Девушка на скамейке была похожа на Девочку с персиками. Её схожесть с натурщицей Серова была необыкновенной; впечатление не портили даже суетливо-амфетаминные телодвижения анимированного персонажа. Девушка часто вращала головой, улыбалась окружающим предметам и что-то бормотала. «Раскумаренная девочка скушала много персиков» – подумал Рустам и присел на другой конец скамьи.
    
В обоих карманах его спортивной ветровки покоились банки пива «Чёрный Барс», третью тару уверенно сжимала левая рука. Правой рукой он шарил по нагрудным кармашкам-тайникам, в которых спортсмены нашего времени обычно прячут газетные свёрточки с марихуаной.  У Сайдуллина в одном из карманчиков должна была лежать упаковка цитрамона. Но она куда-то делась.

Голова разболелась не на шутку, и, тоскливо посмотрев на начатую банку пива, Рустам прикинул, что анальгезирующее действие напитка проявится не раньше чем через полчаса. Сделав несколько больших глотков, он снова посмотрел на хозяйку съеденных персиков.

Колебания в пространстве, вызванные его вялым любопытством, привлекли внимание малолетки. Она слегка наклонила голову, пристально посмотрела в тёмные глаза Сайдуллина, и хихикнула.

– Привет, – сказал Рустам, – ты откуда такая интересная?

– Из прошлого! – выдала девочка, сделав яркое ударение на первое «о», словно удивляясь, что такой симпатичный парень может не знать таких очевидных вещей.
    
– А-а-а... А чё тебя так таращит?..
    
Девушка снова отобразила на лице удивление, только более слабое и размытое. Создавалось впечатление, что её чувствами управляет плагин delay – искусственное эхо, настроенное на небольшую частоту с плавным затуханием.  Медленно и выразительно моргнув, она отвела взгляд куда-то в сторону. «Там у неё шпаргалка» – подумал болеющий Сайдуллин, но за направлением взгляда не проследил.  В висок ударила очередная молния.  
    
Головные боли мучили Рустама с самого детства, после сотрясения в результате автомобильной аварии. Он не любил говорить о посттравматическом характере своей болезни, предпочитая называть её «профессиональной мигренью». Болевые ощущения снимались цитрамоном или глубоким сном. Ни того, ни другого сейчас не было, поэтому Рустам пил «Чёрный Барс». Большими, торопливыми глотками, совсем нехарактерными для гурмана-сибарита.
    
– А ты не подавишься, чувак? – спросила девушка.
    
От неожиданной наглости Сайдуллин подавился. Девушка подвинулась поближе, и попыталась похлопать его по спине. Рустам перехватил её руку, сделал два глубоких вдоха и вымученно улыбнулся.
    
– Не подавлюсь.
    
– А ведь подавился.
    
– Тебе показалось.
    
Сайдуллин снова глотнул пива, и спросил:
    
– Тебя как зовут?
    
Девочка без персиков немного подумала и ответила:
    
– Рада.
    
– Верховная? – попытался пошутить Рустам.
    
– Не... Обычная.
    
Оба засмеялись.
    
– Я Руслан. А тебе сколько лет, Рада?
    
– Шестнадцать. Будет. Скоро. А тебе?
    
– А мне уже было шестнадцать. Чего нанюхалась? Фен?
    
– Ага. Будешь?..
    
– А от него башка пройдёт? Я, видишь ли, старый уже, не соображаю в современной фармацевтике.
    
– Башка?.. Не знаю. Давай я поцелую – и пройдёт.
    
Это в планы Сайдуллина не входило. Целоваться с малолеткой напротив окон собственной квартиры – такого бы даже набоковский Гумберт себе не позволил. Ну, разве что в квартире. Да и то, предварительно удочерив бедненькую...
    
– Поцелуешь?.. – Рустам, прищурившись, как больной, но всё ещё добрый Ленин, посмотрел на собеседницу. Но додумать мысль до конца он не успел – девка резко подскочила и поцеловала его в лоб.
    
– Эй, ты чё... – Рустам испуганно выпрямился и огляделся по сторонам.  Во дворе никого не было, если не считать двух маленьких близняшек, сосредоточенно ковырявших почву в бедном карьере чахлой песочницы. Уставившись на близнецов, Рустам замер. Голова больше не болела.
    
