Почему-то захотелось рассказать, как мы с Серёгой «кострики жгли» (с). Почему с Серегой? Конечно, мы были не вдвоём, да и Серёга не был заводилой. Тогда уже высокий, сутуловатый паренёк, резкий, впрочем. Не такой резкий, как чуть позже, уже в классе восьмом.

Тогда бандочку сколачивал один десятиклассник, и второгодник, Стас, – да он и в школу не ходил, наверное. Лето, впрочем было. Стас и его дворовая гопа тусовались на баскетбольной площадке во дворе. Площадка была обнесена металлической сеткой, для удобства игроков. Культура, блядь.

На площадке среди пацанов тёрся младший брат Сереги – Кныш, второклассник почти, вроде. Толстоватый, неуклюжий немного, ребёнок, короче.  Это уж потом, этот тогда ребенок, прошёл и Кавказ, и прочую хуйню… Пострелял до седых волос. Ну, а тогда -
Стас стал до него доябываться, до Кныша. Поджопниками его по площадке гонял. Кныш молчал. Но, когда Стас  стал плевать ему в лицо, разворачивать за волосы, кричать – терпи – снова плевать, пацанёнок разревелся и убежал. Домой.

Через две минуты из подъезда вышел Серёга. В домашних тапках. В трениках с оттянутыми коленками. Шёл быстро, легко, как-бы пританцовывая, уверенно. В руках у него почему-то были кожаные перчатки. Лето. Все, не отрываясь глядели на эти перчатки. Тогда не у всех были кожаные перчатки. Сзади, не поспевая за Серёгой, смешно косолапя, бежал его младший брат, Кныш, пухлый пацанёнок, лет семи-восьми. Братишка не жаловался, не плакал. Просто шёл следом.

Серёга вошёл на баскетбольную площадку, в узкие ворота, за металлическую высокую сетку, всё также слегка пританцовывая. Он на ходу натягивал перчатки. Они налезали на его руки внатяг. Он шёл прямо к Стасу.

Серёга был поменьше Стаса – восьмиклассник, вес меньше, рост. Стас облокотился об ограждение плечами, ноги чуть вперёд, голова и шея – тоже чуть отклонились от сетки вперёд. Мы приготовились выслушать гнилой базар в защиту малолеток.

Серёга подошёл к Стасу – и резко ёбнул его прямо в горло. Молча. Голова Стаса отлетела к сетке.
Потом он упёрся в его горло рукой и давил его, долго давил. О сетку. Не давая упасть.

Прежде чем отпустить – ударил по яйцам. Стас упал, корчился, слёзы текли у него из глаз, он хрипел и задыхался.
Серёга пыльным тапком повернул его лицо к себе, оглядел всех, спросил – Кому ещё мой брат не нравится? Наклонился.
И жестко, рукой в перчатке, ёбнул Стасу в голову.

Но я, почему-то, вспомнил, как Серёга женился первый раз.
Вообще говоря, я не могу назвать Серёгу бабником. Он особенно за девками и не бегал. Да, к его пятому курсу, высокий, не супернакачанный – просто знакомый с железом парень. Почти ботаник. В лидеры не лез. В незнакомой компании в записные шутники в очередь не становился. В начале пьянки – больше слушал. Потом начинал отпускать реплики, и в конце, почему-то рядом с ним оказывалась самая желанная в компании девушка и ещё куча новых друзей. Хуй знает, почему так у него получалось. С виду тихий, ироничный парень.
Хуй знает.
Смешно, что к нему никто из-за девушек не лез морду бить. То есть, бить хотели, но быстро остывали. По-моему, он ни разу из-за баб даже и не дрался. Почему?
Хуй знает.
Почему он перебал столько девушек?
Хуй знает.

Влюбился он в одну заводную брюнеточку. В институте, на переменке, около неё всегда пять – шесть пацанов околачивалось. Предложения ей делали всякие – не сомневаюсь. Как всех Серёга отшил – не знаю. Но далее – с его слов.

Оказалась она целкой. Типа, дам только будущему мужу. Ну хуле – конец 70-х, целка - обычное дело. Ну в подъезде, конечно, сладкую, провожая, прижмёшь к батарее, ручку ей в текущую песдёнку, клиторочек ласково потрогать, грудь открыть….. Сосочек поласкать.. Хуй ей, нежной в руку положишь… Стонет, изгибается.. Девка течёт, 20- лет, вся горит, а как-бы и негде, и мораль строителя коммунизма еблю вне брака тоже не проповедует почему-то.

