все кроме меня сплошь старые деды. Главным их развлечением являлись базары за политику, игра в домино и громкий пердёж во сне. Так что подходящей компании мне не светило. Еще через пару деньков такого растительного образа жизни я только что волком на утку не выл.
Медсёстры мне давать категорически не хотели, хотя я изрядно к ним приставал. И верно – хули с меня, нищего студента, взять? Их ебли врачи и, судя по всему, даже хором, так что конкуренции с этими знойными пацанами я просто ну никак не выдерживал.

Я был готов заниматься чем угодно, лишь бы хоть немного развеять тоску и поменьше общаться со старыми клистирными трубками из своей палаты.
Наконец мне, что называется, свезло. Один дедок притаранил на кичу стрёмный черно-белый телек, который после пары дней показа политики с новостями не выдержал такой жизни и тихо помер.
Починить его самостоятельно деды, разумеется, не могли. Надо сказать что незадолго до описываемых мною событий я с год колымил телемастером и даже успел побыть директором телеателье, которое благополучно и угробил (об этом я как-нибудь отдельно расскажу). Как говорится, талант не пропьешь. А если он, к тому же подкреплен смертной тоской, то даже починка дедовского ящика была для меня как свет в окошке.
Короче, телек деду я быренько починил. Слухи в больнице, как известно, вещь такая – в одном конце коридора пёрнуть не успели, а в другом уже это обсуждают. Народ потащил ко мне на починку свои ящики, радиоприёмники и другие магнитофоны. В общем, дел нашлось дохуя. И дела эти, к тому же, оказались прибыльными. Разумеется, мои расценки по сравнению с ценами телемастерской были копеечными, но на пиво с воблой мне вполне хватало.

Несмотря на нагловатое распиздяйское ебало с лёгким пивным амбре, из больницы меня никто не выкидывал, так как я на халяву перечинил всю больничную бытовую технику и даже кое-что из врачебной. А терять столь ценного пациента, особенно после того, как я умудрился отремонтировать главврачу автомагнитолу, а в бухгалтерии кампутер, никто, понятное дело, не хотел.
Житуха у меня стала просто райской. Меня переселили одного в двухместную палату, жрать носили прямо туда, обращались по имени-отчеству, назначили дохуя всяких прикольных и приятных физиопроцедур типа массажа, тайского иглоукалывания, озонотерапии и пускали заниматься во врачебный тренажерный зал когда я хотел.
Короче не жизнь – а малина. На горизонте явственно замаячил призрак желанного откоса.
Как известно, наша жизнь – штука полосатая и кайф вечным не бывает. Если происходит что-то хорошее и приятное, это всего лишь значит, что в самое ближайшее время нужно ожидать какого-нибудь говна.
Беспесды, это так. Кто не согласен – может смело кинуть в меня виртуальный камень. Мне похуй, ибо тут я прав на все сто и никто меня в этом переубедить не сможет.
Пиздец подкрался незаметно и обрёл вид жизнерадостного толстенького дядьки, которого (о, шайтан!) в один ничего плохого не предвещающий день подселили ко мне в палату.
- Игорь Борисович Ляпунов. – бодренько отрекомендовался он. – я врач, уролог. А Вас как звать, вьюнош?
- Йохан Палыч Лесгустой – не менее бодро отрекомендовался я. – студент радиотехниского факультета, ныне безработный.
- Ага, всё с Вами понятно. Косим?
- Нет, не Вы что. Как можно. Родину люблю как мать, все силы и желания прилагаю к тому, чтобы стать ведущим космонафтом вселенной в рядах наших доблестных вооруженных сил.
- Ну, ну-с. А здесь каким образом?
- Воспаление лёгких на фоне длительного абсинентного синдрома. Ужоснах.
- Понимаю, понимаю. Абсинентный синдром – это страшная штука.
- А Вас, тыкскыть, с чем сюда?
- О, мелочи по сравнению с Вашим случаем. Инсульт, знаете ли.
- Это когда сковородкой бьют?
- Ну, типа того. Кстати, у Вас есть лекарство от Вашего недуга?
- Беспесды. Вмажем по маленькой?
- Вмажем.
Мужик оказался на редкость прикольный, образованный и мог интересно попиздить на любую заданную тему. К вечеру в нашу палату набилось четыре штуки врачей. Осматривать вновь прибывшего приходил лично заведующий отделением. Как оказалось, Игорь Борисович был мужик известный, высокопрофессиональный и оказавший в свое время услуги многим сотрудникам этой расчудесной больницы.
За беседой время пролетело незаметно. Куранты начали бить двенадцать ночи.
- Ну-с, пора, знаете ли, на боковую. Режим-с. – сказал Игорь Борисыч и народ начал потихоньку рассасываться.
Отрубился я быстро и как-то не заметно. Прошло по-видимому, часа два. Проснулся я оттого, что Игорь Борисович включил ночник и сидел, раскачиваясь, на кровати, что-то тихонько напевая себе под нос.
- Что не спится? – спросил он. – Вы молодой, Вам сейчас спать да спать. Это я – старая развалина, страдаю иногда бессонницей. Вроде, и спать хочется, а вот не спится что-то и всё.
- Бывает. Наверное, это из-за того, что Вы на новом месте.
- Вероятно, вероятно. А вот скажи-ка мне, молодой человек, как люди Вашего поколения относятся к мистике?
- К чему?
- К мистике, к мистике. К ведьмам там всяким, чертям, жизни после смерти?
- Я гнусный атеист и в чертей не верю. Разве что только после хорошего косяка, дык там так плющит, что бабушку родную за НЛО принять можно…
- А зря, батенька. Хотите, я Вас убежу что Вы глубоко заблуждаетесь?
- Давайте. – зевнув, ответил я.
- Во посмотрите, к примеру, внимательно вот на эту мыльницу на раковине. Ничего интересного там не замечаете?
- Вроде нет.
- Значит, Вам необходимо сосредоточиться. Попробуйте-ка сесть по-турецки на кровать, абсолютно неподвижно, устремив взгляд в одну точку на край мыльницы и посидеть в таком слегка расслабленном медитативном состоянии минут пять. Увидите кое-что интересное. Гарантирую.
- Гавно вапрос.
Просидев в кармической позиции минуты три, я стал конкретно залипать. Вот тут-то всё и случилось.

