Наконец наступил Новый год. Оксана Склянкина пригласила меня. Чтобы познакомить с родителями. Я очень волновался. Даже заикаться слегка начал.

В углу у них стояла ёлка, обозначая праздник, а перед ней на полу сидела Оксанка, вся такая нарядная, словно игрушка из универмага.

- Ну, ты классная, слушай, - сказал я ей, не смея и подумать, чтоб присесть рядом. Да она сама тут встала. Рыжие волосы её и решительный пробор отразились в мутном зеркале рядом с моей печальной физиономией. А за окном всё капало.

- Какой нынче Новый год без оттепели, - мрачновато заключил Оксанкин батя, сидя в кресле и дымя папироской Беломор. – Нет, раньше был порядок, которого теперь нету.

Ладно, поставили стол в центре комнаты, разложили мандарины, наложили картошки горячей с консервами в томате. Налили всем по стакану «белой», а бате как ветерану дали большую кружку. Выпили все, повторили, догнались. Разговорились. Потом встали из-за стола и включили музыку. Раздали маски. Мне досталась комиссара с усами, а папаше – кулака с обрезом. Оксанка получила собачью, а братишка её, дегенерат сопливый, лисичку. Бабка ихняя с нами играть не стала, греясь после водки на печке, да считая вполголоса годы, что провела в заточенье. – за свой язык поганый, ясное дело. А что до мамаши ихней, то она с утра лежала пьяная в хлам в чулане и неизвестно было никому, когда она встанет и попросит опохмелиться.

Короче, надели мы маски и стали друг другу классово чужды. Собака погналась за лисицей и, загнав её куда-то за кулисы, стала рвать на части. Я ж, охотник до развлечений, выхватил маузер и начал стрелять по люстре. Батька между тем палил из обреза без остановки и всякого толка, пока не попал в старушку на печке. Она перевернулась в воздухе три раза и растянулась пластом на полу без признаков жизни. Тогда я, рассвирепев на мироеда, не целясь, одним метким выстрелом выбил ему все мозги. Шоферюга. Не успев матюгнуться в последний раз, свалился прямо на разобранную постель и больше не дрыгался.

Мы с Оксаной выпили, не чокаясь, как и положено, когда пьют за покойников. Моя избранница включила приёмник: било полночь. Пошли танцевать вальс. Кружились и хохотали, как больные. И так до самого утра.