– Ну как? – поинтересовалась Рада.
    
– Норма. Ты знаешь, не болит больше. Хм, шоковая терапия. Давай-ка, подружка, не делай так больше. А то вместо лечения оставишь меня заикой...
    
– Я тебе не нравлюсь?..
    
Рустам посмотрел на нимфетку, и сообразил, что ей не больше 14-ти. Блестящие от амфетамина глаза ждали скорого ответа; впрочем, было ясно – если ответа не последует, девчонка не расстроится, а просто переключится на другую, пусть и очень близкую к предыдущей тему.
    
– Ну почему... Нравишься.
    
– Так давай поцелуемся.
    
Сайдуллин почувствовал, что краснеет. «Вот гадина, – подумал он, – и ведь понимает, паршивка, что хочется».  

– Я же вижу, тебе этого хочется, – сказала Рада. – Поцелуй меня, ведь я же тебя поцеловала. А так бы сидел, дурак, за больную голову держался... Ведь не болит больше?

– Не... Только гудит. – Голова действительно наполнилась характерным гулом, знакомым всякому ценителю юной плоти по тем редким моментам, когда объект вожделения становится досягаемым и доступным.

– Вот видишь. Я тебе помогла. А ты мне помочь не хочешь. – Её реплики были прерывисты, но вместе с тем плавны и текучи, как составы слоганов-вагонов, ведомых наркотой и либидо – мощными локомотивами семантических путей сообщения XXI века. Гештальт, который заключался в её коротких и цепких фразах, толкал Рустама в дебри воспоминаний из семинаров по НЛП, и тогда рекламист-нимфетоман чувствовал странную смесь полового влечения и профессиональной ревности.

Рада, поелозив своим маленьким задом по скамейке, вплотную придвинулась к Сайдуллину. Из её рта пахло персиками, отчего Рустаму пришло на ум, что девчонка, возможно, никакой дури не употребляла, а действительно переела сочных волосатых фруктов. Но он быстро сообразил, что аромат источает притаившийся под её розовым языком комочек жевательной резинки, праправнучки гиперпопулярной когда-то Turbo.

Сердце забилось сильнее – не «чаще», а именно «сильнее» – так бывает, когда не хочешь выдать своего позорного испуга в кругу весёлых кавказских друзей, взорвавших у тебя под ногами весёлую новогоднюю петарду. Чтобы унять предательский озноб, Рустам сделал несколько преувеличенно аккуратных глотков «Барса». Начальная (вторая за день) стадия алкогольного релакса благополучно наступила.

Обученный «комплексному мышлению» растлитель не утруждал себя составлением плана действий – и без того всё было ясно как день. И о каком растлении могла идти речь в этом случае? Кто кого, позвольте?..

– Давай, держи. – Он протянул девочке банку пива, не преминув, осторожности ради, оглянуться по сторонам. – Посидим, пивка попьём, потом пойдём к моему корешу, они с подружкой щас домой вернуться должны. Он во-о-он в том подъезде живёт. Послушаем музыку,  посидим...

– Потрахаемся... – Тихонько продолжилась логическая цепочка. Девочка виновато улыбнулась, и посмотрела на Рустама с выражением типа «а что, не так что ли?»

– Ну, там уже по обстоятельствам... – Растерянно протянул Сайдуллин. Он чувствовал себя неловко. Скорее, желая побороть в себе робость, чем преследуя постыдную цель, он выстрелил наугад. – А вообще, конечно, потрахаемся.

Выпад удался. Метод «с места в карьер» себя оправдал – Рада легонько обняла его за талию и задрала голову вверх, явно требуя поцелуя здесь и сейчас. В очередной раз оглянувшись, Рустам быстро лизнул её сухие, слегка потрескавшиеся губки и прошептал:

– Ты меня с ума сведёшь, перестань.

– А на вот, пожуй, – девочка вытянула на языке ярко-жёлтую бесформенную bubble gum, и быстро протолкнула Сайдуллину в рот. Пришлось жевать. Смесь персикового ароматизатора и нимфеткиной слюны была приятной и возбуждающей. Сделав пару медленных жевательных движений, Рустам посмотрел на заветный подъезд. Главное – засечь возвращение Вадима и Марички. И – сразу в квартиру. А там будь что будет. В конце концов, можно запереться в ванной, раздеть эту маленькую ведьму, и на скорую руку снять напряжение. А там сообразить, что делать дальше. Возможно, удастся уговорить Вадима избавится от Марички (она ненадёжный элемент), или вообще очистить помещение, оставив в их распоряжение удобный диван и тёплый душ...