Спать хотелось смертельно, а на мыльнице я заметил только мелкого одинокого таракана, вылезшего туда ночью, по-видимому, посрать, а может, и подмыться – хуй их, тараканов, знает, что у них там на уме. По-видимому, я на некоторое время вырубился, патамушто, когда я отвел глаза от мыльницы и посмотрел в сторону Игоря Борисыча, его на месте не оказалось.
Нет, инстинкты – вещь беспесды полезная, иначе я бы тут с вами сейчас не пиздел.
Я чем-то задним почувствовал лёгкий шорох за спиной и резко откатился в сторону, ебанувшись с кровати.
На то место, где я сидел, обрушился охуительной силы удар табуреткой, которую держал в руках мило улыбающийся Игорь Борисович. Поняв, что он промахнулся, улыбка мгновенно исчезла с его лица и вот тут-то я и увидел настоящего черта. Живого, с адским весельем в глазах, со вздувшимися буграми казавшихся за минуту до этого хилых мышц, с выражением бешеного волка на оскаленном лице.
Абсолютно бесшумно и легко он запрыгнул на мою койку и замахнулся табуреткой во второй раз, пытаясь разможжить мне голову. Для меня время как-то странно замедлилось, мировосприятие тоже потерпело необычную метаморфозу. Я как будто одновременно лежал на полу и при этом наблюдал всю эту картину со стороны. Резко поднырнув под кровать, я ушел от смертельного удара. Табурет от удара об пол разлетелся вдребезги.
- Я убью тебя, сволочь и ты, наконец-то перестанешь меня преследовать. – тихо и отчетливо произнес Игорь Борисович. – Ишь ты, стоило только войти разок в астрал и ты уже тут как тут, ко мне привязался. Может ты ответишь мне, как твоё имя, демон?
Пытаться самостоятельно справиться с этим милым человеком нечего даже было думать. Он легко одной рукой приподнял целиком металлическую кровать за спинку и переставил её в другое место. Затем аккуратно взял с раковины граненый стакан, раздавил его в руке. Хлынула кровища.
- Цып-цып-цып – позвал он меня – против зова крови ты уж точно не устоишь, я вашу породу знаю. Не пытайся сопротивляться и подойди ко мне поближе. Это будет не больно – просто ты снова отправишься в своё измерение и будешь там дальше вечно жить.
От охуения я слова не мог вымолвить, а он взял в здоровую руку розочку от стакана и легко и плавно метнулся с ней ко мне. Я как-то нечеловечески извернулся, проскочил мимо него и пулей вылетел в коридор. Оглянувшись назад, я увидел, что он выскочил вслед за мной и лёгкими и плавными высокими скачками меня нагоняет, а из его разорванной руки струёй хлещет кровища, разлетаясь следом мелкими тяжелыми капельками.
Увидевшая эту картину дежурная медсестра заорала нечеловеческим голосом и опрометью кинулась в ординаторскую, плотно закрыв за собой дверь.