В итоге – дело – к свадьбе.
Рассказывает, приехали как-то к её родителям, а их дома нет. Сразу в постель, разделись. Без ебли, конечно. Девка, говорит, вся течёт, струёй, блядь. У меня хуй аж звенит – как струна очень большого контрабаса. Она легла на меня сверху, спиной к моей груди… Трётся упругой задницей о мой хуй, вся в смазке, как новогодний бутерброд в масле… Перевернул её на животик… Просунул ей между ног, потереться о половые губки… Губки все распухли, жарко, влажно, аккуратно хуем  вожу между половых губ..
И – вдруг – понимаю, что я  - в песде. В прямом смысле. А по-последствиям, может, и в переносном. Потому что жениться ещё не решил.
Быстро вынул. Целку разгорячённую – не порвал, и кончить не успел.
Продолжили. Положил её в кресло, раздвинул аппетитные ножки в разные стороны, раздвинул набухшие половые губы, стал натирать между ними половой хуй – как он норовил вскользнуть во влагалище, еле прикрытое белыми одеждами невинности! – и тут он начал кончать. Впервые на глазах у своей красатули Оленьки. Ей на животик.
Девчонка закричала от страха и непонимания – что это?! Что это?!
А Серёга кончает.
Она – А-аааааа
А он кончает, и кончает, падонок. Воздерживался долго. Любовь, блядь.

Лишил он её девственности попозже, совершенно банально, по взаимной договорённости. А вскоре и заявление в ЗАГСик  подали.

Тут Серёге на военные сборы, на месяц. В июле. В августе – свадебка. Невеста ему говорит – хуле я здесь сидеть буду, пока ты на сборах. Я полюбуюсь красотами Кавказских гор вместе с подругой, по турпутёвке. А дня за три перед свадебкой и встретимся. А родители всё к торжественному бракосочетанию юной девы и многоопытного практически мужа и подготовят.

Встречает Серёга невинную невесту после отпуска.  Радостный, хуй стоит в предвкушении. Счастливая невеста, радость очей. Невинное создание. Везёт её к себе домой. Ебать и к бракосочетанию готовить.
Оленька рассказывает про поездочку по Осетии, Чечне и прочим Ингушетиям. Как безумно красивые, но наглые кавказцы преследовали невинных девушек. Как была непоколебима стойкость Оленьки и её подружки. Как две дурочки из их группы поехали в горы с местными на шашлык, и как их привезли утром всех избитых. Как они, Оленька и её подружка, умные девочки, смеялись над этими дурёхами. Потому что они-то всё делали правильно.

Привёз её Серёга к себе домой, выебал сразу, без гандона, само собой, чем-то они предохранялись. Запах ему сразу как-то из песды не очень понравился. Неприятный какой-то. И текло из неё уж очень. И без ебли текло тоже.
С запахом определился – гнилого мяса. Симптомчик наличия трихомонады в песде. Проявляется – через две недели после заражения.

Объяснил невестушке её проблемку. Откуда – он спрашивает. От полотенца грязного – отвечает. Не песди, говорит. Побежала звонить кому-то. Вернулась.

Объясняет – изнасиловали кавказцы злые. Пригласили двое ласковых и неотразимых из местной обслуги посидеть у них в домике, водки попили, подруга с одним куда-то ушла, а другой  - как схватил, отнёс на кровать панцирную, и хуй засунул. Только под утро и отпустил. Но – не кончал в неё.  Поэтому, откуда такая напасть – непонятно.

Выслушал Серёга полную драматизма историю. Свадьбу не отменить. Гости уже съезжаются с городов и весей. На кавказ, отношения выяснять, почему-то не поехал. Послал невестушку к врачу. А запашок от неё уже на полтора метра раздаётся.

Так они и пришли в пафосный  Дворец Бракосочетания на Английской набережной, где позже некто А.Б. сочла возможным сочетаться с неким Филей.
От невесты в белом платье с фатой - гнилым мясом  шмонит – духами не перебьёшь. Жених – по радости на лице - вылитый каторжанин.
Интерьеры – Дворцовые. Запахи – помоечные.

Так трихопол в медовый месяц и попринимали. Никакого секса, йопт.

Слова Серёга ей грубого никогда по этому поводу не сказал. Забыл просто этот ничтожный эпизод.
Сына  ему родила.
Развелись лет через десять. По её инициативе. Рыдала при разводе навзрыд.
Много раз хотела вернуться.
Но у Серёги всё просто – ушла – значит – навсегда.

Ах, да.. Я же про кострики хотел рассказать..
Да кому они нахуй нужны, эти кострики.