Его размышления были прерваны странным и беспрецедентным вопросом:

– Ну как?..

– Что «ну как»? – Не понял Рустам.

– Жевачка! Рустам, ну чё ты тормозишь, я же про жевачку спрашиваю!..

Сайдуллин вздрогнул и уставился на девочку, пытаясь поймать за хвост какую-то важную и тревожную мысль. «Жевачка?.. Да нет... При чём тут. Нет, что-то не так» – он попытался сосредоточиться, но у него ничего не получилось. Немного отодвинувшись, и оказавшись на самом краю скамейки, он стал смотреть в сторону. Нужно было как-то отвлечься, успокоить бурю в штанах, и сообразить, что произошло.

У песочницы, где несколько минут назад играли близняшки, сидел большой чёрный кот. Перехватив взгляд Рустама, кот открыл пасть в беззвучном «мяу» поднялся и степенно направился к скамейке. Сайдуллин мельком взглянул на свою маленькую подружку, удовлетворённо заметил, что эрекция пошла на убыль, и слегка улыбнулся. Странное чувство осталось, но уже не было таким рельефным и напряжённым. «Бля. Пора завязывать» – подумал Рустам, и, поболтав в воздухе банкой «Барса», сделал огромный глоток. Пиво прошло по пищеводу легко, как российский газ по украинским трубам. Острые пузырьки ударили в нос, и вдруг Сайдуллин понял: он же представился Раде Русланом! А она минуту назад назвала его настоящим именем!..

«Откуда она меня знает?..» – подумал он с напряжённым спокойствием. «Менты?.. Да нет. Херня. Какая-то подстава...» Положив руку ей на плечо, он вытянул перед собой скрещенные ноги и непринуждённо улыбнулся. Не поворачивая головы, он стрелял глазами по сторонам, готовый вскочить и дать отпор целому легиону полиции нравов.

– Рада?..

– М-м?

– А мы раньше с тобой не встречались?

– Встречались. Только ты не помнишь. Но ты вспомнишь, не переживай. А я правда тебе нравлюсь?

Рустам снова удивился способностям малолетки. Она так же легко возвращала разговор в нужное ей русло, как продавец консультант Avon возвращает внимание покупателя на нужную страницу каталога – «...а вот ещё попробуйте свежий запах новой серии Prestigue вам безусловно понравится и как подарок к Новому году будет очень презентабельно конечно цена но она себя оправдывает согласитесь это необыкновенно...»

– Необыкновенно вкусная жевачка, да? Когда начнёт кружить – выплёвывай. Нравлюсь? А как? Сильно?

Стараясь не выдавать своего вполне оправданного беспокойства, Сайдуллин всмотрелся в детское личико собеседницы. «Девочка с персиками. Не, ну одно лицо. Вот это я встрял...» Вдруг лицо перевернулось, и незаметный до этого детский кадычок, оказавшись сверху, пришёл в движение.

– Всё, Руся, выплёвывай, тебя уже перевернуло.

Руся послушно выплюнул. «Господи... Накрыло. Что это?.. Перепил? – перевёрнутые мысли гуськом, организованно, протискивались по узкому проходу сверху вниз. – Нет, не может быть». Плотно прижав ладони к глазам, он попытался сосредоточиться. Вдруг на внутренней стороне его век, словно на интимном полотне интимного диапроектора, возникло изображение чёрной кошачьей морды. «Это ж бубль гум!!!» – сказала морда и многозначительно подмигнула.

«С-сука. Это из-за жевачки... Я же перевернулся весь...» Посмотрев на то место, где должна была находится скамейка, Рустам с облегчением отметил, что скамейка осталась на месте. Его напряжённые ягодицы по-прежнему плотно прижимались к деревянной основе. Ножки скамейки стояли на земле, и его, Рустама, скрещенные ноги так же тянулись от задницы к заплёванному окурками участку пыли. Посмотрев вверх, Рустам увидел серое майское небо города-героя Киева. «Бля. Всё в порядке. Показалось».

