С Наташкой Блиновой я в универе училась. Охуительная личность. Рожей на собаку колли похожа, но сложена на редкость удачно. Всегда в туфлях ходила. Зима-не зима – пох, в шубе и в туфлях. Всегда приносила с собой домашнюю еду. Суп в литровой банке. Все в буфет идут, а Наташка – к окну встанет и супец хлебает.

Речь у нее изумительная была. Узнаваемо ей удавалось произносить два звука: Ы и мягкий знак. Остальное – пиздец, какая каша во рту: «Фвсё тевощки выфорите отсссуда нато прафетдрить адиторию! » В смысле: «Все, девочки, выходите отсюда, надо проветрить аудиторию». Хер знает, как ее преподаватели понимали. Помнится, кто-то из преподов раз не выдержал: «Хоссподи, Наташа, как вы потом работать пойдете!» Пожалел типа. На что Наташа ничуть не смутившись ответила: «Ая нифуда непаду я на кафендре оштанушь!» Препод стёк.

Я Блинову более-менее понимала. Меня даже переводить просили. Она со мной разговаривала часто. Как-то она возомнила себя сильно современной и стильной, приперлась на занятия с большой спортивной сумкой, а из сумки теннисная ракетка торчит. В те времена в теннис даже Борис Ельцин еще не играл, это был редкий и диковинный спорт, ракетка стоила как пол-автомобиля. И вот ходит Наташка с этой сумкой по универу туда-сюда, туда-сюда. Уже бля по всем этажам прошлась – никто на ракетку внимания не обращает. Да всем по хуй, у всех свои дела, а Блиновой страсть как хочется, чтоб у нее спросили: «Че, Наташа, большим теннисом занимаешься?» И позавидовали бы. Или хотя бы полюбопытствовали, сколько ракетка стоит. А никто не любопытствует. Отчасти оттого, что, повторюсь, всем по хуй, а отчасти оттого, что спрашивать смысла нет никакого. Опизденеешь, пока ответ выслушаешь, и нет никакой гарантии, что разберешь, о чем речь. А в лекционной Блинова всегда передо мной садилась. Или позади. Но рядом. Не спрашивайте, почему, я не знаю. Может, потому что я ее все же худо-бедно понимала. И вот сидела она передо мной, сидела… Сумка с ракеткой торчащей – на парте. Не вынесла душа поэта. Но ведь не крикнешь же: «Народ, блять, посмотрите на мою ракетку!» Нахуя такая прямота. Да с такой дикцией. Наташка повернулась ко мне и спрашивает: «Фейла, у миняу хлаза ни кфасные?» Я удивилась, конечно. Посмотрела ей в глаза. Не, говорю, не красные. И заткнулась. А че я еще ей скажу, раз не красные. Наташка увидела, что разговор чуть завязавшийся спасать надо. «А то, - говорит, - я фиводня фцю нощь ф тенниф играла!» Во, бля. Учитесь политесу. Как беседу к теме издалека подводить.

Много еще про Блинову рассказывать можно. Как она решила картины из перьев делать и перья по всему городу собирала. Воробьи охуели. Потом она перья на хост лепила и звала однокурсников оценить шедевр. Я не видела. Девки потом рассказывали – ни хуя не поняли, чё на этой картине изображено, перья да перья. Стали спрашивать у автора на предмет сюжета  - еще больше ни хуя не поняли. Потом выяснилось, что Блинова не только говорит плохо, она еще и слышит не важно. Потом уточнили – она слово «Дай» плохо слышит, а слово «На» - очхорошо. Потом она госы не сдала, и я ее из виду потеряла. Говорили, что она и на второй год госы провалила. Что вышла замуж за мужика вдвое старше и живет в частном секторе, чуть ли ни курей разводит. А хули, в туфлях-то… Зато перьев много.

Че я ваще про нее вспомнила? Да потому что. Иду сегодня по проспекту. И висит охуительных размеров плакат рекламный. Весь торец дома прикрывает. Баба в шубе. Прославляет торговый дом «Снежная королева». Так вот, я эту морду собаки колли ни с кем не перепутаю. Модель теперь наша Блинова. Вот так!

2005