Я нёсся вперед по коридору, а за мной бежал демон. Забегать в чужую палату – подставлять под удар других людей. Добежав до лестницы между этажами, я резко свернул и нырнул на технологический этаж. Там были еще те катакомбы и имелся вполне реальный шанс в них спрятаться или, по крайней мере, запутать своего преследователя, подойти к нему сзади и чем-нибудь уебать тяжелым по башке, ибо своя жизнь - дороже.
Какая-то сволочь, занимавшаяся намедни сваркой, удосужилась не убрать с лестницы шланг. Я споткнулся об него и с диким воплем кубарем полетел вниз по лестнице. Последнее, что я помню – это не менее дикий торжествующий вопль, раздавшийся у меня за спиной. Затем последовал удар башкой о гранит лестницы и тьма.
Очнулся я в травматологическом отделении той же больницы, весь перевязанный с закатанной в гипс шеей и башкой.
- Ну что, больной? Жыф? – спросил у меня знакомый по посиделкам у Игорь Борисыча высокий врач.
- Вроде, жыф. – неуверенно ответил я.
- А вот твой обидчик насмерть убился, споткнувшись о провод. Жаль, хороший был человек. Пусть земля ему будет пухом.
- И хуй с им. – подумал я, но промолчал.
- Видишь ли, парень, он очень сильно пил. Ну, работа такая нервная и ответственная. К тому же все наливают, куда без этого? Ну а он и не отказывался. Уходил в запои на месяц и больше. Уж его как только лечить не пробовали – всё бесполезно. Вот, допился до инсульта, с чем, собсна, сюда и попал. А ночью – второй инсульт, вот у него планка и съехала. Так что пить надо меньше. Сечешь?
- Куда уж тут…
- Ну, ладно. Ты тут у нас получил сотрясение мозга, тебе лишние волнения ни к чему. Если из милиции там придут, ну или кто из проверяющих органов – ты сильно-то им не пизди. Нам, знаешь, скандал не нужен. Проверки там всякие пойдут, поиски виноватых, отчего не в то отделение положили, почему без сиделки и так далее. Усёк?
- А что мне за это будет?
- Военный билет хочешь на руки получить?
- Хочу.
- Вот он и будет. Ты сюда с каким диагнозом поступил?
- Воспаление лёгких.
- Ай-яй-яй. Не бережешь ты себя, Йохан. Воспаление лёгких, осложнение в виде хронического бронхита, перешедшего в астму. Ну, как можно так безалаберно относиться к своему здоровью?
- Понял. А у Игоря Борисыча был лунатизм? Я, типа, проснулся – а его нигде нет. Пошел его искать, запнулся за порог, упал, очнулся – гипс.
- Молодец. Всё так и было.

Выписали меня через две недели. Еще через месяц я получил на руки военник, восстановился в родном институте и спокойно его закончил, аминь. Не без приключений, конечно, но это уже совсем другая история.

Вашъ Йохан Палыч.