– Рада, чё это за жевачка? Откуда ты меня... – он осёкся. Лицо нимфетки всё ещё было перевёрнуто. Её соблазнительный ротик, оказавшийся вместо глаз, расплылся в улыбке; странная физиономия произвела на Рустама отталкивающее впечатление. Он закрыл глаза.      

– Рада... Что это?.. Рада...

– Я тоже очень рада. Ты даже представить себе не можешь, как я рада. – Голос нимфетки приобрёл резкие интонации, и стал более походить на гневный вокал молодой учительницы музыки, преподающей сольфеджио классу детей с задержкой психического развития. – Давай, кончай раскачиваться. Расскажи лучше, как дошёл до жизни такой, на малолеток бросаешься...

– Ты на себя посмотри. – Рустам говорил, не открывая глаз, и не отнимая ладоней от горящего лица. – Курва. Тебе тринадцать лет, а ведёшь себя как прошмандовка. Тебе ещё в куклы играть... Чё ты мне за жевачку подсунула, сучка?

– Да пошёл ты. Детям, между прочим, царствие небесное по праву, а таким как ты – зубовный скрежет. Хотя нет, Христос тебя любит. Он, наивный, всех вас любит – и мытарей, и блудниц, и извращенцев. Ему с вами веселей. А что ему с праведных? Красивые глаза? Не, праведным и так парадайз полагается. А с вами-то как раз самая приятная работа.

Рустам перестал раскачиваться и застыл. Чего-чего, но критики Евангелия от малолетней шлюшки он никак не ожидал. Пораскинув перевёрнутыми мозгами, он пришёл к выводу, что девочка, возможно, повторяет болтовню какого-то знакомого теолога-самородка, коих на просторах бывшего Союза развелось как нерезаных собак. Или это магическая жевачка трансформирует глупую трескотню малолетки в претендующий на грамотность доклад. Или...

– Да ты не напрягайся, всё равно не въедешь. Понимаю, не часто мокрощелки умные попадаются. Расслабь булки, сиди. Через час-второй попустит, потерпи. И не вздумай вставать, улетишь к чёрту. Раньше времени.

– Зачем тебе это? Это подстава какая-то?..

– Вся жизнь – подстава. У кого-то большая, у кого-то маленькая. Кто-то сдохнет, да так и не поймёт, что всё было подставой. А кому-то уже на выпускном вечере объяснят, как дела обстоят. Ты посиди, покури, пивка попей. Только глаза не открывай, раз уж измена такая.

Сайдуллин на ощупь открыл банку, поднёс ко рту, но промахнулся – выходное отверстие оказалось немного в стороне, и светлая струйка потекла по его шее, теряясь, словно горный ручеёк, за рельефом ключицы.

– Рада, зачем ты всё это делаешь? Я перед тобой в чём-то провинился?

– Ты? Да нет. Просто надо так. Распоряжение.

– От кого? Чьё распоряжение?

– Да не трепись ты. Сиди спокойно. Такой парень классный, и такой нытик. А знаешь, ты мне даже нравишься. Хочешь, я тебя поглажу? – Её рука мягко легла на обмякшую плоть, закрытую джинсами Mustang. Мягкие пальчики заиграли на его ширинке, словно исполняя богатую вариацию «Jingle Bells» на клавиатуре детского Casio. Удивительно, но после всего пережитого орган Рустама моментально среагировал на ласку подростка. Наверное, психотропная жевательная резинка обладала ещё и свойствами афродизиака.

– Бля-а... Да убери ты руки, глупа... я... – пробормотал искушаемый искуситель. – Уймись... Люди хо... дят...

– Пусть ходят. Они что, по твоему, члена не видели? И сношаться не пробовали? Ладно тебе... Каждый нормальный человек познаёт коитус, так сказать, изнутри, ещё не будучи рождённым. Во чреве, так сказать. Во всей своей красе – круче, чем в самой крутой порнухе. Это же, согласись, невероятный аттракцион – лежать, свернувшись маленьким комочком, и сквозь тонкую перегородку плаценты наблюдать, как хрен твоего папы ходит в твоей маме туда-сюда, туда-сюда...

Тихие и вкрадчивые крайности из уст младенца перевернули в Рустаме то, что оставалось в нём от нормального члена общества. Теперь остался только член. Нефритовый (не путать с ферритовым) стержень, торчащий из разорванной «молнией» плоти Mustang’а.

Ловкие пальчики девочки Рады не больше минуты массировали налитый кровью орган, потом нежно и основательно вытерли обильный продукт носовым платочком с нарисованным Микки-Маусом.

– Вот и всё. Заправься, балда. Да поставь ты своё пиво, хозяйство намочишь. Дурак. Блин, дай я сама... Вот так. Ой, что, прищемила? Ну не ной...

Рустам приходил в себя. Ему подумалось, что всплеск психической и соматической активности организма непременно повлечёт за собой метаболизм, и негативный эффект от жевательной резинки пойдёт на убыль. Он слегка приоткрыл глаза. Первое, что он увидел, был подъезд Вадима, в котором скрывалась фигура товарища, держащая под руку худенькую фигурку Марички.          

В следующий момент изображение снова перевернулось, словно между Рустамом и подъездом встала огромная линза.

– Мне... Мне вон в тот парадный... Рада, малыш, мне вон в тот парадный надо. Слышишь?..

Прищурившись и сконцентрировавшись, Рустам попытался встать. Откуда-то снизу послышалось одобрительное «мяу», и детские руки, рванув за капюшон ветровки, заставили Сайдуллина сесть на место. Он снова закрыл глаза.

– Сидеть! Вот непослушный мальчишка... Ну что с тобой делать? – Голос малолетки звучал угрожающе. – Ты вот мне скажи, парень, что значит «парадный»? Ты что, олух, до сих пор во времена Булгакова живёшь? Да дядя Миша и сам-то довольно опасливо подъезды парадными называл! Ты что, по жизни слепой, всегда всё кверху дном видишь? Так зачем же я тогда на тебя продукт переводила? А?..

– Я всё нормально вижу, коза тупая... Я всегда и всё нормально вижу...

– Не заметно. Если бы ты всё нормально видел, то давно бы уже разглядел, что эти засранные и зассаные, вечно обрыганные лестничные клетки ничего общего с парадными подъездами не имеют. Парадный подъезд знаешь где? У Райфайзенд Банка на Крещатике подъезд парадный! Вот там – в натуре па-рад-ный. А здесь я парадных не вижу. Я и подъездом-то эту порнографию назвать не могу. Какой это подъезд, если к нему даже подъехать нельзя – посмотри, там же канализационный люк открыт, никакой джип не подъедет!..

– Чё ты мне трёшь, малая?.. Чё ты трёшь мне?.. Мне в тот парадный надо!.. – Рустам резко встал, и, не открывая глаз, сделал несколько шагов.

– Руся! – крикнула Рада. Опять раздалось мяуканье, и Сайдуллин услышал позади какой-то суетливый, бутафорский шум, похожий на рафинированную киношную озвучку китайской драки. Опустив ресницы, он осторожно зашагал вперёд – скорее по памяти, чем руководствуясь зрением. Пыхтение и возня, перемежаясь с треском рвущейся одежды и хрустом тонких рёбер, становились всё отчётливей. «Что там, с кем это она?!.» – подумал беглец, но оглядываться не рискнул.

– Руся, мальчик мой, постой... Ну посиди, ну ведь не долго осталось, милый!.. – Рада всхлипывала, и по голосу Рустам понял, что она испытывает боль. Возня сзади продолжилась, и Сайдуллин, заставив себя обернуться, увидел страшную картину: огромный чёрный кот, запрыгнув на голову девочки, методично разрывал ударами увесистой когтистой лапы артерии на тонкой шее. Рада, задрав левую руку вверх, впилась пальчиками в туловище животного. Второй рукой она била кота по морде, но тот, похоже, не испытывал от детских шлепков никакого дискомфорта. Кровь пульсирующей струйкой брызгала из вены подростка, а её умоляющий взгляд остановился на лице Сайдуллина.

Резко повернув голову по направлению к подъезду, Рустам истошно заорал:

– Вади-им!!! Ва-а-ади-ик!!! – не выдержав сдавившей виски боли, он упал на колени. – Вадик... Ну помоги же, Вад...

Слёзы полились из его прозревших глаз, но он не вытирал их. Не в силах пошевельнуться, он трогал руками воздух, и чувствовал, как кровь из лопнувших в голове сосудов наполняет маленький резервуар. «Гематома. Ге. Ма. То. Ма» – пульсировал в голове страшный ребус.

Внезапно боль прошла. Точнее, она отступила на второй план, и Рустам понял, что в его распоряжении осталось очень немного времени. И даже ещё меньше. Это было неправильным, нелепым. Так нельзя, ведь он только что осознал, как глупо вёл себя всю жизнь: ведь он двадцать с лишним лет, с тех пор, как научился говорить, называл подъезды «парадными»! Он исправится. Он всё сделает по-другому. Он обещает.

Перед глазами возникла гипертрофированная кошачья морда. «Мяу?!,» – требовательно спросил зверь. Глупо моргая, он уселся напротив Сайдуллина, переводя взгляд с него на подъезд, и обратно. Тварь словно недоумевала – как же так, ведь путь свободен, в чём же дело?..

Возле скамейки послышались слабые причитания. Но, судя по дребезжащему тембру, голос принадлежал не Раде, а незнакомой пожилой женщине. Сделав последнее усилие, Рустам повернулся. На скамейке сидело безжизненное тело маленькой феи, а возле него, немного наклонившись, стояла седовласая старушка. Потрогав разодранную сонную артерию девочки, старушка перевела взгляд на сладкую парочку. «Ой... Как на Крупскую похожа... – почему-то подумал Сайдуллин. – Хотя нет, не на Крупскую... Ой... А на кого же она похожа?..» Кот, выгнув спину, яростно зашипел.

Старая женщина выпрямилась, укоризненно посмотрела на Рустама, покачала головой, и небрежно махнула рукой на кота. В то же мгновение зверь взлетел в воздух, сделал некрасивое сальто, и с размаху ударился об алюминиевую банку «Чёрного Барса». Его шёлковое тело уменьшилось в размерах, сделалось плоским и точно накрыло изображение грациозной  кошки, изображённой на пивной таре. Через долю секунды двумерный кот полностью слился с логотипом.

Рустам почувствовал, что маленький резервуар в его голове переполнен. «Ге. Ма. То».  Усталость, накопленная за двадцать пять лет бессмысленного мертвения, взяла своё. «Ма. Ге. Ма...» Перед глазами проплыла красная туча – тяжёлая и горячая, как магма, изображённая на обложке полноцветного альманаха. Больше не пытаясь открыть глаза, юноша устало лёг на поверхность тучи, и сделал последний выдох.

                *        *        *

Вприпрыжку обогнув открытый канализационный люк, девочка пошла задом наперёд, заглядывая старушке в глаза. Появившееся из-за красных туч солнце слепило её, и она щурилась, смешно наморщив носик.

– Тёть Лен... А ведь жалко его. Я ведь и не знала, что у него тромб. Нельзя было с ним так...

– Прекрати кривляться, Нарада. Иди нормально. Подожди, постой... Дай вытру. – Женщина смочила слюной носовой платок, и вытерла с подбородка девочки остатки запёкшейся крови. – Не жалко мне его. Всё равно день коту под хвост. Как бы сначала начинать не пришлось. У меня тоже всё наперекосяк пошло с этим Вадиком. Придурок редкий – обернулся в самый ответственный момент...

– Лен, а Лен... А у Русика такой классный... Хы-ы-ы... Однозначно, жалко парня...

– И ты придурок. И с каких это пор ты не видишь доппельгангеров? С котом не справиться – это вообще что-то из области алхимии...

– Да откуда ж знать... В песочнице близнецы игрались, так я сначала на них подумала...

– Не кривляйся, говорю. Подумало оно... Стареем, дорогуша! Учи теорию! Двойник у каждого один, воплотиться в двойняшек он не может! Хотя...

– Ага!.. Попалась! А давай споём... Вете-ер с моря-а дул, ветер...

– А кто про Булгакова начал рассказывать?.. А?.. То-то. Вот тебе и кот-бегемот. Чёрный барс, будь он неладен...

– Лен, а Лен... Хочешь жевачку? Классная блин... Персиковая.